Ур Хо присел, коснулся корки пальцем — и тотчас отдёрнул руку. Горячо, словно схватился за горшок в очаге… А ведь яма появилась здесь недавно! Ещё три дня назад берег был как берег, топкий и глинистый, но ровный. Молния ударила сюда и вырыла эту яму! Если молния может поджечь лес, почему ей не сделать то же с глиной? Эту мысль следовало обдумать, но после. Нельзя вернуться в селение пустым, сейчас он должен догнать стадо.
Но у него больше нет лука! Ур Хо застонал от обиды… Что он будет делать, если догонит стадо? Забодает вожака? Но ведь рогов у него тоже нет!
Молодое деревце шагах в пятидесяти впереди привлекло его внимание. Деревце накренилось, а молния расщепила его верхушку. У него нет лука, зато остался нож, длинный и острый нож из небесного железа. Если верить мастеру Ро Си, конечно. Он сделает копьё и добудет урмала!
Ур Хо воспрял духом, и даже голова перестала болеть. Ур Хо зашагал к деревцу, миновал заросли кустарника, и остановился, когда до цели оставалось ещё полпути. Улыбка сама собой растянула его губы. За кустами, рядом с ещё одной вырытой молнией ямой, лежала туша водяной свиньи. Молния убила её. Похоже, духи усовестились, что лишили Ур Хо добычи и оружия, и дали ему замену.
— Спасибо! — падая перед тушей на колени, выдохнул Ур Хо.
Он отсёк у свиньи уши и с поклоном положил их на край ямы. Духи неба ищут новый дом на земле, и жертва не будет лишней.
— Примите эту жертву, могучие, — сказал Ур Хо, — и позвольте мне забрать остальное.
Духи не ответили, но и не выказали гнева, значит, они согласились.
…Ур Хо вернулся в Шач-те утром следующего дня. Он шатался от усталости, глаза его слипались. Всю ночь он тащил за собой тяжёлую добычу, но устал он не от этого. Духи разгневались на Мир. Лес дымился. Только прошедшие дожди избавили от большой беды, от пожара. Не раз и не два попадались ему на пути ямы, вырытые молниями. В каждую такую яму Ур Хо клал кусочек мяса или шкуры. И духи смилостивились, позволили вернуться в деревню. Несмотря на то, что солнце уже встало, люди прятались по домам, боязливо выглядывая из дверей. Одна хижина сгорела дотла. Рядом с нею Кривая Ту Ли рыдача над телом мужа. Ур Хо сглотнул, но продолжил путь. Так рассудили духи, и ей уже не помочь. Остановившись у дома Ди Мо, Ур Хо прокричал:
— Выходи, Ди Мо! Это я, охотник Ур Хо. Отдай мне Ун Ди в жёны!
Скрипнула дверь, из хижины выбежала любимая, встала рядом с Ур Хо, не смея коснуться его. Старик Ди Мо вышел следом.
— Я лучший охотник, — ударил себя кулаком в грудь Ур Хо. — Твоя дочь никогда не будет голодной. Смотри, что я добыл!
Он махнул рукой за спину, где, прикрытая накидкой, на волокуше лежала туша водяной свиньи.
Ди Мо подошёл к волокуше, отбросил накидку. С минуту он смотрел на добычу Ур Хо, потом сел на неё и проворчал:
— Наконец-то. Я думал, ты так и не решишься сказать это.
— Я думал… — начал Ур Хо.
— Бери в жёны Ун Ди, — со вздохом сказал Ди Мо. — Береги её, когда… когда…
Он смахнул рукой слезу и продолжил:
— Видишь, что творится? Нельзя девушке быть одной, а я уже не в силах её защитить.
Ун Ди всхлипнула и прижалась к Ур Хо, зашептала жарко:
— Я так боялась, что ты не вернёшься! Так боялась.
— Не бойся, — Ур Хо лизнул её в нос, — я защищу тебя и никогда не покину.
Ди Мо смотрел на них и плакал, не скрывая слёз. Жаль, мать не дожила до этого счастливого дня… Счастливого несмотря ни на что! Что значит гнев духов, когда двое любят друг друга?
— Живите пока здесь, — сказал пока он. — Потом мы поставим рядом новый дом, для вас и ваших детей.
Ур Хо выпятил вперёд нижнюю челюсть, а Ун Ди смущённо улыбнулась.
