Ниночка, глядя на вязаную шапочку своей работы, тихо похвалила: «Хорошо, Сергей Иванович». Макар же смолчал и лишь пройдя достаточно, огорченно сказал:
— А ружье-то зачем?
В тайге директор был не директор, а маленький, слегка кругленький, слегка смешной человек, а потому он и ответил Макару с извиняющимися нотками в голосе:
— Для самообороны. Тайга все-таки. В ней всякое может случиться.
Однако в это утро ничего такого не случилось. И лишь Макар был более обычного молчалив.
На следующее утро Макар говорил Ниночке:
— Чудная земля. Я как-то сосенку в тайге посадил. А ее возьми и подкопай бурундук. Потом кедровочка в той ямке склад устроила. А весной смотрю, кедр в небо нацелился, да так он самоуверенно из-под земли-то попер, словно сосенке сказать хочет: «А ты зачем здесь, чужанка? Мое это место, моих родичей земля». Вот и пришлось мне чужанку отсаживать. И тоже ничего, прижилась, ствол ладный такой получается и кожица гладкая, ровно у березки по второму году.
Они сидели на самом выходе из тайги, и Ниночка теперь уже сама видела, как вываливается из-за деревьев солнце и в хвое тоненько поблескивают росинки, постепенно скатываясь к самому концу игл затем, чтобы фиолетовой искоркой блеснуть на лету и раствориться в земле. А чуть позже, прижимаясь к молодому ельнику, как- то боком, но резко и стремительно пронеслась сова, и шум ее крыльев был неуловимо тих, словно под потолком замедленно работал вентилятор…
Теперь Ниночка была в центре внимания всего поселка. О ней говорили шепотом и вслух, за глаза и прямо спрашивали о том, что она нашла в Макаре. Ниночка смущалась
от столь неожиданного внимания, а однажды рассердилась и запальчиво сказала:
— Он лучше вас всех. Это вы чокнутые, а он природу понимает. Макар Иванович уже три года выдру подкармливает, а еще раньше он ее из капкана с перебитыми лапами спас. Поэтому он каждое утро в тайгу ходит. А выдра совсем ручная и рыбу у Макара Ивановича из рук берет. А у вас и кошки дома не держатся…
После этого о ней и Макаре говорили уже в основном за глаза.
Все так же манила Макара тайга, и каждое утро солнце по-новому вставало для него. Но когда однажды, прождав Ниночку почти десять минут, он так и ушел в тайгу один, Макар Чупров загрустил. Дольше обычного провозился он с выдрой, все прислушиваясь, не треснет ли сучок под ногой Ниночки и не покажется ли ее тоненькая стройная фигурка между деревьев.
— Нет, сегодня не придет, — сказал он выдре, словно успокаивая зверька, — видно, сон побороть не может.
И пошел Макар раньше обычного в конструкторское бюро, в свою боковушку. Смотрел он в засиженное мухами окно и первый раз за свою жизнь не видел синих хребтов Мяо-Чана, и того, что солнце за стенкой из туч поднялось — тоже не заметил. А потому и удивился рассеянно, когда к обеду по стеклу застучал крупный летний дождь. В боковушке сделалось темно, загудела крытая жестью крыша и ударил гром, прежде синим высветлив задумчивые глаза Макара.
— Вот и дождь, на бабину рожь, — заглянул директор и закурил папиросу. Он присел на верстак и провел белым, гладким пальцем по стеклу, от чего по нему пролегла сизая борозда. — Слышал, Макар, я себе сеттера купил? В питомнике достал. Как ты думаешь, стоящая псина?
— Собака от хозяина зависит, — не сразу ответил Макар, тяжело опустив руки на кожаный фартук. — Вон овчарка, человека может загрызть, а может и от смерти спасти. Это смотря чему ее выучить.
— Да мне-то человек зачем? — удивился директор. — Мне бы ее на соболя натаскать, на птицу какую-нибудь. Ты вот выдру приручил, а мне соболя домашнего хочется иметь.
— Так я выдру без собаки прикармливаю. — Макар глянул на директора и увидел, что перед ним сидит совсем другой директор. На его лице было внимание и желание понять слова Макара, и больше того — желание встать вровень с Макаром.
— Я бы его, сеттера, и продать мог, — сказал Сергей Иванович и еще одну бороздку оставил на стекле, — Семен бы и купил, да мне в хорошие руки пса отдать хочется.
И только теперь Макар понял, что директор предлагает сеттера ему, Макару Чупрову.
