«А ведь Аркаим у меня еще и кистень стырил, — опустив нагретый добела клинок в воду, вспомнил ведун. — Или это был Раджаф? Не помню. Но все равно новый делать придется. Что за русский человек без кистеня? Крест тоже сгинул бесследно, другой покупать и святить нужно. И зелья знахарские полным комплектом надо восстановить. Мало ли, пригодятся? Пожалуй, вместо мха и порошка из цветков календулы можно просто стрептоцида в туесок насыпать, а вот змеиную шкурку, куриную слепоту и перо дикой птицы придется поискать — без них ни морок организовать, ни глаз отвести не получится. И еще цветок незабудки, мышиный хвост, конскую или крысиную шерсть, скорлупу, иглу с тремя нитками… Да, изрядно меня каимцы обобрали».
Как ни смешно, но несмотря на многократные попадания в плен к воинам то одного, то другого брата, деньги в поясной сумке не единожды обысканного ведуна остались: серебряные и золотые монетки разных земель, через которые довелось пройти или проплыть Середину за последний год. В землях Каима люди расплачивались за товары стекляшками, похожими на бисер, а потому металлические кругляшки никого из туземцев не заинтересовали. Только их и нашел у себя Олег, когда клал в сумку права и техпаспорт. Все прочие припасы, даже огниво, остались там — в далеком прошлом.
Разум пытался напомнить, что здесь, в двадцать первом веке, на улицах нет ставших уже привычными опасностей: всевозможной нежити, лесных татей; что теперь не нужно бояться холода, голода или жажды. На каждом углу ларьки с питьем всех сортов, от лимонада до джин-тоника, магазины забиты едой, только плати, дома есть газ и электроподжиг, порядок охраняется милицией, а нечистая сила осталась только в сказках и кино… Но въевшиеся в кровь инстинкты одинокого бродяги брали свое. Пустая поясная сумка вызывала в душе легкую перманентную панику.
— Зажигалку надо бы купить, — отметил для себя Середин. — Даже три. Мало ли огонь вдруг понадобится? И бензина. Мотоцикл не лошадь, траву вечерком щипать не станет.
Остаток дня, до пяти часов, Олег гнул кронштейны для новых сливов на крытой стоянке. Где-то после пятидесятого крюка к нему закралась мысль, что жить в двадцать первом веке — не самое большое счастье, могущее достаться человеку. После двухсотого ведун с некоторой ностальгией начал вспоминать напавших как-то ночью пятерых волкодлаков. Страшновато было — да. Но хоть не так нудно.
— Правда, за них мне так никто и не заплатил, — вспомнил он неприятный нюанс, когда часовая стрелка наконец уткнулась в заветную цифру. — А здесь зарплата два раза в месяц, и никакого риска. Мягкая постель, телевизор, постоянная крыша над головой. Что еще нужно человеку для нормальной жизни?
Теперь, когда настал момент бросить тяжелый молот и выключить нагнетатель кузнечного горна, мир показался куда более дружелюбным.
— Сейчас бы картошечки жареной! Целую вечность во рту не бывало. И самую большую шоколадину купить. Забыл уже, каков он на вкус. Урсула и вовсе никогда в жизни не пробовала. Ни шоколада, ни картошки, ни газировки, ни чипсов… Скажешь кому — ведь и не поверят! Только сначала крестик куплю. Береженого и Мара стороной обходит. Интересно, где она сейчас? Отзовется, коли позвать?
Ведун тряхнул головой, изгоняя воспоминание о прекрасной, но недоступной Ледяной богине, прихватил из шкафчика полотенце и быстрым шагом отправился в душевую.
Полчаса спустя его мотоцикл затормозил на Зверинской улице, на углу сквера, за которым сияли золотом высокие купола Князь-Владимирского собора.
— Да простит меня Сварог, прародитель рода русского, и братья его, — пробормотал себе под нос Середин, закидывая шлем на плечо и затягивая ремень под мышкой. — Не отрину богов радуницких до часа своего смертного, не предпочту им веры чужеземной. Не ради измены, ради нужды ратной, ради обороны от зла чернобогова и нежити земной в чуждый мир вступаю…
Олег знал, чем станет для него, колдуна и убежденного последователя древних богов, поход в храм распятого Господа — но не ведал иного способа получить самый важный для охотника за нечистыми силами амулет.
— Не оставь меня помощью своей, прекраснейшая из богинь, — волей-неволей призвал он на помощь хозяйку мира за Калиновым мостом. — Ты ведь Ледяная. Выручай…
Мара не откликнулась, никак не показала своего присутствия — но отступать было нельзя, и Середин медленно двинулся к собору. Он перешел улицу, по песчаной дорожке миновал кленовую алею и уже отсюда, почти за три сотни шагов, ощутил струящееся от церкви тепло. Неведомый христианам и просто неверующим экскурсантам жар христианской магии стремился уничтожить его — чужака, чародея, представителя силы, с которой иноземная вера боролась не одну тысячу лет. Испепелить, как испепеляет на искренне верующих все заговоры и порчи, как изгоняет из них бесов и оседликов. На миг ветер от близкой реки принес благодатную прохладную влажность, медовый аромат липы — и тут же исчез.
За сто шагов от церковной паперти жар казался уже совершенно непереносимым, словно ведун наклонился над пылающими в горне углями. Олег застегнул молнию куртки, надеясь хоть чем-то заслонить тело от обжигающего сопротивления вместилища чужого бога, наклонил голову и решительно пересек отделявшую его от ступеней асфальтовую площадку. Самый воздух казался здесь раскаленным, испепеляющим. Легкие не желали впускать его внутрь, дергались в рефлекторных судорогах, вызывающих сухой чахоточный кашель. В этот миг больше всего ему хотелось развернуться и убежать, упасть на траву в тени ухоженных деревьев, раскинуть руки и дышать, дышать, дышать. Намоленный за два полных столетия храм успел скопить огромную силу. Каждый из попадавших сюда прихожан оставлял здесь частицу своей веры и энергетики — а сколько их было за многие и многие поколения смертных? Не счесть! Куда там управиться одинокому колдуну — спалит, как щепку…
И все же ведун собрал свою волю в кулак, чуть прищурился, спасая глаза, сделал несколько быстрых шагов по ступеням, пробежал между дверями, повернул к церковной лавке:
— Кресты нательные есть? Серебряные?
— А как же, брат мой, — кивнула за стеклом совсем молодая женщина в темно-синей кофте, такого же цвета юбке и с туго завязанным на волосах платком. — Вот, по эту сторону лежат…
— Они освящены? — перебил ее ведун, чувствуя себя брошенным в кипящий котел раком.
— Конечно. Как же иначе? Потому и здесь, и…
— Этот сколько стоит? — ткнул пальцем в первый попавшийся Олег.
— Который плоский, с гравировкой? Этот триста восемьдесят. Есть еще похожие, но немного меньше размером. Те триста двадцать будут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});