Читать интересную книгу Федериго - Проспер Мериме

С этой минуты он поставил себе за правило играть священными картами только с нечестными игроками, — он считал себя достаточно искусным игроком, чтобы в остальных случаях обходиться без них. Так он объехал города всего света, везде играя, всегда выигрывая и наслаждаясь в каждой стране лучшим, что в ней можно было найти.

И все же воспоминание о двенадцати его жертвах не выходило у него из головы и отравляло ему все радости. Наконец в один прекрасный день он решил или освободить их, или погибнуть вместе с ними.

Укрепившись в этом решении, он взял в руки посох, вскинул мешок за спину и в сопровождении одной только своей любимой борзой по кличке «Маркезелла» отправился в преисподнюю. Дойдя до Сицилии, он забрался в Монджибелло[3], затем спустился через кратер настолько ниже подножия, насколько сама гора возвышается над Пьемонте. Оттуда, чтобы пройти к Плутону, нужно перейти двор, охраняемый Цербером. Пока Цербер увивался за его борзой, Федериго беспрепятственно перешел двор и постучался в дверь к Плутону.

Привели его пред очи царя бездны.

— Кто ты? — спросил тот.

— Игрок Федериго.

— Какого черта ты сюда пришел?

— Плутон! — молвил Федериго. — Если ты считаешь, что первый игрок мира достоин сыграть с тобою в ломбер, то я тебе предлагаю вот какие условия. Мы сыграем столько партий, сколько тебе угодно. Если я проиграю хоть одну, моя душа будет принадлежать тебе, как и все те, что населяют твои владения. Если же я выиграю, то за каждую выигранную партию я имею право выбрать по одной душе из подчиненных тебе и унести ее с собой.

— Ладно, — сказал Плутон.

И потребовал колоду карт.

— У меня карты с собой, — сказал Федериго и поспешно вынул из кармана заветную колоду.

Начали играть.

Первую партию выиграл Федериго; он потребовал себе душу Стефано Пагани, одного из тех двенадцати, которых он задумал спасти. Душу эту ему дали сейчас же, и он взял и положил ее в мешок. Выиграл он и вторую партию, потом третью — и так до двенадцати, причем каждый раз он требовал себе и прятал в мешок по одной из душ, которые ему хотелось освободить. Забрав все двенадцать, он предложил Плутону продолжать игру.

— Охотно, — отвечал тот (хотя ему уже надоело все проигрывать). — Но только выйдем отсюда на минуту. Здесь чем-то воняет.

Просто он искал предлога избавиться от Федериго, потому что, как только тот со своим мешком и двенадцатью душами вышел наружу, Плутон изо всех сил закричал, чтобы за ним закрыли двери.

Федериго снова прошел двор преисподней: Цербер так заигрался с борзой, что и не заметил его. Дошел он с трудом до вершины Монджибелло. Там он кликнул Маркезеллу, она сейчас же догнала его, и снова спустился к Мессине, радуясь духовной своей добыче так, как никогда не радовался мирским успехам. Прибыв в Мессину, он сел на корабль с тем, чтобы провести остаток дней в своем старом замке.

. . . . .

(Через несколько месяцев Маркезелла произвела на свет множество маленьких чудищ, среди которых были даже трехголовые. Всех их бросили в воду.)

. . . . .

Через тридцать лет (Федериго было тогда семьдесят) приходит к нему Смерть и говорит, чтобы он привел в порядок свою совесть, потому что смертный час его настал.

— Я готов, — говорит умирающий, — но раньше, чем утащить меня, Смерть, дай мне, прошу тебя, плод с того дерева, что растет у моих дверей. Доставь мне это маленькое удовольствие, и я умру спокойно.

— Если тебе только этого надо, — говорит Смерть, — я охотно исполню твое желание.

Влезла она на дерево сорвать апельсин. Захотела слезть — не может: Федериго не позволяет.

— Ну, Федериго, ты меня надул, — закричала она. — Теперь я в твоих руках. Дай мне свободу, я тебе обещаю десять лет жизни.

— Десять лет! Подумаешь! — говорит Федериго. — Если хочешь слезть, моя милая, нужно быть пощедрее.

— Двадцать дам.

— Шутишь!

— Тридцать дам.

— Ты до трети еще не дошла.

— Что же, ты еще сто лет хочешь прожить?

— Вроде этого, милая.

— Федериго! Ты не знаешь меры.

— Ну и что же! Я люблю жизнь.

— Ладно, получай сто лет, — говорит Смерть. — Ничего не поделаешь!

И тогда ей удалось слезть.

Как только она ушла, Федериго поднялся здоровешенек и начал заново жить с силами молодого человека и с опытностью старца. Все, что известно о новой его жизни, — это то, что он продолжал с прежним рвением удовлетворять все свои страсти, особенно плотские желания, понемногу делая добро, когда представлялся к этому случай, но о спасении души так же мало заботясь, как и в продолжение первой своей жизни.

