Если б его спросить: «А зачем?», он бы искренне ответил: «Просто так, для интереса…»
Герман спешно вернулся к сосне, вынул из кармана прихваченный на завтрак ломоть хлеба, намазанный маслом, и протянул медвежонку, говоря игриво:
– Эй ты, мужичок-толстячок! Слезай! Я тебя хлебцем угощу.
Медвежонок в его доброту не поверил.
Тогда Герман сам откусил краешек и принялся смачно чавкать, надеясь соблазнить малыша.
Медвежонок задёргал носиком, даже облизнулся, но спускаться не спешил.
Герману же нужно было торопиться. Он взял в зубы хлеб, быстро скинул сапоги и начал взбираться на сосну. Медвежонок поднялся выше.
Разодрав на груди рубаху, Герман с трудом добрался до нижних сучьев, а дальше полез быстрее.
Вскоре медвежонок качался на гибкой вершинке и тихонько скулил от страха. Под Германом обломился тонкий сук. Двигаться дальше стало опасно, хотя до желанного трофея оставалось чуть-чуть.
По здравому рассуждению, следовало оставить зверёныша в покое, но русский мужик задним умом силён. Раззадорившись, Герман принялся раскачивать дерево, глядя на медвежонка снизу вверх, хвастливо заявляя при этом:
– Ну что, по-хорошему слезать не хочешь? Тогда я тебя стрясу, как кедровую шишку!
Деваться малышу было некуда. Спрыгнуть и убежать он не мог. Для самозащиты оставалось последнее «средство», которым снабдила его мудрая природа: медвежонок натужил переполненный черникой животик и звучно опорожнил его на голову врага… Не успел Герман отплеваться и опомниться, как медвежонок произвёл второй «залп», угодив врагу за ворот. И Герман взорвался «многоэтажной» бранью, от которой у бывалой вороны голова в плечи втянулась…
– Ах ты гадёныш! Да я тебя, поганец!.. – гремел вышедший из себя мужик, стараясь проморгаться и изо всех сил тряся дерево.
Медвежонок, чувствуя, что сейчас упадёт, заверещал тонко и пронзительно. В ответ невдалеке послышался свирепый рёв медведицы, и наш охотник за трофеями сразу опомнился…
– Рында! Рында! Ко мне! – панически завопил зверолов, будто его уже грызли за ноги…
Что происходило дальше, видеть ослеплённый Герман не мог, лишь вспоминал и догадывался.
Вначале он почувствовал сильнейший толчок от с ходу прыгнувшей на сосну медведицы.
Ноги у Германа сорвались, и он начал медленно сползать по стволу, в кровь обдирая живот и ладони.
Затем донёсся злобный лай собаки. Это спешила на помощь верная Рында. Она высоко подпрыгнула, впилась зубами в голую пятку зверя и повисла на ней.
Медведица взревела от боли, резко оттолкнулась и спрыгнула на землю, чтобы разделаться с собакой.
Рында успела отскочить, зато Герман от нового толчка утерял ствол и стал падать, переваливаясь с сука на сук, будто мешок с картошкой. Он пытался вслепую ухватиться за ветви, но его сбил спускающийся сверху медвежонок. Осмелевший малыш мстительно куснул врага за плечо, спрыгнул на землю и удрал в лес.
А внизу шла жестокая схватка. Разъярённая медведица старалась достать страшными когтищами собаку, но вёрткая лайка успевала тяпнуть зверя то за косматый зад, то рвануть за нежную пятку.
Тем временем Герман обломил последний сук и плюхнулся животом прямо на спину медведице.
Он инстинктивно обхватил её, будто жену родную, и намертво вцепился в густую шерсть. Это и спасло «зверолова» от немедленной расправы…
Медведица от неожиданности присела, рявкнула в испуге и огромными скачками понеслась прочь, волоча на себе седока… Следом птицей летела Рында, возмущённым лаем спрашивая:
– Куда же ты скачешь, хозяин?! Слезай, разорвёт!
