Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет еще. Да я и не знаю, что ему ответить.
— Напиши, что он тебе не нравится.
— Да что ты! Скажи, почему тогда давно, когда мы еще были школьницами, и я и ты так внимательно слушали его, боялись пропустить слово, а теперь я как-то спокойна к его высказываниям?
— А я все его объяснения слушаю только потому, что их надо слушать. «Старик» ждет твоего решения. Это точно. Уж ты мне поверь. И надо ему прямо сказать обо всем.
— Я согласна. Да ведь я почти все уже решила, я…
— Ой, посмотри — осветительная ракета! — прервала ее Зюе.
Соа так и не успела сказать подруге, что же она решила…
…Они не слышали рева моторов самолета, летящего в темном ночном небе. Светящаяся авиабомба неожиданно, как в сказке, повисла над хутором. Мгновение она горела пурпурно-красным огнем, потом запылала белым светом. Это был какой-то особенный свет. Он не был похож ни на свет лампы или солнца, ни на мерцание звезд. Этот свет принесли сюда американцы. И он вызывал в людях страх.
Во дворе тетушки Кон дети еще не успели собрать после ужина миски и палочки. Свет, вспыхнувший в поднебесье, на мгновение ослепил мать, и она закрыла глаза рукой. Быстро убрав миски, мать вместе с детьми бросилась в убежище.
— У тетушки Кон не погашен свет! — закричал кто-то из соседей. Услыхав этот крик, мальчик мигом вылез из укрытия. Через несколько секунд, показавшихся матери вечностью, он вновь спрыгнул в щель:
— Погасил!
И в тот же миг над головой раздался тягучий, леденящий душу рев моторов.
Вдруг, словно вспомнив что-то важное, женщина повернулась к детям:
— Сидите тихо, я сейчас вернусь!
— Ты куда, мама? — встрепенулась девочка.
— Я сбегаю к тете Виенг и сразу же вернусь.
— Без меня не смейте выходить, слышите? — Выбравшись из укрытия, она услыхала, как сын сказал ей вслед:
— Если сразу не возвратишься, я пойду тебя искать.
Хижина тетушки Виенг, которая была женой младшего брата покойного мужа тетушки Кон, находилась по соседству. У тетушки Виенг было осложнение после преждевременных родов, и ей прописали постельный режим. Женщина понимала: болезнь ее ложится новым бременем на семью в такое трудное время, и потому делала вид, что чувствует себя неплохо. На самом же деле самочувствие ее было неважным. В этом мог убедиться каждый, увидев ее мертвенно-бледное лицо с запавшими глазами.
Увидев тетушку Кен, больная хриплым голосом спросила:
— Они, наверное, много ракет пустили, раз так светло?
— Много, — Коротко ответила тетушка Кон, давая понять, что ее не интересует, сколько осветительных бомб сбросили американские летчики. — Послушай, сестрица, давай я перенесу тебя в убежище. Ты ведь сама туда не доберешься.
— Нет, нет! — возразила тетушка Виенг. — Возвращайся к детишкам, они ведь одни, им, наверное, страшно, бедняжкам. Зачем этим стервятникам стрелять по моему дому, я ведь и так лежу больная…
Самолеты нудно ныли где-то над хижиной.
— Ладно, кончим спор! — сказала тетушка Кон. — Слышишь, он кружит прямо над нами. Пойдем-ка в укрытие.
Заботливые руки подняли больную. И откуда только бралась сила в этих слабых женских руках? На песке от дома к укрытию протянулась цепочка следов, оставленных тяжело ступавшей женщиной.
Самолет, выходя из пике, завыл. Послышался взрыв. Никто не смог бы точно сказать, куда упала бомба. Ясно было одно — она взорвалась где-то посреди хутора.
Женщины, уставшие одна от боли, другая от тяжелой ноши, поддерживая друг друга, сползли в вырытую во дворе яму — укрытие. Устроив подругу поудобней, тетушка Кон проговорила:
— Ты полежи здесь, а я побегу к малышам. Им, наверное, страшно без меня.
Тетушка Виенг видела, как тетушка Кон вылезла из ямы и побежала по двору. Потом ее закрыл черный столб дыма. Больная потеряла сознание…
…Когда Соа и Зюе прибежали на хутор, все стихло. На месте хижины тетушки Виенг дымилась груда развалин и обгоревших пальмовых листьев. Нетронутым остался лишь сруб пересохшего колодца.
Односельчане, подоспевшие раньше девушек, поторапливая друг друга, откапывали обвалившиеся убежища во дворах у тетушки Виенг и тетушки Кон.
У Соа не было времени бегать в поисках лопаты или мотыги. Она опустилась на колени и стала рыть руками, набирая песок в пригоршни и отбрасывая его в сторону. Песчаная пыль забивалась под кофточку, слепила глаза, но девушка продолжала копать…
Рядом с ней размеренно работал киркой секретарь партячейки и политрук отряда ополченцев Кань. Немного дальше Соа увидела своего отца. Пыль стояла столбом. Дым от взрыва еще не рассеялся. Черная пелена окутывала хутор, и в этом кромешном аду никто не заметил, что над землей царствует чудесная, лунная ночь.