— А Нинка-то наша в больницу попала, застудилась, — круто переменил разговор директор и соскочил с верстака. — Кожу я тебе заказал, на этой неделе обещали доставить…
Накинув на голову капюшон старенького дождевика, Макар Чупров крупно шагал по раскисшей дороге. Тайга его встретила дружным шумом дождя, мглистым полусумраком и сильным запахом замолодевшей хвои. Речка моментально взбухла и помутнела и весело пузырилась крохотными кратерами вмятин от дождя. Макар долго ждал, пока, наконец, с шумом выметнулась из потока выдра. Несколько мгновений она подслеповато приглядывалась к нему, а затем легко и величественно вышла на берег.
— Что, Ласка, привольно тебе? — говорил Макар, заглядывая в любопытные и все еще настороженные глаза выдры. — Дождь славный, и тебе теперь самая охота. Да я не задержу, я на минутку только. Вот Нина заболела, надо бы проведать…
По-беличьи выдра почесала обеими передними лапками за ушами и нетерпеливо покосилась на воду. Ее остренькая мордочка с короткими жесткими усами была сейчас необыкновенно доброй, располагающей к беседе, но Макар удержался и в знак прощания тихо и протяжно посвистал.
Наверное, первый раз в жизни Макар не смог бы объяснить, зачем он сегодня пришел в тайгу. Что-то его томило и не давало покоя. И он долго еще кружился по тайге, длинный и смешной в коротком не по росту дождевике, пока не понял, что в больницу все-таки пойдет. И он шел мимо деревьев, словно прощаясь с каждым из них, искал глазами синий призрак хребтов, но все было покрыто дождем и черными громадными тучами…
У самой больницы, что стояла над глубоким оврагом, по которому теперь шумно несся поток серо-желтой воды, Макару повстречался Семен. Был он необычайно тих и приветлив. Долго тряс руку Макара Чупрова, сочувственно заглядывал в глаза.
— А ведь наши-то вместе лежат, — сказал Семен и громко сморкнулся в сторону, — одна к ним лихоманка прицепилась.
— Это кто наши-то? — не понял Макар, горбясь над низкорослым Семеном.
— Как кто?! — обиженно удивился сторож. — Моя старуха да твоя Нинка. Только мою чуть позже привезли, а твоя-то с ночи занемогла.
— Ага, — сказал Макар Чупров и глубже натянул капюшон, — я пойду.
— Они вон у того оконца и лежат, — показал Семен, — да ты поменьше там маячь, свидания-то им запрещены.
Макар медленно поднялся на взгорок. Земля здесь была глинистой, и его сапоги обросли громадными комками грязи. Он долго и тщательно счищал ее щепкой, а счистив, еще постоял в раздумье и лишь затем пошел к окну..
Вначале он увидел Семенову старуху. Она лежала лицом к окну, чинная, спокойная, в непривычных для ее деревенского лица очках с зелеными тесемками. Заметив Макара, старуха пошевелила губами, и у окна появилась Ниночка. В коричневом халате она показалась Макару значительно выше ростом и строже лицом. И только теперь Макар спохватился, что не припас никакого подарка.
Ниночка облокотилась на подоконник и прижалась лицом к стеклу. Макар видел ее удивленные радостные глаза, остро выпирающие ключицы и березовую прозрачность кожи на длинной шее… Он неловко топтался у окна, непривычно заглядывая в ее лицо снизу вверх.
— В общем, так, — тихо говорил Макар, — в тайге теперь дождь и очень сыро, и тебе там быть сегодня все одно нельзя. Потому как в такую погоду застудиться можно в два счета. А Ласка вот радуется, ей в такую непогодь, когда рыба без осторожности играет, самое приволье. Тебе привет передает, скучает.
Все это Макар говорил очень тихо, рукавом утирая лицо от дождя, и Нина, конечно же, ничего не расслышала. Но она согласно кивала головой, а потом улыбнулась и тоже тихо поблагодарила его за привет от Ласки.
— А вот выздоровеешь, — продолжал Макар, — к тому времени и солнце силу возьмет, и лес достаточно пообсохнет, вот мы по сухому и пойдем.
И опять Ниночка покивала головой, а потом велела уходить и не мокнуть под дождем. Макар согласился и тяжело пошел от окна. Когда оглянулся, Ниночка ласково улыбалась ему, и он тоже тихо улыбнулся и, уже не оглядываясь, пошел от больницы.
В той стороне, где каждое утро всходило для Макара Чупрова солнце, призрачной полосой наметился просвет. Он знал, что там уже нет дождя, что с той стороны заходит долгое августовское вёдро.