Читать интересную книгу Правда гончих псов. Виртуальные приключения в эпоху Ивана Грозного и Бориса Годунова - Владимир Положенцев

– Знаю, все знаю! – обхватил вдруг голову Владимир Андреевич. – Новгород с отчаяния готов и польскому королю поклониться. Этот кровопийца не успокоится, пока всех в могилу не сведет. Собрать бы доброе войско! А что Курбский, ты с ним виделся?

– Встречался. Андрей хитер. Возле Полоцка крутится, а дальше не идет. Король Сигизмунд большую армию ему не дает. Хоть и привечает, да побаивается. Вдруг он лазутчик Иванов и против него шляхту повернет.

– Так что Курбский-то говорит?

Малюта встал, подошел к рыцарским доспехам, вынул из стойки длинный стальной меч. Он оказался такого же размера, что и Скуратов. Легко им взмахнул, сделал выпад в сторону князя. Расхохотался, глядя на испуг Владимира Андреевича. Вдруг отбросил старинный клинок в сторону. Тот с грохотом ударился о ливонский панцирь, прибитый к стене, вместе с ним упал на пол. В дверь просунул голову Лопухин. Рядом замелькала рыжая шевелюра Бакуни. Малюта показал им кулак и дверь тут же захлопнулась.

– Предатель он и есть предатель, – наконец сказал Малюта. – На Курбского нельзя полагаться. И что от него сейчас толку? Ну, приведет он польское войско, многие бояре сами ему кремлевские ворота откроют. Ну, станет Сигизмунд королем московским. Иван теперь не устоит. Думаешь, о тебе вспомнят? Хотя нет, вспомнят, первому голову снесут. Весь род Рюриковичей изничтожат. То мечта ляхов. А без Рюриков не было Руси и не будет.

Князь внимательно взглянул на Малюту. Верить в его искренность или нет? Все же однажды Скуратов его голову спас, да и выхода другого нет, приходится верить.

– Что же предлагаешь, Григорий Лукьянович? – тихо спросил он.

– Самим извести царя и немедля. Ты вот что, князь. Езжай в Александрову слободу и… донеси на себя. Упади в ноги Ивану – мол, поддался уговору земских бояр убить тебя, государь, вступил в сговор. Сдай хотя бы вон окольничего Ваську Чёрного-Копытина с людишками, от него все одно проку нет. Скажи, он главный проходимец и есть.

– Зачем?

– Получишь расположение царя. Он же тебя в Романов сбагрил, а так рядом с ним, в Слободе побудешь. Его повар Малява жадный, как бес, за полушку змею оближет. А уж за 50 рублев…

– При чем здесь повар?

Малюта оторвал бок стерляди, жирными пальцами отправил его в рот. Рыбья густая слизь стала падать с бороды на кафтан, вытирал его рукавом. Ел аппетитно, с причмокиванием, как будто не деловой разговор был между ним и князем, а дружеская посиделка.

В очередной раз насытившись, рыгнул, запил малиновым медом.

– Бакуня! – позвал он.

В тот же миг перед столом вырос верный слуга, такой же огненно рыжий, как и его хозяин.

– Тащи сюда подарочек Курбского, – приказал Скуратов.

Бакуня исчез и довольно скоро вернулся. В руках он держал маленькую серебряную коробочку.

– Уйди.

Когда тиун пропал, Малюта положил коробицу перед князем.

– Передашь это повару.

Владимир Андреевич сощурился. Он был далеко не глуп, сразу понял что внутри. Скуратов уловил его мысли, кивнул:

– Венецианский яд. Им в свое время всех местных дожей перетравили. Действует не сразу, через седмицу, но наверняка.

– Что же сам не передашь?

– Малява на меня зуб имеет, я его супружницу иногда тискаю. Хороша баба, дураку досталась. Может со злости и донести.

– Боязно, Григорий Лукьянович.

– Ну тогда и сиди в своем Романове дурак дураком! – вспылил Скуратов. – А когда Ивашку изведем без тебя, ни на что не рассчитывай.

– Сам что ли царем станешь?

– Молю тя… Куда нам, – осклабился Скуратов. – Выдам, к примеру, свою среднюю Марию или Катьку младшую за Димку Шуйского. Шуйские ведь тоже Рюриковичи.

– Все просчитал.

– А то! Без этого нельзя. Так согласен что ли?

В земляной избе повисла тишина. Только щелкали жиром толстые свечи, да скреблись за дубовыми стенами мыши.

– А ежели смута начнется? – сокрушенно помотал головой Старицкий.

– Непременно начнется, – потер в предвкушении руки Малюта. – Даже хорошо что начнется. Тут-то нам Андрюшка Курбский и пригодится. Придет с польским отрядом и утихомирит народец. Стрельцов подкупим. Многие из них и сами хотят, как за границей. Взойдешь на престол, словно по облаку небесному. Женишь своего Василия на одной из моих дочерей. Породнимся, Владимир Андреевич! Или брезгуешь с опричником, гончим псом связываться? Смотри, – вдруг зло зыркнул он на князя, – не прогадай.

На лице князя заиграла кривая улыбка. Под глазами натянулись морщинки.

