Все мое тело напряглось, когда я наблюдала за схваткой этих двоих. Умберто был огромен, но незнакомец, казалось, ничуть не волновался. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что защищаться от разъяренных головорезов — для него обычное дело. Он был воплощением холодного безразличия, что, казалось, только еще больше разозлило Умберто.
Сторожевой пес моего отца усмехнулся, подняв руку, чтобы ткнуть пальцем в грудь мужчины. Прежде чем он успел нанести удар, кулаки мужчины, казалось бы, из ниоткуда, нанесли серию ударов, таких жестоких и молниеносных, что Умберто упал на землю, как свинцовая гиря. Он даже не успел нанести ни одного удара.
Незнакомец плюнул на своего бессознательного противника, а затем мгновенно вернулся к безмятежной пассивности, как будто последних десяти секунд и не было. Он пригладил свои черные волнистые волосы твердой рукой, повернулся и пристально посмотрел на меня, прежде чем исчезнуть в глубине улицы.
Как будто мне нужна была еще одна причина ненавидеть жизнь с мафией, в которой я родилась.
Безжалостные амбиции и бессердечное неуважение ко всем, кто попадался им на пути, были врожденными качествами всех мафиози. Я не знала, кто этот незнакомец, но он был таким же плохим, как и все остальные. Может быть, даже хуже.
Во мне нет абсолютно ничего порядочного.
Я вздрогнула от вспомнившихся слов, а затем поспешила на улицу, чтобы проверить, как там мой неудачливый телохранитель. Умберто лежал на холодном тротуаре Нью-Йорка. Впервые за шесть месяцев у меня появилась редкая возможность ускользнуть и раствориться в городе. Я могла бежать. Поехать к кузине и все ей рассказать.
А как же Санте? Какого будет ему?
Одинокий. Брошенный. Я не могла этого сделать. Не было смысла притворяться, что бежать без него — это вообще вариант.
Сделав глубокий вдох, я опустилась на корточки и похлопала Умберто по щеке, тряся его до тех пор, пока он не проснулся с серией невнятных ругательств.
— Чертов щенок. Куда он делся? — Он оглядывал улицу вдоль и поперек.
Я не обратила внимания на его вопрос и помогла ему подняться на ноги. Он вытер окровавленный нос тыльной стороной рукава, и я ушла, чтобы собрать свои вещи в магазине. Я бросила недоеденную еду и проигнорировала любопытные взгляды всех присутствующих в кафе. Я была далеко не единственной, кто наблюдал за разворачивающейся сценой.
— Давай убираться отсюда, — проворчал он, как только я вернулась на улицу. Его голос был приглушен, и я невольно задумалась, не сломан ли у него нос. Не то чтобы это имело для меня значение. Как один из лакеев моего отца, он, вероятно, заслуживал гораздо худшего.
Я последовала за ним к машине, с любопытством разглядывая таинственного незнакомца и слегка разочарованная тем, что меня лишили привычного кофе. По крайней мере, утро не было скучным, это уж точно.
— Господи, Берто, — воскликнул мой брат, когда мы вернулись домой. — Что, черт возьми, с тобой случилось? — Санте осмотрел меня, чтобы убедиться, что я не пострадала, а затем вернул свое внимание к моему окровавленному охраннику.
Умберто только хрюкнул и потопал в сторону ванной.
Я достала свой блокнот и объяснила.
Просто небольшая стычка на улице.
Санте покачал головой. — Этот парень никогда не мог отступить. Такой вспыльчивый.
Я ухмыльнулась, находя забавным, что он считает себя намного взрослее. В свои семнадцать лет он вряд ли был воплощением логики и здравых решений. На самом деле, после смерти нашей матери его переменчивые подростковые эмоции стали еще сильнее. Мне было неприятно наблюдать за его изменениями — отчасти потому, что раньше он всегда был таким милым, но также потому, что пережитые трудности усилили его желание пойти по мафиозным стопам моего отца. Он видел власть и престиж, но не замечал уродливых аспектов этой работы.
