«Тем не менее, я должен спасти храбрую красавицу, хотя бы мне самому и пришлось погибнуть», — прошептал пастушок, и случайно его взор упал на груду камней, лежавших у его ног. Феликс вспомнил бой Давида с Голиафом. Выбрав самый крупный камень, он стал прицеливаться. «Промахнусь — меня ожидает смерть, попаду, она будет спасена», — подумал он и, мысленно прочтя молитву, швырнул камень в бандита, стоявшего с поднятым пистолетом около старого синьора. Феликс Перетти был молод и очень силен, а главное, отличался необыкновенной ловкостью; камень, брошенный им, попал в лоб разбойника и свалил его с ног. Пользуясь моментом, пастушок с ловкостью кошки прыгнул на другого бандита и изо всей силы ударил его по голове дубинкой; этот также упал без чувств на землю. Увидав, что красавица синьора избавлена от опасности, юноша с благоговейным восторгом устремил на нее свой взор. Самая приветливая улыбка синьоры была ответом на этот взгляд. Между тем из-за деревьев показался отряд солдат, то были телохранители красивой синьоры и старика. Начальник отряда, увидав молодого человека с дубинкой в руках, стоявшего около экипажа, выхватил шпагу и бросился на него. Но молодая синьора, сделав повелительный жест, вскричала:
— Остановитесь, синьор Оливерто, вложите вашу шпагу в ножны и поблагодарите этого молодого человека, он спас нам жизнь; если бы не он, бандиты убили бы меня и синьора Бальтассара почти на глазах ваших солдат, неизвестно почему так далеко отставших.
Начальник отряда побледнел.
— Клянусь вашему высочеству… — лепетал он.
— Напрасно оправдываетесь, синьор Оливерто, — строго возразила дама, — факт налицо, вам не следовало так отставать. Подойди ближе, храбрый юноша, — обратилась она к пастушку, — скажи мне, как тебя зовут?
По своей застенчивости, юноша уже готов был убежать в кусты, но красавица синьора до такой степени его очаровала, что он невольно исполнил ее желание, приблизился к экипажу и сказал:
— Меня зовут Феликс Перетти, синьора.
— Ты спас мне жизнь, милый юноша, — продолжала красавица, — и в награду можешь просить все, что ты пожелаешь.
— Разве можно просить награду за то, что я, как христианин, подал руку помощи ближнему, — это мой долг, — с достоинством отвечал Перетти.
— Все это прекрасно, великодушный молодой человек, — заметил старый синьор, уже оправившийся от испуга, — но герцогиня Пармская, дочь властителя Франции не может быть в долгу ни у короля, ни у простого рабочего, а потому я прошу тебя сказать, какую награду ты хочешь получить?
Юноша, как было видно, не слушал старого синьора, он не мог оторвать глаз от герцогини. Его вовсе не поразил громкий титул молодой дамы, он любовался ее красотой. Глаза юноши горели страстным огнем, точно ему явилось какое-то божественное видение. С прозорливостью, свойственной каждой хорошенькой женщине, герцогиня поняла, что ее чарующая красота поразила этого дикого пастушка, и она приятно улыбнулась. Между тем старый синьор Бальтассар продолжал допытываться, какую награду пастушок желает получить.
— У нас нет времени долго стоять здесь, — сказал он, — до вечера мы должны поспеть в Лорето, а пока прошу тебя принять вот эту безделицу, — продолжал он, протягивая Феликсу кошелек, туго набитый золотом. — Эти деньги могут обеспечить всю твою жизнь.
— Синьора, — сказал юноша, обращаясь к герцогине и отстраняя рукой протянутый ему кошелек, — если вы уже так милостивы ко мне, то не откажите мне объяснить: может ли простого звания человек, не дворянин, стать священником?
— Без всякого сомнения, — отвечала герцогиня, крайне удивленная таким странным вопросом пастушка, — святая церковь призывает в свое лоно всех верных сынов, и простой крестьянин, если будет достоин, может достигнуть высших рангов, даже быть избранным папой; но для этого, прежде всего, необходимо много и долго учиться.
— Синьора, — сказал живо пастушок, — я сам выучился грамоте, без помощи учителя, и мне бы очень хотелось учиться дальше.
Герцогиня с удивлением посмотрела на честного юношу, черты лица которого были выразительны и энергичны.
— Ты, значит, хочешь быть священником? — спросила она.
— Это мое самое пламенное желание!
— Хорошо. Отправляйся завтра к настоятелю монастыря св. Франциска в Лорето; он получит от меня приказание на этот счет. Но, пожалуйста, не забудь: если тебе понадобится что-нибудь в жизни, обращайся прямо к герцогине Пармской Юлии и верь, дитя мое, твоя просьба будет исполнена. Граф, прикажите трогаться, — попросила она затем старого синьора Бальтассара и, любезно кивнув головой пастушку, откинулась внутрь экипажа.
Когда кортеж скрылся из глаз и бубенчики замолкли, Феликс Перетти опомнился и тихо прошептал:
— Итак, благодаря этой прекрасной синьоре, я вступаю на новое поприще. Что же меня ожидает впереди: скромная ли сутана простого монаха или пурпурная мантия кардинала? Это ведает один Господь Бог.
На другой день Феликс Перетти отправился в Лорето. Одет он был в самое роскошное платье, которое нашлось в его гардеробе. В кармане его коротеньких брюк лежала серебряная монета — его единственное богатство. Небо было сумрачно, в воздухе парило, все предвещало грозу. Взглянув на небо, покрытое тучами, юноша подумал, что ему было бы гораздо удобнее оставаться в своей хижине. Эта мысль вызвала улыбку на его губах, и он прошептал: «Я оставляю мое скромное ремесло для того, чтобы броситься в водоворот страстей, управляющих миром. Быть может, и мне суждено быть уничтоженным в нем. Но лучше пасть от небесной стрелы, чем сгнить, подобно павшему с дерева листу!»
Между тем гроза приближалась, уже слышались раскаты грома. Феликс с беспокойством смотрел кругом; на расстоянии нескольких миль не было видно никакого жилья. Среди поля стоял лишь один старый ветвистый дуб, и пастушок, видя приближение тучи, направил шаги к дубу. В прежнее время так же, как и теперь в деревнях, не знали, что высокие деревья служат проводником скопившегося электричества. Подойдя к дубу, юноша увидал странную фигуру старухи, сидевшей прислонившись к стволу дерева. То была известная Беттина, признанная всеми за колдунью. Перетти узнал ее и невольно попятился назад. Он хотя был и очень умный юноша, не верящий в сверхъестественное, но в те мрачные времена, когда святая коллегия и сам папа верили в колдовство, было весьма естественно для простого деревенского необразованного человека разделять общее мнение о колдовстве. Юноша со страхом смотрел на старуху.
— Ты, Феликс, также боишься колдуньи! — вскричала Беттина. — Ты, один из самых разумных юношей округа. Жаль, очень жаль, что гордый сокол превратился в трусливого голубя. Неужели твой рассудок тебе не говорит, что вся эта вера в дьявольщину есть прямое доказательство невежества? Подойди ко мне ближе, добрый мальчик, и сядь тут.