– А не боишься прогадать сам, Гриша? Вот сяду на трон и первым делом велю сварить тебя в кипятке на Торговой площади.

– Не боюсь, Владимир Андреевич, не боюсь. Любому самодержцу мой талант понадобится.

– Палача?

– Ага. Кровь – любимая пища царей.

– Ладно! – ударил по столу красными он напряжения ладонями Старицкий. – Или пропадать или… Согласен! И все же неплохо, ежели бы Сигизмунд в ближайшее время войско хотя б на Тверь или Клин двинул, братца пощекотал. Дался ему этот Полоцк.

– Ливонская война теперь скоро не закончится. Об том еще поговорим, Владимир Андреевич. Коробицу-то не забудь.

На том встреча и закончилась. Выпив еще пару чарок анисовой, Малюта завалился спать, а чуть свет верный Бакуня оттолкнул лодку от острова.

Тем же днем боярин вновь присоединился к своему войску, которое по приказу царя ходило к Полоцку «отгонять проклятого Андрюшку Курбского». Позвал Бакуню. Взял за шиворот, дыхнул тяжелым ртом, сунул под нос сложенную вчетверо бумагу:

– Скачи наперед меня в Москву. Передашь сей донос думному дьяку Разбойного приказа Тимофею Никитину. Молю тя, чтоб ни одна душа… иначе твою выну.

– Обижаешь, Григорий Лукьянович, когда я тебя срамил?

– Ну, смотри, дворянский сын, – ласково, но больно потрепал Скуратов его рыжий чуб.

В письме, неровным, еле разборчивым почерком малограмотного Малюты было написано: «Сим сообщаю, что царский повар Малява вскоре получит от князя Владимира Старицкого ядовитое зелье для умерщвления государя Ивана Васильевича. Под пытками проказники укажут на боярина Григория Скуратова-Бельского, чему верить не потребно».

Глядя вслед Бакуни, Малюта удовлетворенно почесал бородавку на переносице: весь род Старицких выведу под корень, умоются кровью. Теперь Иван князю не спустит. А потом и за самого государя примемся. Мешаются под ногами Григорию Лукьяновичу Рюрики проклятые… Звезда Бельских скоро взойдет. Бояр только подлых прежде пощипать основательно надобно, в этом Иван мне пока союзник.

А князь Владимир Андреевич Старицкий был препровожден через длинный подземный ход на противоположный берег Волги, где быстрые кони домчали его до Романова. Пошутил над ним Иван Васильевич. Пару лет назад приказал переселять в город татар. Как хочешь так и разбирайся теперь с нехристями.

Через день, поздним листопадным сентябрем, княжеский обоз выдвинулся в Александрову слободу.

В Слободе

Колокол собора Пресвятой Богородицы ударил тяжело и протяжно. С черного купала ссыпался первый, ненадежный снег. С крепостных стен Александровой слободы – новой резиденции царя, вспорхнули галки и вороны. Государь истово молился в подклете храма. Громко подьячий Оська бил именно для него, чтобы слышен был звон в тесном, сыром подполе, пахнущем мышами и могилой.

Иван стоял на коленях перед иконой Божьей матери. По правую руку к стене была прикреплена плащаница – Старица из мастерской-светлицы отравленной жены Анастасии. Вся Москва тогда по ней горевала, за гробом в слезах шла. Иван был уверен, что её извели бояре, ненавидевшие простолюдный род Захарьиных. Кто именно подлил нежной и добродетельной Настасьюшке ртути, так и не дознался, хоть и изломал на дыбе немало народа. Извивались над углями Сильвестр с Адашевым, Трубецкие да Глинские, но на Андрюшку Курбского не указали. Но Иван знал – его рука. Шесть зим прошло, а забыть не в силах. И не Богородица теперь перед ним, а Анастасия.

– Прости, любезная, – шептал Иван, – что не уберег. Всю жизнь мстить за тебя буду. Дочь Темрюка душу не греет. Дика больно. Она ить избранный отряд создать насоветовала. Теперь сам боюсь своих опричников. Того и гляди на пики поднимут. Устал, нет мочи более.

Вытер рот рукой, сел перед иконой по-турецки, подпалил еще одну свечу. Дышать в тесной норе было тяжело, но он, обливаясь потом, терпел. Вдруг зло улыбнулся:

– Бояре надеются, к Елизавете сбегу, а они тут от радости плясать станут. Во! – показал он кукиш. – Не дождутся! О Руси думаю, не о себе. Пропаду и государство пропадет. Кто править будет? Сын Иван? Глуп слишком. Однажды предлагал, дума не согласилась. Двоюрник Владимир? Так он мозгляк, ничтожество, тут же Москву полякам сдаст. И прощай православная Русь, к церквям католические кресты приделают. Земские бояре князя поддержат, а опричники нет. Грызня начнется, смута. Володька в ней первым и сгинет. А-а… Захарьины из щелей повылезают. Как же – дочь их Анастасия с царем обвенчана была. А вот им, – царь опять сделал кукиш, – захудалый род, только при мне и поднялся, а теперь опять в язвине. Нет, не дождетесь!