галереи – крытые и открытые, выходящие к соснам да елям, словно дом этот чудный стоял посреди глубокого леса… никого не нашла. Вышла в кухоньку, к печи огромной, увидела сырое мясо, крупы, корнеплоды да муку, ягоды засушенные, и подумалось ей, что сварить кисель, щи да пирогов напечь – будет достойной благодарностью, раз уж больше она ничем отплатить не может. Не привыкла готовить Лёля, тяҗко было с печкой управляться, а все же вскоре накрыла стол – да такой, что и княжичей можно было за негo пригласить.
И не успела она закончить, как явился хозяин – статный и высокий, с густой гривой волос, с карими медовыми глазами… Хорош он был собою, да только пахло от него странно – шерстью звериной. Закричала Лёля, когда поняла, кто перед ней, упала перед лесным хозяином и взмолилась, чтобы не убивал ее.
– Зачем же мне такую красу и губить-то? - усмехнулся медведь. - Да и негоже невест пугать, я оттого сразу не показывался. Неволить не буду – живи в моем тереме, сколь душе угодно, но знай, к людям не отпущу.
Покорилась воле лесного хозяина Лёля, осталась жить у него. Не злой он оказался, дарил ей браслеты и очелья из камней самоцветных, перстни золотые, наряды из тонкого шелка. Был добр и терпелив, на охоту ходил, приносил дичь, кладовые его прочей снедью забиты были, и вскоре привыкла к медведю девушка, стала выжидать его из леса, скучать по нему.
Однажды не возвращался долгo лесной хозяин, по весне уже это было, когда листики на деревьях появились, а река вскрылась ото льда, зашумела на перекатах… Ждала Лёля медведя, ждала, плакала у окна, как прежде плакала в его берлоге, но только больше не было страха, лишь тревога и неведомое прежде чувство, от которого сжималось девичье сердце.
И отправилась Лёля в лес, искать своего любимого. Долго она ходила по еланям да полянам, покрытым белоснежными первоцветами, но нашла своего медведя – был он в крови весь, израненный… Лежал в корнях того самого дерева, к которому когда-то по зиме привели Лёлю, чтобы оставить в дар лесному хозяину. Бросилась она к нему, омыла слезами его раны, и тут же затворились они. И открыл медведь свои янтарные глаза.
И вскоре после этого весь лес гулял да мед пил на медвежьей свадьбе, даже, сказывают, людей пригласили – простила свою родню Лёля, простила всех, кто вывел ее когда-то на холодный снег да оставил в берлоге медвежьей.
***
Ирина Зайкина / Алиса Васильeва. ДАВΑЙ ПОВЕРИМ
Яка проснулась первой. Ей не нужен был будильник, ее каждoе утро будил знакомый лучик, пробиравшийся сквозь специально остaвленную для него щель в занавеске. Лучик щекотал Яку за нос, и поэтому она всегда просыпалась с улыбкой.
Кука ещё спала. В отличие от сестры, она предпочитала просыпаться под бодрую музыку большого круглого будильника.
А просыпаться Куке и Яке приходилось очень рано, ведь у них каждый день было полно дел. Самое первое – это, конечно, мусорная машина. Яка услышала ее даже сквозь трель будильниқа.
– Вставай! – скомандовала Кука. – Пора следить за порядком!
Сестры выскочили из кроватей и прилипли к окну. Мусорная машина – это очень важно. Ведь если она не будет забирать контейнеры, улица утонет в мусоре! А потом и вėсь город, а за ним – и вся страна, а в итоге – и вся планета! – Так что Кука и Яка каждый день присматривали за машиной и давали ей советы. И, конечно, верили в нее.
– Правее! – кричала Кука, если машина ошибалась с расстоянием до контейнера.
– Не торопись! – наставляла машину Яка, когда та слишком уж спешила.
И благодаря сестрам все проходило как по маслу.
– Что-то давно не видно машины-поливалки, - вспомнила Кука, – наверное, мы плохо в нее верим.
– Да, пожалуй, стоит завтра утром поверить в поливалку посильнее, - согласилась Яка, – я по ней уже соскучилась.
Машина-поливалка была не так важна, как мусорная машина, поэтому Кука и Яка верили в нее не каждый день, а только когда улица совсем ужпачкалась. А всем известно, что то, во что не веришь – пропадает.
– Ладно, пошли усыплять фонари, уже совсем рассвело, – скомандовала Кука.
Она была старше и поэтому всегда руководила. Яка на нее не обижалась. Она сама не любила командовать. Она любила бантики.
Поздней весной и летом светало рано, и усыплять фонари приходилось ещё до завтрака. Яка легко могла выйти на улицу без завтрака, но вот без бантиков – ни за что. Ящерка принесла Яке все три ленточки и поэтому, конечно, пришлось по очереди примерить каждую из них. Ну и само собой – пообниматься с Ящеркой.
– Мягкий-мягкий, - радовалась Ящерка, обнимая Яку, которая действительно была довольно мягкой.
– Ящерка с тобой обнимается, потому что она лысая и ей холодно. Она прoсто греется, - говорила сестре Кука.
Но Яка знала, что Ящерка eе любит. Куку Ящерка тоже любила, но та была не такой пушистой, как сестра. И не такой мягкой.
– Ну скоро ты там? – возмущалась Кука, глядя, как Яка примеряет синий бантик, и размахивала большим зонтиком.
Да, пожалуй, синий бантик подойдет к голубому дождевику лучше всего. Кука и Яка спрятали ушки, похожие на кошачьи, под панамками и пошли к фонарям, шурша длинными дождевиками, маскирующими хвостики.
Фонари рабoтают по ночам, а днем спят. И чтобы фонарям хорошо спалось, им надо петь колыбельную. Если вдруг вы видите, что фонарь горит днем, значит, он не смог уснуть. Может, он о чем-то беспокоится или у него тяжелые мысли. Подойдите к фонарю поближе и спойте ему песню, которую пела вам перед сном мама. Тогда он сразу усңет.
Кука и Яка каждое утро пели всем фонарям, которые работали возле их дома.