Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и как, нашли?
– Неа, не нашли…. А я вот думаю, может мы с тобой нашли? Может, в том месте, на берегу, глина какая-то особая, и, если медная цепочка в ней полежит, она становится золотой? А что, если та цепочка первоначально тоже была медной, от часов-ходиков. Кто-то там её потерял, а она полежала – полежала в этой глине, да и стала золотой?
Ребята смотрели друг на друга, на цепочку.
– Давай отрежем кусочек и закопаем в том же месте на несколько дней.
– Не… от мамки влетит, – с сомнением покачал головой Колька.
– Так мы маленький кусочек отрежем, она и не заметит. А представляешь, если всё получится? Мы потом всю цепь там закопаем и золотой сделаем. Представляешь, сколько деньжищ за неё получим?! Мы же все деньги потом им принесём… ну, маленько только себе оставим. Вот они обрадуются!
Мальчишки замолчали. В их воображении рисовались самые невероятные картины будущего богатства.
– Чем резать-то будем? – подал голос Колька.
Спустя час друзья уже закапывали хороший кусок медной цепочки в заветном месте.
Через несколько дней мальчишки торжественно внесли в горницу собственноручно изготовленный патефон и водрузили его на стол.
– Это что ещё такое? – Илья Лаврентьевич опустил газету и глянул на громоздкое сооружение поверх очков.
Генка бережно положил на диск пластинку, опустил головку звукоснимателя и плавно потянул за нитку. Пластинка зашипела и по дому поплыл завораживающий голос Вертинского:
В бананово-лимонном Сингапуре,
Когда поет и плачет океан…
На звуки сбежались все домашние и с удивлением воззрились на необычное сооружение и сияющих от гордости пацанов.
Танго прослушали раз двадцать. Мальчишки купались в похвалах. Генка демонстрировал, что если тянуть за нитку сильнее, то мелодия становится быстрее, а голос певца высоким, словно поет ребёнок, а если тянуть слабее, то мелодия становится вязкой, а певец поёт басом.
Первой не выдержала Тося.
– Ну всё, хватит! Прекратите этот кошачий концерт, мне заниматься надо.
– И правда, ребята, послушали, и хватит на сегодня, поддержала дочку Прасковья Степановна. Идите лучше погуляйте.
Ребята забрали своё творение и направились к Колькиным родителям. Там всё повторилось. Поначалу все восхищались и хвалили пацанов, но после двух десятков прослушиваний предложили немедленно отправиться погулять и унести из дома «эту штуку».
На следующий день мальчишек ни в один дом с патефоном не впустили. Они завели свою шарманку во дворе, наивно полагая, что сейчас все соседи сбегутся, будут их нахваливать и танцевать танго. Соседи действительно сбежались, чтобы потребовать «немедленно прекратить это безобразие». Пришлось обиженным друзьям слушать про загадочную плачущую Иветту в подполе. Однако, вскоре им самим это наскучило, и патефон отправился на полку к фотокамере.
На следующий день, решая, чем бы сегодня заняться, ребята вспомнили про свой «научный эксперимент».
– Пора выкапывать цепочку, – сказал Генка, – уже больше недели лежит в глине, должно быть, уже стала золотой.
Они выкопали свой клад, долго отмывали и начищали цепочку, подержали для верности в ядрёном рассоле от квашеной капусты. Цепочка засияла ярче предыдущей. Ничуть не сомневаясь, что у них всё получилось, ребята смело отправились в ту же ювелирную лавку, обсуждая дорогой, чего они накупят в этот раз.
Старик-ювелир, едва взяв в руки обрывок цепочки, тут же бросил её обратно на прилавок:
– А ну забирайте и брысь отсюда, бездельники!
– Дяденька, да она точно золотая! Вы помажьте её своей кисточкой, сами увидите!
– Я щас вам задницы помажу! Нашли кого обманывать! Брысь, сказал, а то милиционера позову!
Друзья удручено топали домой по улице Пархоменко, рассуждая, что «вот ведь какой вредный старикашка, лень ему было помазать цепку кисточкой, а если бы помазал, то сам бы убедился, что она стала золотой»!
А дома их ждал скандал. Колькина мама заметила, что ходики почему-то чаще приходится заводить. Пожаловалась мужу, тот обратил внимание, что цепочка стала значительно короче. Кольке с порога учинили допрос. Он во всём сознался и вернул родителям сияющий обрывок злополучной цепочки. Узнав, кто зачинщик, рассерженная мать побежала к соседям. Вскоре Генка, как и его друг, стоял в углу и удручённо колупал стенку.
А в доме Домрачёвых мать выговаривала сыну:
– Чтобы ноги этого выдумщика больше в нашем доме не было! Играйте во дворе, а ещё лучше на улице!
Колька слушал и думал, что видимо, алхимикам не только в стародавние времена приходилось туго.
Бандит
Илья Лаврентьевич, находясь после сытного ужина в самом благодушном состоянии духа, вышел на крылечко своего дома. Нежный майский вечер принял его в свои объятия. Яблоневый сад за домом радовал взор. Был тот короткий, но прекрасный период, когда каждая яблонька, посаженная его руками, стояла в белом кружевном уборе, словно невеста перед алтарём. Илья Лаврентьевич присел на ступеньку, свернул самокрутку, сквозь толстые стёкла очков, скреплённых сзади для надёжности резинкой, оглядел двор.
