Читать интересную книгу Завещание - Рекс Стаут

Гигант мысли и директор колледжа Мэй поразила меня. Была она очень миленькой. Только потом, увидев, как она умеет решительно сжимать губы и при необходимости резко обрывать собеседника, я пересмотрел свое решение, но первое мое мнение было таково: симпатичное, безвредное и не совсем престарелое создание.

Джун, иначе миссис Данн, казалась миниатюрнее младшей сестры, весьма худощавой, чтобы не сказать тощей, была седой и какой-то неспокойной. Глаза ее выдавали человека, который никогда не был удовлетворен. И не будет.

Вот что у них было одинаковым, так это лбы – широкие, с сильно обозначенными впадинами висков и глубокими глазницами.

Джун взяла на себя церемонию знакомства. Сначала представилась сама, потом назвала сестер и двоих мужчин, которые пришли вместе с ними: мистер Стоффер и мистер Прескотт. Стоффер выглядел лет на сорок – сорок пять. Он бы вполне сошел за интересного мужчину, если бы не следил так за своим лицом. Очевидно, он придерживался какого-то определенного жизненного принципа.

Второму, Прескотту, было, вероятно, около пятидесяти. Среднего роста, с округлым брюшком, которое наводило на подозрение, что если он наклонится завязать шнурки, то выпрямиться уже не сможет. Правда, с грандиозной глобальностью Ниро Вульфа его полнота не шла ни в какое сравнение. Я узнал этого человека, как-то в газете мне встретился его портрет. Гленна Прескотта из фирмы «Данвуди, Прескотт и Дэйвис» выбрали тогда в какую-то комиссию при коллегии адвокатов. На нем были рубашка и галстук от Метцгера и костюм за полторы сотни долларов с цветком в петлице.

Этот цветок стал причиной небольшого инцидента в самом начале беседы. До сих пор не понимаю, какую цель преследовал Вульф: напомнить ли собравшимся о своей эксцентричности, давно ставшей притчей во языцех, действительно удовлетворить свое любопытство или выиграть время, дабы оценить компанию? Так или иначе, едва они успели рассесться, как Ниро Вульф уставился на Прескотта и вежливо поинтересовался:

– Это центория?

– Прошу прощения? – У Прескотта был преглупый вид. – А, вы имеете в виду мой цветок в петлице? Право, не знаю. Я просто остановился у цветочного магазина и выбрал первое, что попалось на глаза.

– Так вы его носите, даже не зная названия?

– Конечно, а почему нет?

Вульф пожал плечами.

– Впервые вижу центорию такой окраски.

– Это вовсе не центория цианус, – нетерпеливо вмешалась миссис Данн, – у той лепестки помельче и погуще.

– Я говорил не о центории цианус, мадам, – поучительным тоном пояснил Вульф, – а о центории лейкофилле.

– Да? Такой я вообще не встречала. Во всяком случае, это не какая-нибудь центория лей, а настоящая дивертис супербус – выращенная особым способом гвоздика.

Эйприл разобрал смех. Мэй улыбнулась ей, как Эйнштейн улыбнулся бы котенку. Но Джун повела глазами, сдвинула тонкие брови, и Эйприл, немедленно угомонившись, сказала своим знаменитым «серебряным» голосом:

– Ты победила, Джун. Конечно же, это махровая гвоздика. Я совсем не возражаю против того, что ты всегда права, просто не отказываю себе в удовольствии посмеяться над тем, что кажется мне забавным. Но разве меня приволокли сюда на дискуссию по ботаническим проблемам?

– Силком тебя никто не тащил, – возразила старшая сестра, не любившая вульгарные словечки, – во всяком случае, я этого не делала.

Мэй умоляюще сложила руки.

– Бога ради, простите, мистер Вульф. Нервы у нас страшно напряжены. Понимаете, нам необходимо посоветоваться по крайне серьезному вопросу. – Тут она взглянула на меня, улыбнувшись так тепло, что я невольно улыбнулся в ответ, и добавила уже для Вульфа: – И по весьма конфиденциальному.

– Об этом можете не беспокоиться, – заверил ее Вульф. – Мистер Гудвин – моя верная тень. Без него я как без рук. А что касается ботанической дискуссии, то в ней я один повинен. Ведь это мне пришло в голову спросить о цветке. Но давайте же перейдем к вашему серьезному делу.

Раздался недовольный голос Прескотта:

– Мне объяснить?

Махнув рукой, чтобы погасить спичку, которой зажгла очередную сигарету, Эйприл протестующе затрясла головой.

– Вряд ли кто-то, кроме нас троих, сумеет все это вразумительно растолковать.

– По-моему, – вмешалась Мэй, – было бы лучше Джун…

И миссис Данн решительно заявила:

– Вопрос стоит о завещании моего брата.

