Между тем, налицо и другая проблема: состав источниковой базы и степень её критики. Зарубежные исследователи преступлений Красной армии, как правило, опираются на сведения из воспоминаний участников и современников рассматриваемых событий. Мемуары — априори наименее достоверный тип исторических источников, несущий на себе неистребимую печать субъективизма. В данном случае запечатлённые начиная с 1950-х годов свидетельства немецкой стороны зачастую имели своей целью ни много ни мало взять реванш за исход войны. Это признают даже авторы с тенденцией к обличению Красной армии. В самом деле, как следует расценивать исповедь якобы изнасилованной красноармейцем Петькой женщины, не скрывающей от потомков своих нацистских убеждений? Увы, это вопрос из разряда риторических.
«…Настанет день, когда российская и европейская память о войне, которая была самым главным общим опытом ХХ в., соединятся, станут носителями одних и тех же ценностей демократии и свободы…» (современный историк д-р Мария Феррети, Италия). На фото — повешенная немцами в деревне Тёплое Луганской области советская женщина, казнённая за хранение боеприпасов. (http://waralbum.ru)
Однако наиболее известный глашатай «правды» о насилии Красной армии не терзался им. В 2002 году вышла в свет, а два года спустя была переведена на русский язык книга английского историка Энтони Бивора «Падение Берлина. 1945». Он писал:
«Наиболее шокирующими, с российской точки зрения, выглядят факты насилия советских солдат и офицеров, совершённые против украинских, русских и белорусских женщин и девушек, освобождённых из немецких рабочих лагерей. Многим девушкам было всего по шестнадцать, а то и по четырнадцать лет, когда их угоняли на принудительные работы в Германию. Подобного рода случаи делают совершенно несостоятельной любую попытку оправдать поведение советских солдат с помощью слов о том, что они, мол, мстили за преступления нацистов в Советском Союзе».
Оговорка автора даёт повод предположить, что самого Бивора и его соотечественников подобные «факты» не шокируют. Хотя он тем самым лишь подчеркивал, что принял пас российских исследователей, на труд одного из которых, доктора исторических наук Е. С. Сенявской, и сослался. Однако в её монографии «Психология войны в ХХ веке» ничего подобного попросту нет. Бивор солгал, и, словно в подтверждение правоты Гитлера, его ложь получила необычайное распространение. Он же впервые широко озвучил количество предполагаемых жертв насилия Красной армии:
«По оценкам двух главных берлинских госпиталей, число жертв, изнасилованных советскими солдатами, колеблется от девяноста пяти до ста тридцати тысяч человек. <…> Представляется, что всего было изнасиловано порядка двух миллионов немецких женщин, многие из которых (если не большинство) перенесли это унижение по нескольку раз».
Этой же страшной цифрой, правда, без намёка на её геометрическую прогрессию, оперирует и доктор Бишль, процитированная нами в начале статьи. Как же были получены упомянутые данные?
Формула насилия
В начале 1990-х годов ещё один германский исследователь, Барбара Йор, задалась целью выявить количество изнасилованных в 1945 году женщин в столице Германии. Опираясь на данные одной из берлинских клиник, в которой обследовались беременные немки, она получила 1156 русских новорождённых к августу 1946 года, или 5 % от общего количества родившихся детей. Затем — десятикратно увеличила это число, приняв за аксиому, что 90 % изнасилованных женщин прерывали беременность. Допустив, что беременела пятая часть всех жертв, Йор умножила промежуточный результат на пять и получила 57 800 женщин. Ну, а затем предположила, что изнасилованы могли быть не только девушки и женщины репродуктивного возраста… За счёт юных девочек и фрау преклонных лет и было получено среднее арифметическое >110 000 изнасилованных горожанок. Полагаем, условность большинства переменных в этом выражении очевидна, а само оно более походит на манипуляцию. На недобросовестность Йор в отношении статистики рождаемости (например, суммирование ею предполагаемых изнасилований и брачных союзов) обоснованно указывает всё тот же И. Петров.