Во дворе было весело. Сынок Генка, примостившись на чурбачке, перебирал струны гитары. Дружок его, Колька, что-то рассказывал смешливой девушке с ямочками на щёчках. Соседка Лиля, яркая блондинка, пританцовывала, похваляясь новым цветастым платьем. Ещё две девушки примостились на брёвнышке, как воробьи на ветке и лузгали семечки. Илья Лаврентьевич любил эти вечерние посиделки, среди молодёжи он и сам словно молодел душой. Счастье-то какое – сынок младшенький после такой войны из армии вернулся живой – невредимый! Дружку Кольке меньше повезло, комиссовали после ранения, но тоже живой, руки-ноги на месте, это ли не счастье? А что шрамы на лице и на теле, так разве сейчас девушки на это смотрят? Женихов после войны раз-два и обчёлся. Жаль, Пелагея Степановна не дожила до этих денёчков, не встретила сына. А так ждала! Он в армии уцелел, а она здесь, в тылу, не пережила холодной и голодной зимы сорок третьего.
Вспомнив о жене, Илья Лаврентьевич загрустил. Большой чёрный пёс, словно поняв печаль хозяина, подошёл и ткнулся холодным мокрым носом в его ладонь, шумно вздохнув, улёгся возле его ног.
– Что, Бандит, плохо нам с тобой без нашей хозяйки? Ничего, дружок, скоро, глядишь, сынок новую хозяюшку в дом приведёт, ещё заживём.
– Илья Лаврентьевич, вы с собакой, ровно с человеком разговариваете, – блеснула белозубой улыбкой Лиля, – неужто он вас понимает?
– Ещё как понимает! Лучше иного человека. Он у нас умный пёс, тока что не говорит.
– Скажете тоже! – Лиля присела рядом на ступеньку.
– А вот смотри на него!
И Илья Лаврентьевич начал ровным голосом:
– Бандит у нас хороший пёс, умный, сторож отменный, и сад, и дом от лихих людей охраняет. Он теперь мои глаза, я без него никуда. И ответственность свою понимает, не шалит, когда меня ведёт.
Пёс завилял хвостом. Поводя ушами, положил довольную морду на лапы. Илья Лаврентьевич продолжал, не меняя интонации:
– Правда, в остальное время пошалить любит. Все соседи на его проказы жалуются.
Собачий хвост замер, уши насторожились. Довольное выражение с морды исчезло.
– Вот намедни Домрачёвы жаловались, что Бандит в их дворе догонялки с петухом затеял, перья из хвоста выдрал. Петух с перепугу охрип. Соседка обещала нашего разбойника хворостиной отходить.
Пёс встал и ушёл за дом.
– Видала? Всё понял.
– Вот это да! – ахнула Лиля.
– А за что вы имечко ему такое дали – Бандит? – вмешалась в разговор ещё одна девушка.
– Так это не я дал, я его Угольком назвал. Мне друг подарил щенка немецкой овчарки. Он тогда весь чёрный был, словно сажей вымазанный, ну чистый уголёк! Рыжие подпалины на боках и на морде позже появились. А Бандитом его соседки прозвали за его шалости, да так и приклеилось к нему новое имечко, про Уголька-то все и забыли, Бандит, да Бандит. Уж больно пошутить любит.
– Собака? Шутить? Как это?
– А как человек. Я когда зимой двор от снега чищу, у забора сугроб получается до самого верха. А с другой стороны забора тротуар расчищенный. Бандит забирается на этот сугроб, ложится плашмя и из-за забора за тропкой наблюдает. Идёт мужик, пёс лежит. Идёт ребёнок, пса не видать. Идёт баба с пустыми вёдрами к колонке, пёс в сугроб вожмётся, словно нет его. А вот когда баба с полными вёдрами на коромысле назад идет, да как только с ним поравняется, тут Бандит вскакивает и во весь голос сверху: «Гав!». Баба: «Ой!», – и бряк на снег! Коромысло в сторону, вёдра набок, а он хвостом виляет, довольный! Тока что не хохочет! Баба тока-тока пытается встать, он снова: «Гав!», она снова – бряк. И так, покуда кто-то из нас на выручку не придёт. Уж и ругали его, и наказывали – всё без толку. Чуть отвернёмся, он уже на своём наблюдательном пункте новую жертву караулит. Все соседки, зная его повадку, мимо нашего забора с полными вёдрами не ходят, по другой стороне улицы наш двор обходят. Разве что которая забудется, либо новую какую подкараулить ему удастся. Ну, тогда у него праздник. Довольнёшенек! Настящий бандит!
- Психо - Алексей Ефимов - Русская современная проза
- Жили-были «Дед» и «Баба» - Владимир Кулеба - Русская современная проза
- О не случившейся любви. Почти производственный постмодернистский роман с продолжением - Bludov - Русская современная проза
- Границы компромисса. Рассказы, написанные по-разному - Глеб Уколов - Русская современная проза
- Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров - Русская современная проза