Читать интересную книгу Картофельный пес - Александр Неманис

— Отдавай картофель! — снова завибрировал Шкрук.

Лай носился вокруг корабля и кусал броню. Это было бесполезно и вызывало только новые взрывы хохота.

— Отдавай картофель! — призывал космонавт. — Отдавай картофель!

— Не отдам! — лаял пес. Он понимал бессмысленность своих действий, но не в силах был обуздать ярость, которая управляла его телом, бурлила в нем, кипела, заставляя сверкать глаза, брызгать слюной, бегать и кусать корабль.

Искусанный корабль голосом Шкрука долго повторял:

— Отдавай картофель!

Но все же перестал — устал, или надоело упорное кружение пса, и сказал:

— Послушай, Лай, договоримся по-хорошему. Тебе нужен свет. Мне нужен картофель. Ты мне — картофель, я тебе — свет. Все просто, все довольны.

— Нет, — не согласился пес, продолжая движение.

— Лай! Лай, опомнись! Остановись!

Лай не останавливался.

Воздух вокруг посветлел. Каврак вернулся на небо.

По инерции Лай сделал еще один круг и остановился.

— Как тебе представление? — спросил Шкрук.

— Лучше не бывает, — ответил пес, переведя дыхание.

— Я могу повторить, если тебе понравилось.

— Не надо.

— Что так?

— Голова кругом идет.

— Понимаю. Я только смотрел на тебя, но тоже голова закружилась. Надеюсь, что в следующий раз ты будешь разумнее. Мои намерения не изменились.

Лай посмотрел на картофельное поле, потом перевел взгляд на корабль. Он хотел, чтобы космонавт видел его глаза.

— Очень плохо, сказал он, — что ты выключил свет.

— Я понимаю. Тебе было страшно.

— Не в этом дело. Мне было страшно — верно, но не за себя.

— Как это?

— Свет очень нужен картофелю. Не будет света — картофель не будет расти.

— Правда?

— Да. Картофелю было плохо, когда не светил Каврак.

— Я не знал.

— Всем растениям нужен свет. Странно, что ты этого не знал.

— Я слишком долго путешествовал по космосу. Все забыл. Но это не меняет дело.

— Картофель очень страдал.

— Все равно. Я готов пойти на крайние меры. Меня ничто не остановит. Свои возможности я тебе продемонстрировал. Надо будет — я буду выключать свет десятки раз, до тех пор, пока ты не дашь согласие на то, чтобы я забрал весь картофель.

— Зачем тебе мое согласие?

— Неужели не понятно?

— Нет.

— Мне нужен картофель.

— Но ты так силен, что можешь отобрать его без моего согласия. Разве я не прав?

— Не совсем. Я хочу, чтобы картофель был отдан добровольно.

— Зачем?

— Это не имеет значения.

— Ладно. Я подумаю.

Лай отвернулся от корабля и пошел на картофельное поле. Он не видел выхода. Шкрук не врал, когда утверждал, что в космосе все знают, как он упрям. Лай тогда не поверил, но Шкрук делами убедил в своей правдивости. Ничто не могло заставить его отказаться от своих намерений. Картофель надо было отдавать.

Лай остановился у первого ряда растений и лег. Он не прощался с картофелем, как думал космонавт, рассматривая его из корабля, а посылал в почву сигнал, на который должен был прийти ответ. И ответ пришел.

Перед носом пса почва зашевелилась и оттуда выкопался побег-столон, на конце которого было небольшое утолщение — молодой клубень. Кожица его лопнула и в щели появился круглый, без зрачка, глаз. Пес знал, что на него смотрит и чувствует его мысли все картофельное поле. Он собрался, чтобы яснее передать свой план картофелю. Его поняли. В знак согласия побег-столон покачал клубнем и закопался обратно.

Лай встал и пошел к кораблю.

Люк в корабле был открыт. В проеме стоял муляж Шкрука и высовывал наружу длинные усики. Лай заметил, что муляж был отремонтирован.

— Все в порядке? — спросил Шкрук.

— Да.

— Я буду иметь картофель?

— Да. Можно забирать.

— Великолепно! Я знал, что ты достаточно разумен, чтобы дать согласие.

— Ты не оставил мне выбора.

Голос Шкрука довольно вибрировал:

— Я же говорил, что заставлю тебя отдать мне весь картофель.

— Ты очень упрям.

— Все в космосе знают, как я упрям. Я готов на все, чтобы получить желаемое. Мне это всегда удавалось.

— Поздравляю.

Лай говорил явно не искренно в отличие от Шкрука, который сказал:

— Благодарю.

Из корабля выдвинулся трап и муляж сошел вниз. За ним тянулся шланг.