В приятных хлопотах прошёл день. Ур Хо и Ун Ди старались не смотреть в лица односельчан. Зачем смущать собственным счастьем обездоленных? Духи буйствовали до вечера, кидались молниями, заливали Шач-те водой, хотя уже и не столь яро. На закате дождь прекратил мучить селение. Так думал Ур Хо, хотя остальные жители с ним не согласились бы. Для земледельца дождь — благословение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Влюблённые остались наедине, когда уже стемнело. Старый Ди Мо, чтобы не мешать, ушёл к соседям: помочь поправить покосившийся дом, поговорить о том, о сём, похвастаться завидным женихом для дочери. Вернулся он поздно, Ур Хо разбудили его шаги и тяжёлое дыхание за занавеской, что разделила дом на две части. Ди Мо бродил по своей половине, о чём-то неразборчиво бормотал, стучал деревом, шуршал соломой, которой был выстлан пол. Вскоре заскрипела лежанка, и старик успокоился.
Ур Хо закрыл глаза, стараясь снова уснуть, но не тут-то было! Старик захрапел, да так, что последний сон развеялся как утренний туман. Ур Хо лежал, ощущая тепло тела любимой. В отличие от него, Ун Ди спала как младенец. Ей ничего не мешало, за годы она привыкла к храпу отца. Наверное, этот храп служил ей колыбельной. Отец храпит? Значит, он рядом, значит, он спокойно спит, и значит, ей тоже ничего не угрожает. Наконец, Ур Хо надоело просто лежать. Он осторожно, чтобы не потревожить Ун Ди, освободился от её объятий, накинул одежду и вышел из хижины.
Снаружи дул холодный ветер, зато дождь кончился, а лужи подсохли. Луна Мой сияла так, словно пыталась превзойти солнце. Куда ей! Ночные духи от века завидовали духам дня, а только никогда Мой не затмить солнца, даже призвав в помощь луну Сой. Кстати, Сой тоже показалась над краем леса. Но это только так говорят — светло как днём. Ночь она и есть ночь, хоть три луны над Миром повесь.
Зато можно без страха ступать по двору, не опасаясь во тьме свалиться в отхожую яму. Ур Хо облегчился и поплёлся обратно к дому, но остановился на полпути. Что-то было не так в Мире, но со сна он не мог сообразить, что. Воздух пах мокрой травой и свежими лепёшками, которые ни свет ни заря стряпала старая Лу Он. Она всегда вставала задолго до света и пекла хлеб. Интересно, Ун Ди тоже будет так поступать? Он был бы не против начинать день с горячей лепёшки. Ур Хо представил, как это будет, и ему захотелось есть. Прямо сейчас разломить свежий, исходящий паром кругляш, нацедить в кружку травяного отвара…
— Что это, Ур? — услышал он дрожащий голос любимой.
Сбежав с крыльца, она прижалась к нему и теперь смотрела на него снизу вверх. В её глазах Ур Хо заметил страх.
— Что случилось, маленькая? — удивился он.
— Разве ты не видишь? — спросила она, прижимаясь ещё крепче. — Небо!
— Что небо? — не сразу понял Ур Хо, поднимая взгляд кверху. Небо как небо. Вот Мой сияет начищенным ножом. Вон мелкие облака плывут как листья по ручью. Вот… Он понял, и сердце в груди на миг замерло, а страх тронул нутро холодным языком.
Звезды… Они пропали!
Часть первая. Пузырь
Глава 1
Из всех кабаков Илья Витальевич Жогин предпочитал «Огонёк». Ни нищие, разжившиеся случайной тысячей студенты, ни мажористая школота, отрывающаяся на деньги родителей, в заведение не совались. Музыка здесь играла негромкая и живая, дурной попсой не пахло, а охрана на входе дело своё знала, поэтому и торговцы веществами обходили «Огонёк» стороной. Даже девица у шеста в центре зала выглядела изысканно и дорого.
Кормили здесь без особых изысков, но вкусно, а порции были порциями, а не издевательством, как в иных ресторанах, обильных мишленовскими звёздами. Поэтому он бывал здесь частно, даже слишком часто, если рассуждать честно. С другой стороны, ему за сорок, он нельзя сказать, чтобы богат, но вполне обеспечен. Ему уже не основать империю и не создать религию, оргии его не возбуждали, не то воспитание, так почему бы просто не порадовать себя?
Илья Витальевич не торопясь смаковал жаркое, поглядывал аристократический стриптиз, прикладываясь время от времени к бокалу с коньяком. Гостей он не ждал, никаких дел не планировал, просто сидел и отдыхал, наслаждаясь едой и покоем. Каково же было его удивление, когда от входных дверей раздались голоса, упоминавшие его имя! Голоса дробились в кадках с пальмами, их заглушало журчание декоративного водопадика в центре зала, да и звук арфы со сцены, поэтому Илья Витальевич не опознал, кто желает лицезреть его персону.