Вульф посмотрел на нее хмуро. Он ненавидел сражения по поводу завещаний. Однажды вообще наотрез отказал весьма выгодному клиенту, заявив, что не желает воевать с мертвецом. Правда, сейчас он спросил не слишком грубо:

– Разве у вас какие-то осложнения?

– Да. – Голос Джун звучал язвительно. – Но сначала я бы хотела заметить, что вы детектив. И несмотря на то, что детектив нам не нужен, я настояла обратиться именно к вам. О, нет, ваша репутация здесь ни при чем, просто когда-то вы помогли моей приятельнице миссис Левеллии Фрост. Тогда она была еще Мак-Нэйр. О вас и муж мой высоко отзывается. Как я поняла, вы в свое время сделали нечто важное для государственного департамента.

– Благодарю, миссис Данн. Но вы же сами сказали, что сыщик вам не нужен.

– Верно, зато совершенно необходим способный, находчивый, напористый и не слишком разборчивый в средствах человек.

– Иначе говоря, вы, мистер Вульф, – подвела черту Мэй.

Тот даже не глянул в ее сторону. Он смотрел только на Джун.

– И что от меня требуется?

Я наконец определил, какая деталь в лице миссис Данн нуждается в «регулировке». Глаза у нее были ястребиные, а вот нос, которому следовало бы иметь форму клюва, чтобы гармонировать с ними, был прямым и изящным. Так что во все время разговора я предпочитал смотреть на Эйприл.

– Боюсь, эти услуги покажутся вам весьма специфическими, мистер Вульф. Муж уверяет, что дело тут безнадежное и поможет в нем только чудо, но он всегда отличался излишней осторожностью и консерватизмом. Вы, конечно, знаете, что брат умер во вторник, три дня назад. Хоронили его вчера днем. А вечером мистер Прескотт, поверенный брата, прочел нам завещание. Содержание этой бумаги нас не только поразило, но и буквально шокировала. Всех без исключения.

Вульф издал еле слышный звук, которым обычно выражал неудовольствие. Я-то прекрасно понимал его значение, но людям, не знакомым с Вульфом так близко, это хмыканье вполне могло покачаться сочувственным.

– Подобные предприятия, – сухо заявил Вульф, – никогда бы не имели места, если бы налог на наследство равнялся ста процентам.

– Возможно. Признаться, я над этим вопросом не задумывалась… Только дело то вовсе не в том, что мы обманулись в размерах дарственных. Все обстоит куда более скверно…

– Прошу прощения, – негромко прервала ее Мэй, – но меня как раз первое коснулось: брат обещал миллион долларов в фонд науки.

– Я просто хочу объяснить до конца, – нетерпеливо махнула рукой Джун. – Естественно, ни одна из нас не рассчитывала на скорое наследство от Ноэля. О его капиталах мы знали, конечно, но посудите сами: человек сорока девяти лет, превосходного здоровья… – Она повернулась к Прескотту. – По-моему, Гленн, разумнее всего мистера Вульфа с этим завещанием ознакомить.

Адвокат откашлялся.

– Я должен снова напомнить вам, что коль скоро это станет достоянием широкой публики…

– Мистер Вульф все сохранит в тайне, не так ли?

Вульф наклонил голову.

– Безусловно.

– Ну что же… – Прескотт снова покашлял и повернулся к Вульфу. – Во-первых, мистер Хауторн оставил единовременные вознаграждения слугам и сотрудникам, всего на сумму шестьдесят четыре тысячи долларов. Во-вторых, по сто тысяч своим племянникам, детям миссис Данн. И столько же в фонд науки Варнейского колледжа. В-третьих, пятьсот тысяч супруге. Детей у него не было. Ну и, наконец, яблоко сестре Джун, грушу сестре Мэй и персик сестре Эйприл.

Вид у адвоката был смущенный.

– Причем могу вас заверить, что мистер Хауторн, который был не только моим клиентом, но и другом, никогда не отличался чудачествами. В приписке к завещанию говорится, что сестры его даже в этих посмертных дарах не нуждаются, просто он презентует их как знаки своего уважения.

– Интересно. Скажите, было ли таким образом охвачено все его состояние? Получается примерно миллион долларов?

– Нет. – Прескотт окончательно сник. – С учетом всех налогов получается еще миллионов семь. Или чуть меньше. Все это предназначено женщине по имени Нейоми Кари.

– Женщине, – вздохнула Эйприл. Она не возмущалась, не негодовала, просто констатировала печальный факт.

Вульф тоже вздохнул.

А Прескотт продолжал:

– Завещание было составлено мною, в соответствии с инструкциями мистера Хауторна, взамен другого, трехгодичной давности, и датировано седьмым марта 1938 года. Документ хранился в специальном несгораемом шкафу в конторе нашей фирмы. Я упоминаю об этом факте, учитывая вчерашнее высказывание миссис Данн, что мне следовало сразу же ознакомить ее с содержанием бумаги, как только она была подписана. Естественно, никакого права я на это не имел, поскольку…