- Вот уж нет, - ответствовали мне. - Там, где уже есть лето, могут распускаться цветы. А это вовсе не одно и то же. Вы сохранили стужу и лишь вырастили цветы, не гибнущие при ней. Да и что это за цветы?! Они - из снега, они холодны, значит - мертвы. Вы создали мертвую красоту, дружище, но кому это нужно? Страшась смерти, человек льнет к живому - пусть и не столь прекрасному - и приемлет только живое. Так было, есть и будет. Возвращайтесь-ка обратно в Дом. Мы верим в вас и потому говорим: ваше место там, а не в лесу, где каждое дерево - год неведомо какой эпохи и каждый ельник - минувшее либо грядущее десятилетие; не возле полыньи, где плещется русалка, - ей вольготно лишь в волшебных сказках, да и то умело сложенных. Не заглядывайтесь на призрачную красоту - в ней проку нет. Сидите в Доме и ловите изначальные, вам только и принадлежащие слова-шары. К чему выходить за дровами в стылый лес несуществующих времен? Перетерпите, скрепите бумажные листы верными словами, и, когда их станет много, - огонь в камине вспыхнет сам.
- Значит, цветы вам не нужны? - спросил я тихо.
- Нет. Можете взять их с собой. Они вас не согреют, не развеселят, но, в конце концов, у них действительно недурной аромат.
И я ушел, вернулся в тот пустой, холодный Дом.
Я вновь уселся в кресло у решетки некогда потухшего камина и положил перед собою чистую бумагу, чтобы занести на нее новые слова.
Дом теперь - мой мир, по стенам которого жмутся робкие слова-шары; за окном - прошлое, а будущее. - что ж, если я пройду по бесконечной анфиладе комнат, может, я и выберусь к нему - не знаю, оно покуда смутно и далеко; только настоящее со мной.
А цветы и вправду тают.
Как ни холодно в Доме, их становится все меньше, меньше, и лишь запах, странный, но прекрасный, остается после них - да и то, надолго ли?
Я посижу еще немного в мягком старом кресле, вспомню бедную русалку, улыбнусь своим наивным давешним восторгам, а потом закутаюсь получше в одеяло, чтобы хоть чуть-чуть согреться, прежде чем пойду ловить по Дому убегающие в никуда слова-шары.