надо было распушить, перед тем как прикрепить к стволу. Это была искусственная елка, но у нее был запах. Не хвойный, а сладковатый, загадочный. Папа вставлял веточки в ствол «по росту»: внизу располагались самые длинные, в середине — средние, а ближе к макушке — совсем коротенькие. Потом папа вешал гирлянду. Не все могли похвастаться тогда новогодней иллюминацией, кто-то обходился без огоньков на елке, а особенные счастливчики гордились гирляндой-фонариками, крупными, висящими на елке, как домики. В нашей гирлянде были просто продолговатые лампочки, раскрашенные в разные цвета, но они горели очень ярко, сочно. Лампочки были соединены так, что если не загоралась одна, то не включалась вся гирлянда. Поэтому с замиранием сердца я ждала, когда папа включит гирлянду. Будет ли светиться? Или придется папе долго и нудно выкручивать по одной лампочке, чтобы понять, какая же из них сгорела? Когда гирлянда включалась, надо было проследить, чтобы цвета распределены были равномерно, чтобы рядом не горели две, скажем, зеленые лампочки. После гирлянды наступал черед игрушек. Игрушки не покупались каждый год, это были старые знакомые, но радость от встречи с ними была «до неба». «Я так рада, до самого неба!» — часто говорила я себе в те сказочные дни. Из коробки с игрушками осторожно, затаив дыхание, чтобы не разбить, мы доставали разноцветные стеклянные шишки, чуть припорошенные снежком, причудливой формы сосульки, одни покороче и потолще, а другие — совсем тоненькие, изящные и длинные; было много разноцветных шаров: зеркальных, в которых отражался мой расплывшийся в шариковой выпуклости любопытный нос, и прозрачных, через которые все виделось зеленым, желтым или красным. Было у нас стеклянное семейство пучеглазых совушек, розовых, зеленых и синих, бригада матрешек в синих сарафанах и оранжевых платочках, но моими любимыми были игрушечные домики, маленькие, приплюснутые, какие-то округло-приземистые. На каждом домике было нарисовано окошко, а на крыше лежал снег. Это были детки той избушки, в которой «у леса на опушке» жила сама зима, где она «снежки солила в березовой кадушке». Как мне хотелось, чтобы в окошках этих домиков зажегся свет! Я даже пыталась заглянуть через это окошко, чтобы посмотреть, как же все там, внутри, устроено. Там непременно должны быть сундуки с самоцветами, как в сказке про Мороза Ивановича.
Хрупкие сокровища занимали свои места на елочных ветках, поворачивались то одним, то другим бочком, и слышался шорох приближающейся сказки. Вот она, скрип- скрип, хруст-хруст по снегу в своих мягких валенках.
Звезды для макушки у нас не было, елочную головку мы венчали стеклянной «конфетой». Это была прозрачная в розовую полоску трубочка, по обоим концам которой приклеена бахрома из мишуры. Кто и когда назвал это конфетой — неизвестно, но у нас такое название прижилось. «Конфету» надевали на макушку, мишура на конце трубочки, оказавшемся вверху, чуть опускалась наподобие фонтана, наша елочка в таком экзотическом головном уборе выглядела замечательно. Затем приходил черед мишуры и дождика. Мы надевали на елочные ветки блестящие драгоценности, распределяли по веточкам кусочки ваты, которые должны были изображать снег, мама укутывала крестовину клубами ваты и посыпала разноцветными конфетти. Готово! Впереди — долгожданный момент. Папа выключал свет, включал гирлянду, и мы с восторгом смотрели на нашу новогоднюю гостью, которая, подмигивая сверкающим в разноцветных огоньках убранстве, готова была разделить с нами новогоднее волшебство. «Бусы развесили, встали в хоровод. Весело-весело встретим Новый год»!
«Разряжать» елку я не любила. Родители этим занимались сами, потому что это было буднично и грустно, как генеральная уборка. Стол, на котором почти месяц красовалась елка, будто сиротел, на полу валялись обрывки дождика и многочисленные конфетти, упавшие с ваты, изображавшей сугроб, все это надо было подмести, убрать. Дом какое-то время выглядел строго и пусто, а елка, сложив изумрудные лапки в коробку, со своими драгоценными нарядами отправлялась в кладовку до следующего праздника.
Но пока все только начиналось! Я любила сидеть рядом с елкой, погасив свет во всем доме и включив только гирлянду. Окошко комнаты было умело разрисовано Дедом Морозом, узоры эти переливались в огоньках гирлянды, а если подышать на окно, то можно было увидеть укутанный снегом сад и огород. Снег, ковром укрывший многочисленные грядки, ловит лунный свет и тоже искрится, и ты как будто слышишь торжественную звенящую морозную тишину, которая вот-вот готова лопнуть и возвестить о свершившемся чуде.
В предновогодние дни, помимо школьного утренника, я ходила на «Ёлки», организованные предприятиями, на которых работали мои родные. Мои бабушки, дедушки и папа работали на шахте, которая могла позволить себе устроить настоящий праздник для детей и внуков шахтеров. Во дворце культуры сначала показывали спектакль или мультики, а потом водили хороводы с Дедом Морозом и Снегурочкой. Однажды на такой праздник я отправилась с бабушкой Леной. После мультфильма «Петя и серый волк» в фойе Дворца культуры Дед Мороз, отплясавший в хороводе, раздавал подарки за карнавальные костюмы. Специально подготовленного костюма у меня не было, я как-то обделённо чувствовала себя среди многочисленных принцесс, цыганок и мушкетеров. На меня родители надели белые, крупной вязки гамаши и такую же кофту с капюшоном. На кофте сбоку красовалась маленькая нежная розочка. Мама меня убеждала, что, когда я надену капюшон, я буду настоящим зайчиком. Очень я сомневалась, что хоть кто-нибудь распознает во мне пушистую зверушку, поэтому даже всплакнула. Когда же настойчивая баба Лена поставила меня рядом с мушкетерами и цыганками, я, в капюшоне и белых лохматых варежках, боялась поднять глаза на бородатого волшебника, потому что знала наверняка, что фальшивый заяц будет моментально разоблачен и оставлен без подарка. Но Дед Мороз признал во мне зайца! Признал и извлек из своего мешка оранжевого пластмассового Кота в сапогах, со шпагой, в залихватском берете! Сапоги и перо на шляпе были коричневыми, а глаза у кота — пронзительно-зеленого цвета. Ух! Кот в сапогах был монолитным: у него не двигались ни руки, ни ноги, хвост барельефом выделялся сзади, так же выпукло выглядела шпага и роскошные усы. Но разве это имело значение! Мой подарок Дед Мороз принес с самого Севера, многие километры вперемешку с куклами, машинками и конфетами он провел в мешке Деда Мороза, на нем только что блестели морозные звездочки, которые высекал волшебный посох, когда Дед Мороз совершал чудеса. Стоит ли говорить, как счастлива я была!
На шахте еще выдавали сладкие подарки. Это были стандартные, упакованные в коричневые бумажные пакеты с нарисованной елкой, Дедом Морозом и надписью «С Новым годом!» наборы. А внутри были конфеты, мандарины и яблоки. Яблоки почему-то чаще всего