Мафия превращала людей в монстров. Она высасывала всю их человечность и оставляла их души безнадежно изуродованными. Я не могла придумать ничего более ужасного, чем превращение Санте. Но он боготворил нашего отца и мафию. Он не хотел слушать то, что я хотела сказать. Я бы сразу рассказала ему правду о том, что произошло, если бы думала, что он мне поверит. Если бы я думала, что это спасет его.
Я хотела помочь своему младшему брату, но мне пришлось бы искать другой способ. Я не слишком продвинулась в решении этой конкретной проблемы, но, по крайней мере, я убедила его не бросать школу. Я доказывала в своих записках, что мама была бы убита горем, если бы он ушел до окончания школы. Он неохотно согласился посещать выпускной класс через месяц, когда начались занятия. Это была маленькая победа, но все же победа. И пока я не выиграю войну, я буду продолжать молчаливую борьбу с влиянием отца. Это было то, чего хотела бы моя мама — то, что она сделала бы, если бы он не убил ее.
Грустно улыбнувшись Санте, я подняла голову вверх, чтобы показать, что направляюсь в свою комнату, и скрылась наверху. Оставшись одна, я плюхнулась на кровать и подняла руку, чтобы посмотреть на книгу, которую все еще держала в руках. Я изучала небольшой надрыв на обложке твердой книги, хотя мой разум был занят мыслями о паре пленительных синих глаз.
Это было так типично, что такой мужчина, как он, насмехался над идеей романтики. Он, вероятно, сомневался в существовании чего-либо, чего не испытал сам, например, сочувствия и сострадания. Такой мрачный, узкий взгляд на мир. Если бы не искра тепла, которую я почувствовала под его ледяным синим взглядом, я бы поклялась, что этот человек безнадежно оторван от человечности.
В дверь постучали, вырвав меня из раздумий и заставив выронить книгу. Мой отец, Фаусто Манчини, самый влиятельный капо в семье Моретти, стоял в дверях. В течение многих лет он был скорее именем, чем реальным присутствием в моей жизни. Мама, Санте и даже наш повар были большей частью моей жизни, чем он. Его отсутствие вызывало во мне чувства покинутости и обиды, когда я была моложе. Теперь, когда у меня было шесть месяцев его тиранического внимания, я благодарю Бога, что отец игнорировал мое существование так долго раньше.
— Я должен уехать из города на следующие два дня. Я не хочу слышать, что ты хоть на шаг переступила черту. — Его едкий голос висел в воздухе вокруг меня, как ядовитый газ, отравляя мои внутренности.
С тех пор как я покинула больницу, у меня не было ни дня отдыха от его зловещего присутствия. Мысль о двух днях вдали от него заставила мое сердце трепетать от предвкушения.
Он, должно быть, почувствовал мою реакцию, потому что уголки его глаз напряглись. — Не пытайся, Ноэми. Плохие вещи случаются с теми, кто бросает мне вызов. — Он шагнул ближе в мою комнату. — Я думаю, ты знаешь это, не так ли? — Он изучал меня, а я пыталась выровнять дыхание, хотя мои легкие сжались от его намека. Это был первый раз, когда он дал понять, что подозревает, что я знаю правду. Почему сейчас? Потому что он уезжал из города и хотел убедиться, что я буду вести себя хорошо?
— Я видел, как ты смотришь на меня, — продолжал он. — Тебе не нужно говорить ни слова, чтобы я мог прочитать твои мысли. — Его глубокие глаза цвета красного дерева опустились на руки, когда он небрежно оценивал состояние своих ухоженных пальцев. — Два дня. Я буду наблюдать. — Он бросил на меня последний взгляд, прежде чем уйти.
Его не слишком завуалированная угроза была излишней, потому что он был прав. Я точно знала, что он сделал, и я уже была напугана до смерти. Если бы он подумал, что есть хоть какой-то шанс, что я расскажу кому-то о его поступке, он убил бы меня в одно мгновение.
Я не могла понять, что моя мама видела в нем. Неужели он всегда был таким бессердечным? Возможно ли, чтобы кто-то был таким милым, как мой брат, и превратился в такого жестокого человека?
Мой желудок сжался от такой возможности.
Это разбило бы мне сердце — сидеть и смотреть, как Санте превращается в нечто неузнаваемое.