расформировать».
А заканчивался…
Заканчивался он не то некрологом, не то панегириком:
«Завершая сего числа существование Московской горной академии имени тов. Сталина, Дирекция, помятуя славную деятельность Академии в течение свыше одиннадцати лет, выполнявшую свой долг перед рабочим классом и социалистической промышленностью, давшей Советской власти тысячи закаленных командиров промышленности, собственных сынов пролетариата, выражает искреннюю благодарность всему научно-преподавательскому составу и техническим работникам Академии, преодолевшим на этом тяжком, но славном пути все трудности эпохи гражданской войны в твердом сознании необходимости этих испытаний для окончательной победы Ленинского дела.
Реорганизуя Московскую горную академию им. тов. Сталина в шесть высших технических учебных заведений, построенных на основе тесной связи с родной промышленностью, Дирекция Академии верит, что пролетарское студенчество, переходящее в новые фабрики высших технических познаний, понесут туда славные традиции Сталинской Горной академии, твердую веру в свое дело, железную решимость преодолеть трудности учебы, необходимой рабочему классу во имя построения социализма».
История МГА закончилась.
Началась история МГИ, МИС, МИЦМиЗ, МНИ, МГРИ и прочая…
Для начала директору института черной металлургии Завенягину не понравилось название новообразованного вуза, и он буквально за два дня договорился в ВСНХ о переименовании в Институт стали, а заодно закинул удочку и про унаследование от Горной академии престижного добавления «имени Сталина».
Вскоре на свет появился Московский институт стали имени Сталина, а в лексикон жителей СССР вошла аббревиатура МИСИС, живая и здравствующая и поныне.
В своем первом приказе 29-летний ректор писал:
«Призываю всех студентов, преподавателей, служащих и рабочих, — писал Завенягин в своем первой приказе, — к дружной работе по формированию и организации работы нового ВТУЗа, поднятию трудовой дисциплины на еще большую высоту, к усилению темпа нашей общей работы на основе социалистического соревнования.
Пусть новый ВТУЗ будет достойным носить имя нашего вождя Сталина, имя, о присвоении которого Институту стали возбуждают ходатайство наши общественные организации.
Наша задача — обеспечить металлургию высшим комсоставом на 100%.
Эта задача должна быть и будет выполнена».
Жизнь продолжалась…
Уведомление автора
Написав первую главу, я понял, что возникает слишком много вопросов, без ответов на которые бессмысленно рассказывать эту историю дальше.
Почему студенты прервали учебу на три года и трудились в качестве полноценных исследователей? Что такое Кузнецкстрой и Магнитстрой и отчего такое внимание к кауперам? И, самое интересное – по каким причинам и для чего расформировали Московскую горную академию?
Более того – я понял, что второй том у меня не получится написать в том же жанре, что и первый.
Первый том я назвал «роман-мозаика в людях» и пытался рассказать в нем о создании и становлении Московской горной академии через судьбы людей, так или иначе к ней причастных, часто забегая вперед, иногда – на десятилетия.
Второй том, похоже, придется делать в жанре «роман-биография в делах». Здесь будет гораздо меньше людей и гораздо больше – строгого следования хронологии. Почему? Потому что второй том называется на «Двадцатые», а «Двадцатый». А весь двадцатый век страна, в которой жили мои герои, менялась, иногда – менялась до неузнаваемости. К примеру, двадцатые и тридцатые - это не просто два разных десятилетия нашей истории - это две разные исторические эпохи, не больше, не меньше. И не поняв внутреннюю логику этих изменений, не осознав, почему двадцатые стали тридцатыми, мы не сможем понять ни смысл поступков моих героев, ни смысл их жизни.
Грубо говоря, если в первом томе были истории людей и страна, в которой они жили, то во втором мне придется писать про историю страны и людей, которые эту историю делали.
А пока я попробую объяснить превращение двадцатых в тридцатые дважды - сначала стихами, потом прозой.
Стихи будут, разумеется, не мои, а поэта Слуцкого, который еще появится в нашем повествовании. Стихотворение о двадцатых называется «Советская старина».
Советская старина. Беспризорники. Общество «Друг детей».
Общество эсперантистов. Всякие прочие общества.
Затеиванье затейников и затейливейших затей.
Всё мчится и всё клубится. И ничего не топчется.
Античность нашей истории. Осоавиахим.
Пожар мировой революции,
горящий в отсвете алом.
Всё это, возможно, было скудным или сухим.
Всё это несомненно было тогда небывалым.
Мы были опытным полем. Мы росли, как могли.
Старались. Не подводили Мичуриных социальных.
А те, кто не собирались высовываться из земли,
те шли по линии органов, особых и специальных.
Всё это Древней Греции уже гораздо древней
и в духе Древнего Рима векам подаёт примеры.
Античность нашей истории! А я – пионером в ней.
Мы все были пионеры.
Второе стихотворение – «Тридцатые».
Двадцатые годы - не помню.
Тридцатые годы - застал.
Трамвай, пассажирами полный,
Спешит от застав до застав.
А мы, как в набитом трамвае,
Мечтаем, чтоб время прошло,
А мы, календарь обрывая,
С надеждой глядим на число.
Да что нам, в трамвае стоящим,
Хранящим локтями бока,
Зачем дорожить настоящим?
Прощай, до свиданья, пока!
Скорее, скорее, скорее
Года б сквозь себя пропускать!
Но времени тяжкое бремя
Таскать - не перетаскать.
Мы выросли. Взрослыми стали.
Мы старыми стали давно.
Таскали - не перетаскали
Все то, что таскать нам дано.
И все же тридцатые годы
(Не молодость, - юность моя),
Какую-то важную льготу
В том времени чувствую я.
Как будто бы доброе дело
Я сделал, что в Харькове жил,
В неполную среднюю бегал,
Позднее - в вечерней служил,
Что соей холодной питался,
Процессы в газетах читал,
Во всем разобраться пытался,
Пророком себя не считал.
Был винтиком в странной, огромной
Махине, одетой в леса,
Что с площади аэродромной
Взлетела потом в небеса.
Причины индустриализации
А теперь – прозаический ответ на вопрос: почему же двадцатые сменились тридцатыми, почему на смену свободе и романтике пришли труд и страх? Почему, если вспомнить Есенина, «страну в бушующем разливе должны заковывать в бетон»?
Ответ состоит из одного слова – «индустриализация».
Аграрную Россию с убитой промышленностью решили сделать мировым индустриальным гигантом, причем – в считанные годы.
Почему было принято такое решение?
Как любил говорить один из моих начальников: «Концепция поменялась».
Практически все 1920-е годы Советская Россия жила ожиданием мировой революции, считая себя не более чем первой ласточкой. И это не было прекраснодушными мечтаниями, к подобным ожиданиям были серьезные основания. Самым впечатляющим активом большевиков было вовсе не одно из крупнейших государств на планете.
Самым большим активом большевиков была коммунистическая идея.
С одной стороны, жители