Читать интересную книгу Звук далекий, звук живой. Преданья старины глубокой - Михаил Саяпин

Род блаженного происходил из Литвы. Переехал в русскую землю его прадед Александр Саня; дед, прозываемый Григорием Саниным (в иночестве Герасим), был человек очень благочестивый и любил повторять своим знакомым: «Только бы дал нам Бог Царство Небесное… Ведь рай-то нам и был отечеством, да мы его потеряли – и вот вновь Господь нам даровал его Своим вочеловечением!» Иван Григорьевич, как звали его отца, уподобился известному непорочному страдальцу – пусть и не в помойной яме1 лежал, а на одре, но так же удостоился струпьев того, а вдобавок и сотрясения всего тела, не имея возможности даже шевельнуть головой или протянуть руку для принятия пищи, или самому повернуться, без помощи смотрящего за ним. И так он страдал не на протяжении семи, а на протяжении почти двадцати лег, пять из них в мирском, а пятнадцать – в иноческом звании, в котором получил имя Иоанникия, накопив за то время богатство благодарности Богу, подобно тому же самому праведнику, которое сохранил до последнего своего вздоха, и если всесильный Промысел не дал ему освобождения от таких страданий в седмину, то зато ввел его в восьмой век разрешенным от всех уз. Это, к сведению желающих знать, составляет одну часть рассказа, после которой я желал бы перейти ко второй.

Мать его звали Мариной. После тридцати лет по-иночески постнического испытания она заслужила имя Марии. О трапезе ее стоит ли говорить! Хлеб (или еще что-нибудь столь же непритязательное), вода; масла она почти совсем не вкушала, только чуть-чуть на господские праздники – в порядке разрешения. В милостыне не жалела и необходимого, а что касается осуждения ближнего, то не попускала того и в мыслях и не хотела слышать ничего такого даже краешком уха. В свободное время она занималась молитвой и рукоделием, обычно в темном доме, не зажигая огня. Впрочем, полное ее благонравие далеко превосходит все то, что о ней говорили.

Ее глубоко чтил правивший городом Князь Борис Васильевич, посылая ей дары со своего стола (а она все раздавала нищим).

Перед своим отшествием ко Господу она немного занемогла и стала звать поименно каждую из тезоименитых ей Марий: Марию Иаковлеву, Марию Магдалину, Марию Египетскую и говорить: «Вот, госпожи, иду. Вот, госпожи, иду с вами». Она повторяла так много раз, порываясь на самом деле идти, удерживаясь только немощью. И это она повторяла все дни до своей кончины, а однажды, оставшись без присмотра, встала и вышла из комнаты, но изнемогла и была вынуждена сесть. Прислужницы подняли ее и положили обратно на постель. Она вновь стала повторять: «Вот, госпожи, иду», – и с этими словами отошла ко Господу.

В день погребения ее истомленного многими трудами тела было совершено отпевание, и гроб положили под помост церкви св. священномученика Власия.

Вот я краем коснулся этой темы, показав вкратце слушателям корень благолепия, дабы было видно, что плод достоин корня, от которого произрос он, наш блаженный.

Итак, по истечении семи лет, на восьмом году от роду, маленький Ваня на удивление всем до конца прочел все Священное Писание, тем уже показав, что иметь ему долю в восьмом веке. До 20 лет он прожил в мирском звании; но ему еще предстояло показать плод трудов своих: по словам Господа, всякий книжник, наученный Царствию Небесному, оставляет ради него вместе с состоянием и данное родителями имя. Родился он в день памяти святого Иоанна Милостивого, но хотя при пострижении взял имя Иосиф, до самой смерти оставался также ревнителем милостивости своего святого. Впрочем, после перемены имени стал подражать и Иосифу – в целомудрии, желая господствовать если не над Египтом, то над страстями, и для этого отдал себя в руки преподобного отца нашего Пафнутия, поступив в его обитель, над устроением которой тот трудился в городе Боровске. Там впоследствии он и отца своего принял в иночество, став служить ему в его страданиях.

Родители и родные устроили по нем плач, пронзенные острой стрелой печали из-за его отбытия; они горько сокрушались по поводу неожиданного ухода своего любимца в дальние края, и лишь немного утешались тем, что стали получать известия о нем.

Блаженный пребыл в послушании у о. Пафнутия, насколько нам известно, восемнадцать лет, живя согласно его воле, и Пафнутий увидел в нем истинного ревнителя и даже как бы родного сына. Иосиф стал постепенно первым из подобных ему учеников старца, не только в смысле сочетания в одном лице многих добродетелей вдобавок к терпеливости и незлобию сердца, но оказался и обладателем замечательных качеств, выделявших его среди подвизавшихся в обители: острый ум сочетался у него с основательностью, свобода речи – с хорошим голосом, совершенно не сравнимым ни с чьим другим, который при пении или чтении в церкви звучал соловьиной сладостью, обращая внимание и услаждая слух окружающих. В разговоре он на память приводил Священное Писание, в монастырской службе был искуснее всех своих собратьев.