…Если б у Германа имелся опыт скачек на медведях, он проскакал бы и дольше. Но обезумевший от страха зверь с маху перепрыгнул поваленное дерево, а «наездник» зацепился ремнём брюк за торчавший сук и повис головою вниз. В горстях он судорожно сжимал по клоку выдранной медвежьей шерсти…
С трудом освободившись, Герман принялся на ощупь искать мох помягче, чтобы стереть с глаз липкую плёнку детского помёта. Вскоре и Рында вернулась. На радостях собака кинулась к хозяину, но сразу отскочила, будто на неё кипятком плеснули.
Стоя в стороне, она фыркала и взлаивала в недоумении: «Что такое?! С виду – мой хозяин, а дух, как от медведя из берлоги…»
– Ладно, ладно, Рындуля! Мы ещё легко отделались… Если б не ты… – мужик даже всхлипнул от жалости к самому себе и подошёл погладить собаку.
Тактичная Рында покорно приняла ласку, но лизнуть руку хозяина побрезговала…
Герман пнул ногой раздавленную в свалке корзину с грибами, натянул сапоги и скорой рысью подался из лесу. Подойдя к ручью, он отыскал тихий омуток, чтобы поглядеться на себя, как в зеркало.
Боже праведный! Из воды смотрела иссиня-чёрная образина, видом схожая с утопленником двух недельной давности… Герман принялся мыть лицо руками, тереть травой, даже песком пробовал. Но кожа черничного окраса не утратила.
Кружным путём, где пригнувшись меж кустов смородины, а где и ползком по картофельным бороздам, прокрался горе-грибник в родной дом.
Глафира, увидев в дверях мужика африканского обличья, отпрянула в испуге, а затем ойкнула, признав собственного мужа.
– Герка! Ты?! Где тебя черти носили? Ай в сортир провалился? – спросила она, поспешно зажимая нос пальцами.
Герман кратко поведал «медвежью» историю, не заметив, что с печи за ними наблюдает трёхлетний внук Дёмка…
Глафира быстро достала мужу бельё и одежду; опасливо оглядываясь, сопроводила в баню, принесла дров, натаскала воды и оставила одного – топить и мыться.
Сама же принялась за стирку.
Не желая конфузить мужа перед односельчанами, женщина решила умолчать о курьёзном случае.
Но в деревне ничего не утаить…
Вскоре деревенские женщины зашушукались:
– Пошто это Смородиновы средь недели да днём баню запалили? И Германа не видать… А почему Глафира внеурочную стирку затеяла? Нет, тут дело не чисто!
И вот уже сжигаемая любопытством соседка шлёт в глубокую разведку сынишку Лёньку, чтобы он узнал у дружка Дёмки, что у них дома деется.
– А нашего дедушку в лесу медведь черникой обкакал. Он теперь в бане отпаривается, – выдал другу семейную тайну Дёмка – святая простота.
Лёнька тут же принёс добытый секрет мамке, а дальше чётко заработало «сарафанное радио».
Мамка, бросив дела, спешно передала новость женщинам у колодца.
Ну а те – мужьям, сватьям, братьям и подругам…
И поплыл, полетел из конца в конец деревни весёлый слушок про забавное приключение Герки Смороды, по пути обрастая небывалыми подробностями.
Ну а если и я что-то призабыл или напутал – не судите строго: не сей год, но взаправду дело было.
И Германа с тех пор за глаза Медвежатником кличут…
Червяк
Иван Семёнович, если говорить о его физическом состоянии, – инвалид. Но не войны за Отечество. Где и как он «воевал», ходили разные слухи, и повторять их нет смысла. Просто однажды, приглашённый к дружку на именины, он перепил на дармовщину, а по пути домой упал и повредил голову.
Конец ознакомительного фрагмента.