Яма становилась все глубже и глубже. Уже освобождены колья, укреплявшие стенки убежища тетушки Виенг. Убежище было неглубоким и поэтому оказалось ненадежным. Наконец показалась крыша, вдавленная взрывом в яму, а под нею лежала тетушка Виенг.
Женщина была жива. Руки покрывали глубокие царапины. Изо рта тонкой струйкой сочилась кровь. Люди столпились возле нее. Через какое-то время она пришла в себя и чуть слышно спросила:
— А где тетушка Кон?
Ее вопроса не расслышали. Тогда тетушка Виенг снова чуть слышно заговорила. Люди смолкли. И тут тетушка Виенг поняла, что никогда больше не увидит своей подруги.
Женщина вновь потеряла сознание… Она пришла в себя уже после того, как откопали детишек тетушки Кон. Виенг знала, что ей нужно лежать, но сейчас это было невозможно. Собрав остаток сил, она подползла к группе односельчан, окруживших двух сирот, обняла испуганных детишек, которые были настолько потрясены случившимся, что даже не плакали.
Хриплым, прерывающимся голосом тетушка Виенг стала успокаивать их:
— Не погибла ваша мама, нет. Я здесь, кровиночки вы мои. Я никому не отдам вас…
Подошел Кань. Он взял мальчугана на руки, а Соа велел забрать девочку. Соа заметила, что рубаха на плече Каня намокла.
— Батюшки, да ты, никак, ранен!
Она разорвала рукав рубашки и увидела, что плечо в нескольких местах здорово поцарапано, а в предплечье засел осколок. Из раны сочилась кровь.
— Видишь, я легко отделался. Ничего… оставь. Лучше позаботься о детишках и о тетушке Виенг.
Соа положила малыша на носилки.
В этот момент откуда-то прибежал муж тетушки Виенг. На плече у него висела винтовка. Он стоял и смотрел на людей, на мальчика, лежащего на носилках, на жену. К горлу подкатил ком…
В небе, спускаясь на парашюте, догорала осветительная бомба. В призрачном свете луны она, казалось, подмигивала израненной земле.
2
— Вчера в семидесяти трех семьях наши односельчане справляли поминки. Девяносто пять человек колонизаторы убили в нашей деревне в годы Сопротивления. Сегодня американцы убили еще трех. Значит, в будущем году будут поминать уже девяносто восемь, и среди них дочь тетушки Кон, которую так и не удалось спасти…
Дыок говорил тихо, словно обращался не к дочери, а размышлял вслух. Перед глазами встали тревожные картины прошлого… Вот на окраине хутора взметнулся в небо столб пламени. Какой-то человек, явно нездешний, пытается скрыться, и Дыоку пришлось тогда немало потрудиться, чтобы взять его живым. Много женщин и детей погибло в ту темную ночь…
— А что делать сейчас? Не плакать же всей деревней, чтобы о горе узнала округа и крестьяне из соседних поселков прибежали на хутор. Нет, сегодня ни в одной хижине не плачут. Люди словно сговорились. Залатаны пробитые крыши и стены. Спрятаны окровавленные, рваные рубашки. Погибшие должны совершить свой последний путь… Уходя из жизни, они оставили живым всю свою ненависть — и на сегодня, и на будущее.
Разговаривая с дочерью, Дыок чувствовал, как его все сильнее охватывает ненависть к этим воздушным пиратам. «Ну погодите, — думал он. — Недолго вам осталось летать над нашей головой!»
Дыок сидел под молодым бамбуковым деревцем. Ночью во время бомбежки ему опалило лицо, и теперь щеки и лоб его горели. Редкие седые волосы рыбака шевелил ветерок. Дыок, задумавшись, прикусил нижнюю губу и тяжело дышал. Вид его говорил о глубокой скорби и большой решимости.
Соа сидела неподалеку и рассеянно слушала уже знакомые ей рассуждения отца. Она понимала, что старику хочется, чтобы дочь поддержала разговор, но тем не менее молчала. Да и к чему разговоры, столько раз уже говорено-переговорено. Отец знает, что дочь согласна с ним.
Девушка протирала велосипед старшего брата, которого, как и отца, звали Дыок. Брат был бережлив, да и к тому же не такое простое дело — купить велосипед! Поэтому, прокатившись на велосипеде брата, Соа каждый раз тщательно протирала его.
«Они наверняка что-то замышляют, раз с самого раннего утра в небе их самолеты, — думала Соа. — Да еще эта неожиданная ночная бомбежка. Надо узнать, возвратился ли военный корабль, который ушел третьего дня… А еще нужно достать лекарства для тетушки Вьепг и сказать в ячейке, чтобы ребята пошли по хутору и раздобыли одежду для ее приемного сына, — перебивали мысли одна другую. — А тут еще Зюе со своими разговорами о «старике». Сегодня утром они должны встретиться: «старик» ждет от нее ответа. Он, разумеется, хочет, чтобы она все ему сказала, а сделать это трудно».
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Горячий песок - Марина Петровна Крумина - Рассказы / Прочее / О войне
- Морской охотник. Повесть - Николай Чуковский - О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне