Читать интересную книгу Как я стал летчиком - Павел Головин

Отец тоже ворчал:

— Учишься плохо. Чем у тебя голова забита? Летчик! Дождешься — выгонят из школы. Куда пойдешь? Неученого теперь и в пастухи не возьмут.

А учился я, правда, неважно. Ленился очень. Сижу в классе на уроке, а мысли нивесть где далеко. Мечтал, как стану летчиком. Мне тогда казалось, что для этого только одно и нужно: большим вырасти. А летать, мол, научусь. Я — смелый.

Сейчас смешно об этом вспоминать, какой я был глупый тогда. Не знал, что, прежде чем стать летчиком, нужно много учиться. На учебники школьные смотрел с неохотой. Что в них толку? Зачем они мне? Я ведь не задачи решать буду, а летать. Бывало не дождешься, когда уроки в классах кончатся. Едва пробьет звонок — пулей из школы и бежишь что есть духу по кривым нашим улицам к Павлу Ивановичу.

Павел Иванович заменил мне дядю Гришу.

Когда окончилась гражданская война, он приехал в наш город. Что он делал на войне, этого я сейчас не помню. Знаю только, что летчиком он не был. Почему им не сделался, тоже не знаю. А мечтал «полетать» не меньше, чем я — мальчишка.

Жил Павел Иванович у нас в городе: работал в каком-то учреждении, а в свободное время мечтал. Ему хотелось построить свой планер. Вы, конечно, знаете, что такое планер? Он похож на маленький самолет, только мотора и пропеллера у него нет, а поэтому сам он взлететь с земли не может. Если же запустить планер в воздух, то он будет летать, или, как говорят планеристы, «парить». На нем можно высоко взлететь, улететь за сотни километров и вернуться обратно. Как летают на планерах, я расскажу потом, когда речь зайдет о том, как я сам стал планеристом.

Сейчас планер — не диковина. В каждом городе и даже во многих колхозах есть планеры, и на них учатся летать молодые планеристы. Каждый, кто пожелает, может поступить в планерную школу и стать планеристом. А планеры у нас строят на специальном заводе, и стоят они недорого: в четыре раза дешевле грузовых автомобилей. Но в то время, когда я был мальчишкой, ничего этого не было: ни завода, ни планерных школ, да и планеристов было мало — несколько десятков человек на весь Советский Союз.

Научиться летать на планере — дело не хитрое. Был бы только хороший планер да инструктор. А вот самому построить планер — куда мудренее! Не всегда это удается. Бывает и так. Построят планер. С виду, посмотреть, красивый, всё, как полагается. А запустили его в воздух — он и не летает. Значит, какая-то ошибка в конструкции — неверно сделали расчет. Вся работа пропала даром — начинай все сначала.

Прежде чем начать строить планер, готовят на бумаге чертеж. На этом чертеже обозначено, какой вид будет у планера, какой размер у каждой его части. Это называется расчетом. Расчет составляет конструктор планера. Потом с этих чертежей снимают мерку и по этим меркам выпиливают из фанеры части будущего планера. Он весь строится из фанеры и полотна.

Когда отдельные части готовы, начинают монтаж планера: части его скрепляются вместе, потом покрываются краской, и планер готов. Он стоит на земле, красивый и стройный, похожий на большую стрекозу. Но впереди еще самое трудное: испытание его в воздухе.

Когда Павел Иванович задумал строить свой первый планер, он собрал вокруг себя ребят постарше, устроил в сарайчике столярную мастерскую, достал несколько листов фанеры и принялся за работу. Слух об этом быстро разнесся по городу.

В то время у меня был приятель Борька, мой сверстник и школьный товарищ. Решили мы пойти посмотреть, что делается у Павла Ивановича. Помню, пришли, потолкались в мастерской, послушали, о чем говорят там, ничего не поняли и остались недовольны. Нас, разумеется, никто не заметил, потому что мы с Борькой были еще маленькие, а в мастерской работали большие ребята, комсомольцы. Они были такие важные и с таким серьезным видом бегали по мастерской, что Борька не вытерпел и фыркнул:

— Гляди, как задаются!..

Поглазели мы на чертежи и плакаты, развешанные по стенам мастерской, недоверчиво пощупали фанерные листы и всё, помню, переглядывались и ухмылялись.

Что же это за самолет из дерева? Разве игрушечный?..

К нам подошел сам Павел Иванович, оглядел нас внимательно, заметил наши недоверчивые улыбки и усмехнулся:

— Вы, ребятки, чьи?

— Из школы, — ответили мы.

— Интересуетесь?

Тут Борька не вытерпел и спросил:

— А что, дяденька, самолет будет взаправдашный?

— Это не самолет, а планер.

— Значит, игрушечный?

Павел Иванович засмеялся:

— Разве я маленький, чтобы играть? Построим настоящий планер, не хуже, чем за границей делают.