Лай посторонился.

Шланг был прикреплен к брюху муляжа. На взгляд пса слишком тонкий: непонятно, как космонавт будет забирать картофель.

На краю картофельного поля муляж остановился и присел, словно хищный зверь перед прыжком. Голова запрокинулась вверх. Под ней открылось жерло воронки.

— Прижмись, — посоветовал из корабля Шкрук. — Не то тоже попадешь в поглотитель.

Лай послушно лег и вжался в почву. Он был убежден, что космонавт не шутит — Шкрук все время говорил правду.

Начало работы возвестило о себе свистом. Звук постепенно тяжелел, уходил в низкие частоты. Свист перешел в вой, в ужасные завывания, от которых шерсть пса вставала дыбом.

Пыль заполнила воздух.

Лай прикрыл глаза, опустил и прижал к голове уши.

Все картофельное поле поднялось в воздух. Растения летели. Почва темной тучей закрыла Каврак.

Картофель втягивался в жерло воронки. Почву останавливал невидимый Лаю фильтр.

Впечатление было такое, что работает ускоритель времени: слишком быстро продвигалась работа. Шкрук забирал картофель жадно, нетерпеливо. Так никогда не действовали роботы. Пес дрожал в отвращении.

Работа завершилась неожиданно.

Вой перешел в свист и прекратился.

На картофельное поле было жалко смотреть. Оно все было перекопано. В разных местах по одиночке лежали части растений, словно трупы на поле боя после сражения.

Лай страшно и безысходно завыл.

Муляж попятился и скрылся в корабле. Трап вдвинулся. Люк закрылся.

— Благодарю, — снова сказал Шкрук.

Корабль готовился к взлету. Зеркальный шар начал врастать в корабль. Врастание, как и рост, сопровождалось громким скрежетом, лязгом и ритмичным постукиванием металла о металл. Раздался хлопок и музыка оборвалась. Корабль принял свой обычный полетный вид.

— Я улетаю в космос, — сообщил Шкрук.

И корабль улетел.

Лай остался в полном одиночестве.

Но скулить было не время. Надо было закрыть глаза и внимательно слушать: вступал в действие план Лая.

Вначале тишина ничем не прерывалась и мысли текли спокойно, не подвергаясь воздействию извне. Пес размышлял о своей работе сторожа. Работа была тяжелой, но интересной. И все было бы хорошо, если бы не упрямое нежелание руководства поменять планету. Пес много раз говорил, что почва истощена и что урожай был бы выше, если перенести посадки на другую планету. Но все оставалось по-прежнему. Посадки переносили только по поверхности планеты.

Мысли Лая перебил негромкий сигнал. Пес был готов к этому и мгновенно переключился на восприятие сообщения.

Картофель передавал, что находится в свернутом пространстве и чувствует себя неплохо. Только голод мешал, усиливаемый повышенной концентрацией на корабле питательной массы, что возбуждало, но не удовлетворяло аппетит.

По невысказанной просьбе Лая, картофель расширил зону видения и показал космос за пределами корабля.

Это было прекрасно. Пес давно не был в открытом космосе. Он забыл, как выглядит со стороны планета. Теперь он имел возможность вспомнить. Планета, окруженная сиянием атмосферы, таяла в космосе, каждое мгновение теряя величину, чтобы в результате стать рядовой звездочкой, искрой, каких вокруг были мириады.

Некоторые звезды передвигались в пространстве. Это были космические корабли, очень разные: иногда совсем маленькие, вроде пса, где летели еще меньшие существа, а иногда большие как планеты, где летели большие существа либо очень много маленьких существ.

Космос был плотно заселен. Прошли времена, когда на десятки парсеков можно было встретить только одну обитаемую планету и один-два космических корабля. Лаю было немного жалко прошлое, но он хорошо понимал, что законы развития неумолимы и глупо по этому поводу переживать, как глупо переживать, что не осталось блох и не надо их выкусывать.

Один корабль приблизился и подал сигнал: сверкнул три раза всем корпусом через равные промежутки времени.

В корабле Шкрука громко щелкнуло и послышался голос:

— Привет, Шкрук. Как дела?

— Привет, Мрил. Все еще жив, старик?

— Жив, как видишь. Меня не так легко поймать за уши.

— Я думал, что ты давно висишь.

— Напрасно думал. Так как, упрямец, дела?

— Нормально, как всегда.

— Завидую я тебе, упрямец. Как тебя не спросишь, ты всегда отвечаешь, что нормально. Про себя я так не могу сказать. Дела мои — хуже некуда. Ничего нет. Давно даже не питался нормально.

— Сочувствую.