и поймала взгляд Нади. Она осматривала меня и царивший вокруг беспорядок. Я устало вздохнула и принялась вытаскивать одежду из шкафа. Бельевой ящик был выдвинут так сильно, что грозил рухнуть на пол. Я сгребла в охапку нижнее белье и бросила в распахнутый чемодан. Я не испытывала сожаления о том, что не возьму с собой ни одних дорогущих каблуков. Я швыряла в чемодан только то, что невозможно помять и не нужно отпаривать. То, что я не носила уже много лет. Я сложила стопкой две пары джинсов-мом серого и голубого цвета, одни темно-синие бойфренды, а также пару черных скинни. Своей очереди на краю кровати ждала гора футболок: базовые хлопковые белые и черные, которых никогда не бывает много, а также мои любимые черные с различными принтами. Я тратила уйму времени, выискивая футболки с оригинальными яркими картинками и надписями. Как настоящий коллекционер. Жаль, что в моей прежней жизни я не носила футболки… В офисе мой бывший муж требовал соблюдения дресс-кода, а в повседневной жизни он считал, что женщина должна быть “женственной” и носить элегантные вещи. Обычно я надевала удобную одежду, вроде кроссовок, леггинсов и топов, только когда приходила в фитнес-клуб. Долгие годы моя жизнь стояла на паузе.
— Не могу поверить, что ты это делаешь, — с нескрываемым волнением в голосе сказала Надя и уставилась на меня.
— Ага, я тоже, — я мельком взглянула на нее и наклонилась к чемодану, утрамбовывая очередную порцию одежды.
— Так поспешно… Может не стоит рубить сплеча? — Она покосилась на мой едва закрывающийся чемодан.
Я промолчала. Вид Нади в дорогом изящном брючном костюме и с безупречно уложенными каштановыми волосами резко контрастировал с моей възъерошенной шевелюрой и потертыми свободными джинсами. Но несколько месяцев назад я выглядела так же, как и она.
— Но так же нельзя, — не унималась подруга.
— Кто сказал?
— Здравый смысл! Алиса, как минимум, это небезопасно…
Я глубоко втянула воздух в легкие и шумно выдохнула.
— Да, я знаю. Безопасно жить в тюрьме. В красивой, роскошной, стерильной тюрьме. — Незаметно мой голос повышался. Горячим потоком злость обожгла грудь изнутри. — Но я больше не могу так жить. Мне тошно.
Надя присела на край кровати.
— Алиса, это всего лишь развод. Больно, неприятно, но не конец жизни, — она покачала головой, ее лицо приобрело серьезное выражение. — Миллионы людей разводятся каждый день. Это не повод все бросить… — Она повернулась ко мне, наши взгляды встретились. Я знала, что хоть Надя и беспокоиться обо мне, в первую очередь ее терзают собственные чувства. Спорю на что угодно, она боится.
Я подошла к кровати и села рядом с ней. Наши ноги соприкоснулись. Я положила ладонь ей на колено.
— Дело не в разводе. Я устала. Меня тошнит от моей жизни. Я не хочу просыпаться по утрам. Все это кажется бессмысленным.
От встревоженного взгляда Нади мое сердце подпрыгнуло.
— Алиса, это ненормально. Может тебе обратиться к психологу? Или к врачу?
— Надя, — серьезно произнесла я, — ты должна просто меня понять. И уважать мое решение. Ты можешь не соглашаться, но пойми меня. Я ухожу. Конец истории.
— Ты сбегаешь.
Я молчала. Сбегаю. Не в первый раз. Надя тоже когда-то сбегала. Почему же она не может просто меня понять? Зато я ее понимаю. Надя достигла успеха, финансовой стабильности и признания. Ей наверняка невыносимо даже представить, что можно все потерять. Ей страшно. Я лишь надеюсь, что со временем она сможет принять мой выбор и не осуждать меня.
Я поднялась и подошла к прикроватной тумбе, на которой лежали подготовленные документы. После развода я сменила фамилию, обновила паспорт и водительские права. Развод… Это было так больно, будто из меня выдернули душу и внутренности без анестезии. Моя привычная жизнь взлетела на воздух, как после бомбардировки, и все, что от меня осталось — это выжженное поле. Но глубоко внутри я знаю, что это было необходимо. Разрушить старое до основания, чтобы начать новую жизнь. Мне почти тридцать, я разведена и уезжаю из Москвы.
— Это бред сумасшедшего. Ты не можешь ехать одна! — Надя изучала мое лицо, вероятно, выискивая мои сомнения и нерешительность. Но во мне не было ни капли желания жить по-старому.
— Все будет хорошо.
Я подошла к шкафу и вытащила худи с капюшоном лавандового оттенка, сложила и бросила в чемодан.
— Когда ты вернешься?
Я не вернусь. Никогда.
— Я не знаю.
— Алиса, не бросай меня, — Надя обхватила колени, как маленькая девочка. Мое сердце до боли сжалось. Меньше всего на свете я хотела причинить своей подруге боль. Я подошла к ней и обвила руками ее шею.
— Я буду звонить.
— Обещаешь?
— Обещаю. — Слезы щипали глаза, но я сдерживала их всеми силами. Я хотела, чтобы это прощание прошло легко. Если я разрыдаюсь, Надя затопит слезами комнату.
— Я уже скучаю по тебе, а ты еще даже не уехала, — послышался голос Нади рядом с моим ухом. Мои губы растянулись в улыбке. Лишь от одной мысли о разлуке я начинала тосковать по Наде, по моему единственному лучшему другу.
Мы были неразлучны половину моей жизни. Надя спасла меня двенадцать лет назад, в мои самые мрачные и тяжелые годы. Я сбежала из дома испуганным подростком, и ошивалась у метро. В середине января стоял жуткий холод, а на мне были лишь осенние полуботинки и тонкие носки. Рядом затормозила черная инормарка, из которой вышел мужчина и уговаривал меня поехать вместе с ним. Он обещал подвезти меня и накормить. От долгих часов на морозе я не чувствовала ног и умирала с голода. Но в тот миг появилась Надя, схватила меня за руку и резко потянула за собой. Сложно представить, что бы со мной было, если бы я села в ту машину…
Я опустила крышку чемодана и навалилась на него, с усилием застегивая молнию. Потянула его за ручку и поставила на колесики. Глазами я пробежалась по тумбе, закинула документы в маленький рюкзак и повесила его на плечо. Я покатила чемодан в прихожую. Надя поднялась с кровати и последовала за мной.
— Так, ключи, — я повертелась на месте, пока не увидела на тумбе у вешалки связку ключей. Меня интересовали только те, что от машины.
Надя встала рядом со мной. Я распахнула руки, притягивая ее в объятия. Ее сладкий запах груши и ванили окутал меня вуалью. Она много лет пользовалась одной туалетной водой, и аромат стал прочно ассоциироваться у меня с Надей. Бывало так, что я где-то случайно слышала его в торговом центре или