Роста он был среднего, с благообразным лицом, как и древний Иосиф, носил округлую средней длины бороду; волосы в то время у него были темно-русые, в старости – белые. В положенное время неукоснительно совершал церковное общее и келейное правила, молитвы и коленопреклонения; в прочее время занимался рукоделием или по хозяйству. Питался очень умеренно: иногда раз в день, иногда через день.

Он был исполнен всех добродетелей, божественных и человеческих; слава о нем, о его праведной жизни стала распространяться повсюду.

То же увидел в нем и блаженный о. Пафнутий, познав духом, что он способен к духовному руководству и, не желая, чтобы созидалось на чужом основании, то есть чтобы он начальствовал в старом монастыре, предложил ему самому найти такое же место и там основать обитель.

Однако после кончины старца, блаженного Пафнутия, Иосиф по желанию самого самодержца русского Великого князя Ивана Васильевича и по просьбе братии был вынужден принять на себя руководство обителью блаж. Пафнутия. Он принял начальство, не дерзая ослушаться самодержца, и пребыл в нем один год. Но увидев, что нравы в обители не согласуются с его собственным нравом, он оставляет начальство, и вновь самодержец понуждает его, и он во второй раз пробует начальствовать. Так он провел еще один год и, поняв, что никакой пользы от этого ни ему самому, ни пребывающим с ним не будет, поручил управление достойнейшим из братии, а сам, взяв с собой одного из учеников, Герасима Черного, отправился с ним по монастырям, расположенным здесь же и за Волгою, желая с Божьей помощью обрести место, подходящее для безмолвия. Найдя же таковое, сделал своего ученика старцем, а себя поставил в подчинение ему, одевшись в самую бедную одежду.

Но – не может укрыться город, стоящий на вершине горы, отовсюду узнают блаженного по виду, по словам, по рассказам, и где бы он ни появился, начальствующие и братия склоняли его на настоятельство. И он, поняв, что жить в безмолвии его не оставят, снова вспомнил слова преподобного отца Пафнутия и решил уйти на свою родину, в Волоколамск, как тот, который совершенно очистился и может с пользой возвратиться к своим, чтобы как самому спастись, так и спасти кого из ближних.

Особенно понуждал о. Иосифа к тому кн. Борис Васильевич, так что когда он вернулся в 1479 г., благочестивый князь поручил ему найти пригодное для основания обители место.

О. Иосиф послал вперед одного охотника, чтобы тот нашел место. Охотник пошел – и перед ним закружился вихрь, как бы указывая путь. Так тот пришел на берег реки Струги, когда в землю из ясного неба ударила молния!

Охотник поразился, но не стал о том никому рассказывать, кроме самого преподобного; через какое-то время, однако, рассказал и всем – ко всеобщему изумлению.

После этого туда пришел сам преподобный с бывшими при нем братиями и начал с ними очищать место от леса, в тех местах густого и непроходимого. Очистку произвели с большим трудом, но все же возвели деревянную церковь, трапезную и несколько келий. Первым на всякую работу всегда выходил сам Иосиф.

Поначалу не было и мельницы, и муку мололи вручную; при этом преподобный, закончив утреннее славословие и обычное правило, приходил молоть в рабочее помещение вперед всех.

…Некий инок был принят Иосифом из другой обители. И вот он застает отца мелющим. Он поразился и, решив, что такое занятие унизительно для старца, попросил его поручить это дело ему. Тот позволил.

На следующий день инок вновь застает старца мелющим и с ужасом говорит

Батюшка, что вы делаете! Давайте я, – и вновь подменил его.

И так он поступал много раз, пока не покинул обитель со словами:

– Нет, не перемолоть мне этого игумена…

После устройства всего необходимого для обители преп. Иосиф стал строить каменную церковь, вместе с учениками обтесывая камень, поднимая его на стены и обрабатывая его там – как некогда Великий Афанасий Афонский. Начал строительство церкви он в 1484 году от Рождества Христова, закончил в 1486 году. Расписана и украшена священными божественными образами она была безвозмездно утонченнейшим художником, носившим имя Божий Дар2, вместе с отцом и другими помощниками. О великолепии обители и о ее украшении, впрочем, смысла говорить нет, благо она у всех на виду. Начало ей было положено совсем недавно, но она уже превзошла многих, став вровень с самыми знаменитыми.