Но юноша так увлеченно рассказывал о загрязнении окружающей среды, что пропустил его слова мимо ушей. И так торопился посмотреть на будущий стадион, что даже не доел обед. Продемонстрировав Розалии предметы, без которых футбол не мог существовать — кожаный мяч, футбольные бутсы м две карточки, красную и желтую, он сложил их в рюкзачок вместе с бутылкой «Байкала» и помахал хозяевам на прощание.
И больше его никто не видел, хотя спасательный отряд из тридцать восьмого осушительного хозяйства, усиленный собакой-водолазом, осмотрел болото вдоль и поперек. Уходя, спасатели для предосторожности установили на берегу табличку «Болото работает до 18.00. Посещение по ночам запрещено. Администрация». А контр-адмирал обещал в следующий раз требовать у туристов номер телефона и другие справочные данные.
Не прошло и недели, как в дверь дома на болоте снова раздался стук. На этот раз контр-адмирал собственноручно открыл дверь, а Розалия только выглядывала из-за его спины. Поздоровавшись, отставной моряк сразу же подробно расспросил незнакомого молодого человека с сачком в руках:
— На крыс с красными глазами охотитесь? А разрешение имеется? А к энергетическим полям как относитесь, с космосом часто общаетесь? За какую футбольную команду болеете? Предпочитаете быть или не быть?
Молодой человек, которого звали Тёма, застенчиво отвечал, что ничего такого и не думал, и никакого такого просветления не ищет, хотя в футболе разбирается. Конечно, он тоже стремится стать блогером-герпетологом, но находится в самом начале пути. Что Розалию отчасти разочаровало. А контр-адмирал, получив разъяснение, что наука «герпетология», чем-то напоминающая о болячке на губах, изучает змей и болотных амфибий, успокоился.
«Хоть один нормальный молодой человек попался. Будем вместе на болоте лягушек слушать», — подумал старый моряк и пригласил Тёму за стол после дальней дороги.
По ходу обеда выяснилось, что будущий блогер знает про лягушек всё на свете. И не только про их строение и повадки. Тёма рассказал басню Эзопа, как лягушки попросили Зевса дать им царя. Зевс согласился и бросил в болото чурбан, но лягушки быстро раскусили, что от плавающей деревяшки никакого толку. И попросили дать им не такого ленивого царя, а настоящего. Зевс рассердился и бросил в болото водяную змею, которая питалась в основном лягушками.
— Верно подмечено, — согласился контр-адмирал, — лучше, когда начальник уравновешенный, чем беспокойный.
И он стал вспоминать, каким сам был начальником и любил ли своих матросов. А Розалию лягушачья тема не увлекла. Она не любила земноводных, слишком они были скользкими и холодными. Более того, зимой они впадали в спячку, точнее, как бы умирали на время холодов. Тёма даже знал, что лягушки отключаются 27 ноября, а оживают весной, большей частью 24 апреля, а некоторые раньше на пару дней.
Зато девушка оживилась, когда юноша рассказал, что посмотрел все балеты и театральные постановки, в которых артисты играют лягушек, жаб и тритонов. А «Щелкунчик» он смотрел три или четыре раза, однажды даже в Мариинском театре с самой Екатериной Осмолкиной. И Розалия мечтательно вздохнула, представив, как она могла бы завораживать зрителей в «Вальсе цветов» …
С вечера Тема подготовил крепкий шест, у которого один конец был сделан тупым, а другой — острым, как пика охранника римского папы в полосатых штанах. Пока он работал, контр-адмирал рассказал ему легенду о Болотном царе и посоветовал не есть за ужином лук и чеснок, к запаху которых болотные жители не привыкли.
Когда старик отправился спать, Тёма поделился с Розалией своей мечтой:
— На самом деле я планирую в будущем слетать в космос. И не один.
— С лягушками, что ли?
— Как ты догадалась? — удивился он. Оказывается, в космических исследованиях, кроме собак, участвовали мыши, рыбы и даже одна вологодская кошка. Обезьяны, можно сказать, прописались на околоземной орбите. Хотя что там у приматов было изучать — они и так близкие родственники человека.
А несчастные лягушки ни разу не побывали в космосе.
— Еще летали кролики и морская свинка, — добавила девушка, у которой по зоологии всегда была оценка «отлично».
— Вот видишь, — вздохнул Тёма. Они болтали до полуночи обо всём и никак не могли наговориться. А когда контр-адмирал проснулся, молодые люди сообщили ему, что собираются пожениться. Старый моряк ничего не сказал и молча позавтракал. Причем съел целых две дольки чеснока, чего никогда не позволял себе в утренние часы.
— Хорошо, — сказал контр-адмирал, закончив прием пищи и выкурив трубку, хотя давно бросил курить, — я соглашусь, если ты выполнишь мое условие.
— Я готов! — заверил его юноша. Он уже одел рюкзак, высокие, почти по пояс, болотные сапоги и приготовил сачок.
— Принеси-ка мне золотой телефон Болотного царя. Говорят, он его хранит в своем дворце на Боярском островке. Тебе будет как раз по пути…
Контр-адмирал вынул из сейфа карту и объяснил, как добраться до дворца Альбеды. И Тёма отправился в дорогу. Он так торопился, что чуть не забыл новенький крепкий шест. А Розалия помахала ему рукой, ведь он обещал принести ей с болота красивую орхидею.
Только кажется, что болото — это унылая топь, чей однообразный ландшафт негативно действует на психику. Чья бесконечная тишина звенит и звенит в голове, а потом взрывается от дурацкого хохота птицы-идиота или протяжного стона испускающего дух дерева, испещренного, как Шигирский идол, таинственными письменами короеда. Где философствуют жабы и предсказывают судьбу по мутному стеклу бутылок, плавающих в черной воде. В котором ползают по дну белые, как альбиносы, мертвецы и, булькая, выдыхают болотный газ, пузыри которого плавают на поверхности, словно грязные целлофановые пакеты. Говорят, их собирают ведьмы и добавляют в котел, когда варят приворотную кока-колу. Где по ночам зависают болотные огни, которых считают некрещеными душами, и качаются до утренних туманов. В общем, глупости тёмных веков.
Когда солнце поднимается так высоко, что не каждая стрекоза долетит, болото влажно расцветает, как поднявшаяся со дна белая кувшинка с нежным желтым сердечком. Среди зарослей тростника и рогоза, похожего на полицейские дубинки, матово блестит неподвижная вода, по которой плавают листья водокраса. А дальше, где смыкается разноцветная ряска, начинаются острова изумрудной болотной травы. «Прыгни в меня, — шепчет трава, — я мягкая, как перина…»
Дополняют болотную пастораль феноменальное кваканье лягушек, причём солируют будущие царевны, и дробная перекличка дятлов-холостяков, фанатично добывающих хлеб насущный в отполированной веками древесине. А когда, как по команде, смолкает кваканье и перестук, и писки в гнездах, и цапли застывают с монашеским смирением, тогда звучит баховская фуга ля минор. Болотный орган звучит так тихо, что из людей его мог услышать только режиссер Андрей Тарковский, а у остальным казалось, что это звенят полчища