Прошло сто лет. Опять стучится к нему Смерть, а он лежит в постели.

— Готов? — спрашивает.

— Послал за духовником, — отвечает Федериго, — присядь к огоньку, пока он придет. Мне только отпущения грехов дождаться — и я готов лететь с тобой в вечность.

Смерть, особа добродушная, села на скамейку, ждет целый час, — никакого священника не видно. Ей это начало надоедать; вот она и говорит хозяину:

— Старик! Второй раз тебя спрашиваю: неужели у тебя не было времени привести свою совесть в порядок за те сто лет, что мы с тобой не видались?

— У меня других дел было много, — отвечает старик и насмешливо улыбается.

Смерть возмутилась таким нечестием и говорит:

— Ну так у тебя не осталось ни одной минуты жизни!

— Полно! — сказал Федериго, в то время как она тщетно старалась приподняться. — Я по опыту знаю: ты покладистая, и ты не откажешь дать мне еще несколько лет передышки.

— Несколько лет, несчастный? — Говоря это, Смерть делала напрасные попытки сойти со своего места у камина.

— Ну, конечно. Только на этот раз я не буду требовательным, а так как дожить до старости мне не очень хочется, я для третьего раза удовольствуюсь сорока годами.

Смерть поняла, что какая-то сверхъестественная сила удерживает ее на скамейке, как в первый раз на апельсиновом дереве, но она была зла и продолжала упорствовать.

— Я знаю средство тебя образумить, — сказал Федериго.

И он подбросил три охапки хвороста в огонь. Мгновенно пламя наполнило весь очаг, и вскоре Смерти пришлось солоно.

— Помилосердствуй, помилосердствуй! — кричала она, чувствуя, как горят ее старые кости. — Обещаю тебе сорок лет здоровья!

При этих словах Федериго снял чары, и Смерть убежала, наполовину изжаренная.

Срок прошел, и опять она явилась за своей добычей. Федериго бодро ждал ее с мешком за плечами.

— Ну, теперь уж твой час пробил, — внезапно войдя, сказала она. — Никаких отсрочек! А зачем у тебя мешок?

— В нем души двенадцати игроков, моих друзей. Я когда-то освободил их из преисподней.

— Так пусть они отправляются туда обратно вместе с тобою, — сказала Смерть.

И, схватив Федериго за волосы, она пустилась по воздуху, полетела к югу и нырнула вместе со своей добычей в пропасть Монджибелло. Подошла к дверям ада и постучала три раза.

— Кто там? — спросил Плутон.

— Федериго-игрок, — ответила Смерть.

— Не отворять! — закричал Плутон, сразу вспомнив про двенадцать партий, которые он проиграл. — Этот бездельник обезлюдит все мое государство.

Так как Плутон отказался отворять, то Смерть перенесла своего пленника к воротам чистилища. Но сторожевой ангел не пустил его туда, узнав, что он находится в состоянии смертного греха. К великой досаде Смерти, которая и так сердита была на Федериго, пришлось ей тащить всю компанию к райской обители.

— Кто ты такой? — спросил святой Петр у Федериго, когда Смерть опустила его у входа в рай.

— Ваш бывший знакомый, — ответил Федериго, — тот, который когда-то угощал вас плодами своей охоты.

— Как ты смеешь являться сюда в таком виде? — закричал святой Петр. — Разве ты не знаешь, что небо не для таких, как ты? Ты и чистилища недостоин, а лезешь в рай!

— Святой Петр! — сказал Федериго. — Так ли я вас принимал, когда сто восемьдесят лет тому назад вы со своим божественным учителем просили у меня приюта?

— Так-то оно так, — отвечал святой Петр ворчливым тоном, но уже немного смягчившись, — однако я не могу на свой страх впустить тебя. Пойду доложу Иисусу Христу о твоем приходе. Посмотрим, что он скажет.

Доложили господу; подошел он к райским вратам и видит: Федериго коленопреклоненный стоит на пороге, а с ним двенадцать душ, по шести с каждой стороны. Тогда, исполнившись сострадания, он сказал Федериго:

— Тебя еще — куда ни шло. Но эти двенадцать душ, которым место в аду, я, по совести, не могу впустить.

— Как, господи! — воскликнул Федериго. — Когда я имел честь принимать вас в своем доме, вас ведь тоже сопровождало двенадцать путников, и я принял их вместе с вами как мог лучше!

— Этого человека не переспоришь, — сказал Иисус Христос. — Ну, входите, раз пришли. Только не хвастайтесь милостью, которую я вам оказал. Это может послужить дурным примером для других.