К слову о недостатках… Есть за мной такая беда — тяга разговаривать с самим собой. Вот и сейчас человек в трубке что-то бубнит, а я слышу только свои невесёлые мысли.
— Простите, плохо слышно, повторите, пожалуйста.
— Я говорю, — в голосе послышалось раздражение, — что нам необходимо встретиться, г-господин Орлов.
Ага, знаю я это придыхание-заикание. Так дают понять, что «господином» в нашем тандеме считают исключительно себя, а собеседника — так… обслуживающим персоналом, может рангом и повыше шестёрки, но уж никак не ровней себе любимому.
— У меня к вам деловое предложение.
— Минутку, я проверю расписание.
Где-то я это то ли вычитал, то ли высмотрел. Подразумевалось, что таким образом можно повысить свою ценность в глазах потенциального клиента, дать ему понять, что он у вас не один такой, и что ваше время — даже если оно будет потрачено впустую — тоже чего-то стоит. На самом деле, приём избитый и неизвестный разве что первокласснику… хотя нет, дети этот прием осваивают лучше всех — стоит родителям позвать их, как оказывается, что именно в этот момент он, ребёнок, занят наиболее важным в его короткой жизни делом. Или мультфильм «на самом интересном месте», или игра «почти финал».
— Хм… так… в пятницу вас устроит?
Учитывая, что сегодня суббота, предложение заведомо проходило по категории «неприемлемых». Если собеседник достаточно умён и, что важнее, не связан по рукам и ногам тем, что принято называть «острой необходимостью», сейчас он вежливо попрощается и… и три сотенные бумажки так и останутся на ближайшее время фундаментом моего благополучия. Пожалуй, я поторопился — надо было предложить понедельник.
— Не устроит, — отрезал голос и, после короткой паузы, добавил, — к сожалению, моё дело не терпит отлагательства. Мы можем встретиться сегодня?
О как! Стало быть, это как раз тот самый случай, с острой необходимостью. Ещё бы он добавил что-нибудь типа «цена не имеет значения», но такими фразами люди разбрасываются разве что в фильмах. Да и там подобные заявления, как показывает время, мало что реально означают.
Я тяжело вздохнул, надеясь, что микрофон потрёпанного аппарата донесет до собеседника всю неловкость ситуации, в которую он меня, занятого человека, поставил. Мол, не могу отказать хорошему человеку, иду на жертвы. В тон надо добавить капельку недовольства, но самую малость — чтобы это не было воспринято как высокомерие. Всё ж таки клиент.
— Хорошо, приезжайте прямо сейчас.
— Диктуйте адрес.
Дядя Фёдор редко принимал клиентов дома. Только тех, кому доверял… или нет, не так. Он никому особенно не доверял, при нашей работе излишняя доверчивость может выйти боком. Но у дядьки были друзья — и для них дверь его дома всегда была открыта, вне зависимости от того, заходили ли они по делу или просто так, попить пива и предаться воспоминаниям. А для остальных — либо какое-нибудь кафе, пользующееся более-менее приличной славой типа «здесь вам никто не помешает», либо вообще… какая-нибудь рощица в двадцати километрах от городской черты.
Вы не подумайте плохого… небось уже решили, что мы с дядькой — киллеры. Или что похуже. Никакого криминала, но и о законности нашей деятельности тоже говорить не стоит. Потому как законов, её регулирующих, не придумано пока.
Продиктовав собеседнику адрес, я повесил трубку и огляделся. Мда… Я, как и многие мужчины, не любитель наводить в квартире образцовый порядок, но за последние дни хижина дяди Фёдора, как сам он иногда именовал свою двушку, приобрела основательно запущенный вид. Интересно, сколько времени моему визави понадобится на дорогу? И, между прочим, он так и не назвался — забывчивость, осторожность или намеренно продемонстрированная доля презрения? Да какая, к бесу, разница?
Следующий час прошел в лихорадочных попытках придать холостяцкой берлоге более или менее пристойный вид. Не скажу, что я в этом полностью преуспел, но… скажем, девушку сюда пригласить уже не стыдно. А делового партнёра? Ладно, фиг с ним, он пока не партнёр и станет ли — бабушка надвое сказала. Надо что-то присмотреть в качестве угощения. Пустая банка кофе. Пустая коробка из-под чайных пакетиков. Початая пачка печенья… так, печенье подальше, кому оно нужно, если нет кофе или чая. А что у нас в «баре для гостей»? У дяди Фёдора два бара. Один для повседневного использования, там напитки поскромнее — водочка, вино не из дорогих, бутылка шампанского и несколько небольших трехсотграммовых бутылочек с разноцветными ликёрами, неизвестно каким образом здесь очутившихся. Сам дядя Фёдор ликёры не уважал, да и среди его приятелей я что-то любителей этого сладкого пойла не припомню. Ага, вот коньяк. Не шедевр, обычный дьютифришный «Camus» долларов эдак за сорок-пятьдесят, не больше. Дядя Фёдор привез две бутылки в прошлом году из Египта, прокомментировав покупку в том ключе, что «нельзя же вообще без сувениров, Мишка, а папирусы тебе и нахрен не нужны». Одну мы уговорили в честь приезда, а вторая вот осталась. Сойдёт. В другой бар, который для избранных, мы заглядывать не станем, там напитки такие, что посетителя инфаркт хватить может.
Пузатые коньячные бокалы имелись. Пять штук. Шестой приказал долго жить в незапамятные времена. Вроде бы некомплект, несолидно как-то, но гостей больше пары человек за раз в этом доме я что-то не припомню. Решено, пожертвуем гостю коньяк.
В дверь позвонили. Я бросил взгляд на часы и мысленно поставил себе высшую оценку за проявленную силу воли. Два часа кряду посвятить уборке — это, знаете ли, показатель. Для меня.
Как оказалось, пока что ещё безымянный собеседник заявился в гости не один. Невысокого пухлого мужчину с лицом обрюзгшим и довольно неприятным, зато одетого демонстративно дорого (я не специалист, но вот сложилось такое ощущение), сопровождала столь же упитанная дама лет сорока, с избытком косметики и прической типа «ах какой я крутой стилист». То, что на ней было надето, я оценить не сумел, но блестяшки в её серьгах, колье и перстнях явно ничего общего со стеклом не имели. Убейте меня, нельзя к человеку, в чьих услугах вы остро нуждаетесь и который находится (печально, но факт) ниже вас по социальной лестнице, являться в таком прикиде. Цена услуги тут же вырастет в полтора-два раза, просто из-за резко обострившегося чувства классовой ненависти.
— Господин Орлов? — в его голосе сквозило