Шерлок Холмс смотрел на меня, иронически улыбаясь. Взгляд его был пронзителен, глаза за стеклами затемненных очков лихорадочно блестели, крылья тонкого ястребиного носа хищно раздувались. Моего друга переполнял азарт погони. Он явно взял след.
Все утро великий сыщик провел, исследуя само место возможного преступления и его ближайшие окрестности. Он сунул свой длинный нос в каждый из темных углов склада, поднялся на его крышу и спустился по сваям, поддерживающим причал, к самой воде. Опросив единственного свидетеля возможного происшествия, Холмс на некоторое время сделался задумчив и отрешен.
Свидетелем оказался мистер Аарон Грейвс, капитан и единоличный владелец маленького речного катера. В поздний час капитан Грейвс пришвартовался на своем обычном месте у причала и привычной дорогой отправился домой. Путь его проходил через складской район. Минуя склад, ставший теперь центром внимания всей полиции Лондона, капитан заметил яркий электрический свет, льющийся в неурочный час из приоткрытых ворот склада. Недолго думая, мистер Грейвс отправился выяснить причину столь вопиющего безобразия.
– Сами понимаете, судари мои, мало ли что случиться может. Вдруг помощь какая добрым людям нужна? Порт, оно же понятно, и днем, и ночью живет-работает – да только здесь район тихий да спокойный. На складах этих хранят обычно то, что срочности да расторопности не требует. Товар какой залежалый с рынков да из лавок везут, почту опять же невостребованную – вон, видите, знак службы почтовой на том пакгаузе? Или вон как там – таможенный конфискат лежит, ну, так там и двери опечатаны, и охрана ходит все время. А что до этого склада – так я хозяина его знавал. Старый Найджел Пендергаст знатный был пьяница, мир его праху. Помер в прошлом году, поговаривали, от выпивки помер. А после его смерти детишки склад вроде в аренду сдали, да только я уж и не знаю кому. Только стоял он вечно запертым – а тут на тебе: ворота нараспашку! Заглянул я, сталбыть, внутрь – а там такое!
Дальнейший разговор, описанный мною выше, протекал в подобном же ключе. Дело осложнялось еще и тем, что даже сейчас, по прошествии нескольких часов с момента своей сенсационной находки, мистер Грейвс был все еще, мягко говоря, не совсем трезв. Сильный запах сивухи окутывал его плотным до осязаемости облаком; когда же он доверительно склонялся к самому уху собеседника, лучше было задержать дыхание – однако Холмс в течение всего разговора сохранял совершенную невозмутимость, а к повествованию капитана отнесся со всем возможным вниманием, задавая тому по ходу рассказа уместные вопросы.
Теперь вопрос был задан мне.
– Я скажу вот что, друг мой, – у нас на редкость бестолковый свидетель. Хуже всего, что он еще в придачу ко всему и единственный. Я уж не говорю о его пристрастии к алкоголю, что делает его еще и ненадежным. Не свидетель, а просто беда. Кроме того – а было ли преступление вообще? Кроме пустого склада да бредового рассказа, который вполне может оказаться описанием галлюцинаций пьяницы-капитана, порожденных неумеренным употреблением выпивки, у нас ничего нет.
– Не преуменьшайте значимости того, чем мы располагаем, Ватсон! – Холмс погрозил мне тонким пальцем. – Кроме того, наш друг-капитан прав: если не было преступления – откуда взяться всей этой крови?
* * *
Крови и в самом деле было много.
Помещение склада напоминало скотобойню. Кровь заливала весь пол немалого помещения склада, просачивалась в подвал сквозь щели между плитами тесаного камня, скапливалась лужами в углах. По требованию Холмса в передвижной лаборатории Скотланд-Ярда уже был проведен анализ, подтвердивший, что: а) это действительно кровь; б) кровь не человеческая; в) кровь – предположительно – принадлежит аборигену Марса; в) вероятнее всего, не одному.
Тел не было.
Не оказалось их и в реке. Глубина Темзы на этом участке позволяла подниматься от моря судам немалого водоизмещения. Течение было сильным, и поиски с привлечением водолазных катеров успеха не дали. Возглавлявший поиски глава Скотланд-Ярда шеф-инспектор Лестрейд, в свои без малого шестьдесят все такой же юркий человечек с лицом и повадками хорька, счел высокой вероятность того, что тела давно унесло в море.
Шерлок Холмс явно не был с ним согласен, однако предпочитал продолжать свои исследования, ничего не возразив.
Некоторое время он посвятил изучению складских систем вентиляции и пожаротушения. Потом самостоятельно промерил глубину реки у причала. Заново обошел вокруг огромную лужу крови, считая шаги, и долго что-то высчитывал на бэббиджевом калькуляторе. Побеседовал с констеблями Лестрейда; те, оживленно жестикулируя, наперебой указывали ему на окрестные склады, мастерские и здание таможенного терминала.
По беспроводному микротелеграфу Холмс связался с мисс Хадсон, пребывавшей на борту «Королевы Марии». Эта юная особа приходилась внучкой доброй хозяйке квартиры на Бейкер-стрит, унаследовав от нее педантичность в делах, а от американской родни – странную эксцентричность манер.
– Поручил нашей суфражистке оживить Дороти и прогнать через ее картотеку всех владельцев складов в этом районе, всех арендаторов, а также всех, кто работает в этой части порта, – пояснил он мне. – Возможны любопытные совпадения. О, а вот уже и ответ!
Микротелеграф на его тонком запястье коротко звякнул и выплюнул изрядную порцию бумажной ленты.
Холмс внимательно изучил ее содержание.
Дороти – наш картотечный шкаф на паровом ходу. Крайне полезный в нашей с Холмсом деятельности механизм, проявляющий порой не меньшую свободу воли, чем его оператор и наша верная секретарша, несравненная мисс Хадсон. У них обеих сложные характеры.
– Наша милая эмансипе умудряется ворчать даже кодом Морзе, – хмыкнул Холмс, дойдя до конца сообщения. – Подписалась «Карен». А куда исчезла столь полюбившаяся нам Пенелопа? Мне казалось, это имя нравится нашей непостоянной помощнице. Кроме того… Не то чтобы оно ей подходило – но вы замечали, как порой у нашей мисс Хадсон меняется характер в зависимости от избранного на этот день имени? Нет? Где же ваша наблюдательность, Ватсон! Или вы столь очарованы нашей зеленоглазой спутницей, что не обращаете внимания на такие мелочи, а, старый ловелас?
И Холмс игриво подтолкнул меня локтем.
Я не нашелся, что ответить.
* * *
Прав Холмс был лишь в одном – когда назвал меня старым. В последнее время я и впрямь начал порой чувствовать свой возраст. Прожитые годы отзывались в теле – то внезапным прострелом в спине, то ломотой в суставах после полного активной деятельности дня.
Хуже всего было, когда начинала ныть рука. Правая рука, которую я потерял давным-давно – еще во время Великой Войны. Заменявший ее механистический протез, питаемый атомным котлом, давно уже стал столь же полноправной частью моего тела, как и остальные конечности. Я пользовался искусственной рукой с не меньшим успехом, чем ее утраченной предшественницей, а скрывающиеся в ней чудеса инженерной мысли не раз выручали меня в трудные моменты жизни. А вот поди ж ты – порой лишенная чувствительности правая рука начинала ныть и мозжить, как живая. Случалось это чаще всего в промозглые дни, вот как сегодня, – а осень в Лондоне была щедра на такие дни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});