— А летать будет?

— И люди на нем летать будут!

— На щепочках? — не выдержал Борька и рассмеялся.

Но Павел Иванович не обиделся.

— На щепочках и летать будем, парень! Вот как! Увидишь — ахнешь!

Борька недоверчиво покачал головой. Павел Иванович попрощался с нами и пошел было из мастерской, но с порога вернулся и опять подошел к вам.

— Вот что, ребятки, — сказал он, — завтра будете в школе, спросите там у товарищей своих: кто умеет выпиливать лобзиком, пусть ко мне приходит…

— А зачем?

— Работа есть — выпиливать из фанеры планерные части.

— Погон умеет, — кивнул на меня Борька.

Я молчал. Павел Иванович серьезно посмотрел на меня и что-то соображал. И был тогда худенький, болезненный, замухрышка. Может быть, ему и не хотелось такого брать в мастерскую.

— Хорошо умеешь выпиливать? — спросил он недоверчиво.

— Хорошо! — смело отвечал я, потому что и правда умел ловко орудовать лобзиком. Выпиливал из фанеры разные штучки, рамочки для фотографических карточек, подставки для перьев, полочки для книг — по любому рисунку.

— Ладно! — решил Навел Иванович. — Приходи завтра после уроков сюда: будешь помогать строить планер.

— Ловко! — крикнул Борька в толкнул меня локтем вбок, — А летать его возьмете, дяденька?

— Летать? — переспросил Павел Иванович. — А разве ему хочется?

Я изо всей силы ущипнул Борьку: молчи, мол! Но мой приятель, как назло, разболтался — удержу нет.

— Страсть как хочется! — смеялся он, подмигивая Павлу Ивановичу. — Только об этом и думает. Он у нас — летчик! Тетя Варя, мать его, выпороть грозится за то, что он на зонтике хотел улететь.

— Что же, ее улетел?

— Улетел! — ликовал Борька. — С крыши да прими в навозную кучу головой! А зонтик сломался. Он старый был…

Пока Борька рассказывал, вокруг собралось иного народу, и все смеялись: и Павел Иванович, и Борька, и ребята-комсомольцы. А я стоял красный, как свекла, и не знал, что мне делать: разреветься от обиды или кинуться на Борьку и трепать его за вихор, пока не замолчит.

Когда все досыта насмеялись, Павел Иванович вытер глаза — он от смеха даже заплакал — и сказал мне ласково:

— Не беда! Когда-нибудь по-настоящему полетишь. Не сразу дело делается. Подожди, пока вырастешь… Тебя как зовут-то?

— Пашкой…

— Ну вот, брат Павел, приходи завтра помогать. А зонтиков не ломай больше. На зонтике, брат, все равно далеко не улетишь!

Глава III

«ВОРО́НЫ»

Так началась мня работа в мастерской инструктора планеров Павла Ивановича Лебедева. Каждый день после уроков я приходил к нему, становился к своему верстаку и начинал лобзиком выпиливать из фанеры разные штучки. Работа нетрудная. Начертят мне на фанерном листе фигуру, а я ее и вырезаю. Главное, чтобы аккуратно получалось.

Пилил я, пилил и соскучился. Проще говоря, надоело! Каждый день одно и то же! А главное, не знал, зачем эти штучки нужны. Пробовал спрашивать у товарищей — отмахиваются.

— Знай свое дело: пили! А рассказывать тебе — все равно не поймешь. Тут, брат, геометрию знать нужно!

Ладно, думаю, геометрию! Зачем тут геометрия? Здесь не школа. Мне в школе эта геометрия надоела. Обидно стало, зачем от меня скрывают. Однажды принесли мне выпиливать по чертежу, а я и уперся. Скажи да скажи, как эта штука называется. Иначе не буду выпиливать!

Пришел Павел Иванович. Узнал, в чем дело. Засмеялся.

— Ты будешь выпиливать нервюры для хвостового оперения. Понял теперь?

Я на него поглядел волком. Конечно, ничего не понял, а заупрямился.

— Понял!

Еще скучнее мне от этого стало. «Нервюры!» Ишь, слово-то какое! А что оно значит, поди разбирайся. «Хвостовое оперение». Что за штука? Неужели у планера в хвосте перья будут? Тоска меня взяла. Хожу сердитый, и работать не хочется. Павел Иванович и это заметил. Как-то вечером позвал к себе в комнату, усадил на стул, сам сел напротив.

— Ну, рассказывай, брат Павел, в чем дело?

Я ему и рассказал… про все… И про дядю Гришу, и про мечту свою, и про то, как мать с отцом меня ругают, что я учусь плохо. И того не скрыл, как отец мой не раз грозился пойти к Павлу Ивановичу и отругать его, зачем, мол, мальчишку — меня то есть — от дела отбивает. Ему, мол, учиться нужно, а он в столяры поступил.