Впрочем, здесь являются валидными хотя бы исходные данные. Следы же двух миллионов изнасилованных немок теряются. Впервые обнародовав столь колоссальную величину, Йор апеллировала к ныне покойному статистику Герхарду Райхлингу, темы насилия в собственных капитальных трудах не касавшемуся вовсе. О том, на основе каких источников была получена эта величина, спросить уже не у кого. Иначе говоря, документального подтверждения она не имеет.
Но неужели в этой истории вовсе отсутствуют точные данные? Отнюдь, и они не являются секретом за семью печатями. На состоявшемся в 2013 году научном коллоквиуме доктор Бишль с удивлением узнала от Е. С. Сенявской не только о лжи Бивора. Прозвучали и цифры, не вполне коррелирующие с её концепцией…
«Данные, приведённые в докладе военного прокурора 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Яченина, охватывают период 22 апреля — 5 мая 1945 года. Семь армий, 908,5 тысяч человек, период штурма Берлина. 142 случая преступлений против гражданского населения, включая грабежи, несколько убийств и 72 случая изнасилования. 72 мерзавца на 908 тысяч человек».
При этом документы подтверждают, что в дальнейшем число этих преступлений только сокращалось. Велико ли это количество? Да, безусловно. Но вместе с тем оно в полторы тысячи раз меньше заявляемого числа обесчещенных жительниц одного лишь Берлина.
Никакой систематики в этих грязных посягательствах не было, не говоря уж об их поощрении «сверху». Напротив, ещё 21 января 1945 года командующий 2-м Белорусским фронтом Маршал Советского союза К. К. Рокоссовский издал приказ № 006, предписывающий «направить чувство ненависти людей на истребление врага на поле боя», а не на причинение вреда мирному населению. Последнее однозначно характеризовалось как опасное явление, подрывающее моральную атмосферу и боеспособность армии. 27 января аналогичный приказ был подписан командующим 1-м Украинским фронтом Маршалом Советского союза И. С. Коневым, 29 января — Маршалом Советского союза Г. К. Жуковым. Наконец, 20 апреля 1945 года положения этих приказов были обобщены в специальной директиве Ставки.
Война закончилась: красноармейцы и немки радушно беседуют на улице Берлина
Пренебрежение ими сурово каралось — с начала 1945 года за преступления в отношении некомбатантов военные трибуналы осудили 4148 офицеров и немалое число рядовых военнослужащих. Проводились показательные судебные процессы; запятнавшие себя бесчинствами красноармейцы приговаривались к смерти. За уровень дисциплины среди рядового состава отвечали офицеры. Например, подписанный начальником штаба 1-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-лейтенантом Шалиным 11 марта 1945 года приказ гласил:
«Не представлять к правительственным наградам и очередным званиям тех командиров частей и соединений, их заместителей по политчасти, в которых их подчинённые будут продолжать пьянствовать, самодурствовать, насильничать и заниматься мародёрством».
Завершая предпринятый обзор, хотелось бы отметить, что позиция многих вышеупомянутых авторов, от Бивора до Бишль, представляет собой зону парадоксов:
• они рассуждают о воссоединении памяти о войне, но в рамках этого единства порой отводят Красной армии место армии-насильницы;
• они апеллируют к объективности, однако не брезгуют манипуляцией фактами и даже прямым подлогом;
• они постулируют прогрессивность гендерного подхода к изучению столь сложной проблемы, и сами же низводят его до уровня фрейдистских схем, сплетен и скабрёзностей;
• они вынуждены опираться на массив однобоких источников, в основном германской мемуаристики, отмечая довлеющий над ними дух реваншизма, и при этом не слишком стремятся к изучению документальных первоисточников в открытых фондах российских архивов, прежде всего Центрального архива Министерства обороны РФ.
В этой связи совершенно справедливым и честным в отношении сложившейся ситуации нам видится высказывание историка Е. С. Сенявской на сей счёт:
«Не может быть общей памяти о войне у палача и жертвы… У тех, кто вспоминает свой оккупационный опыт как некое неудобство в связи с тем, что из-за блокады Средиземного моря вовремя не подвозили апельсины, и тех, чьих родственников сжигали заживо в тысячах белорусских, украинских и русских Хатыней. Память о войне у каждого своя, и события нужно рассматривать в жёстком историческом контексте, не отделяя причины от следствия и не меняя их местами».
Насколько это удалось сделать в проведённом обзоре — судить вам.