Марсель как загипнотизированный уставился на мою бриллиантовую булавку в форме земного шара и, пока мы обменивались первыми приходящими в голову фразами, приличествующими моменту, все время глазами ее ловил. Такие вещи обладают магической притягательной силой. Сам убедился, когда сидел в первом ряду аккурат напротив американского президента и не мог отвести глаз от воткнутого в его галстук бриллианта, сверкающего в солнечных лучах, как рыба в воде. И что бы ни говорил президент, я не слышал, вернее, не разбирал слов, они отскакивали, боялся потерять из виду булавку. Сейчас точно такая же на мне, и он пялится на нее, глаз отвести не может. Друг моего детства Жорка Петров чувствует себя без заколки, как голый, неодетый человек в толпе респектабельных мужчин, идущих по Парижу в дорогих и шикарных костюмах.
– Ты знаешь, – вдруг сказал он, когда и говорить уже вроде было не о чем, – а у меня ведь тоже такая заколка есть. Ну точь-в-точь, старик.
И в эту минуту случилось как бы чудесное превращение. На секунду, всего лишь на секунду, клянусь, господа, промелькнула такая знакомая, добрая улыбка того самого Жорки, которого я знал в другой жизни. Жалкий всплеск былой красоты, раскованности, непринужденности. Когда реставрируют старый портрет, опадают слои, нанесенные за все годы, и на миг, только на миг, я увидел прежнего Марселя, с которым мы встречались у остановки трамвая на Мечникова, чтобы вместе идти на уроки. Не задолбанного жизнью неудачника в ширпотребовском допотопном костюме и застиранном галстуке, а уверенного в себе первого школьного красавца с вальяжной артистической броскостью, центрового парня с Крещатика, одетого с иголочки, с неизменной тщательностью и вкусом.
Да, это был все тот же, совсем не изменившийся Жорка, обнимавший меня на евпаторийском пляже блаженной памяти санатория четвертого управления Минздрава УССР. И интонации знакомые, воркующие, бархатистые воскресли в памяти. «Как жаль, Альмет, что ты не умеешь плавать. Да я тебя все равно научу. Не веришь?»…
– Не веришь? Честное слово. Я просто сегодня ее не захватил с собой… Ты стал знаменитым, Альмет?
– Ну уж сразу знаменитым. Работа на виду, вот и все.
– Не прибедняйся. Я слежу за тобой. Да, кстати, смотри, что у меня: рукописи уникальной книги «Житие святых», в Киево-Печерской лавре напечатана, в восемнадцатом веке, в 1762 году. В честь восшествия на престол Екатерины ІІ. Эта рукопись с начала 20-х годов в розыске, числится как пропавшая. Раритет жуткий, на старославянском. Времен архимандрита Зосима, слыхал про такого? Тогда это было первое такое издание, здесь описываются жизни всех канонизированных на то время святых православной церкви. Я ее Диме Табачнику показывал, он говорит: цены нет, бесценная. Мне один бизнесмен за нее сорок тысяч баксов предлагал, я не согласился.
Конец ознакомительного фрагмента.