Читать интересную книгу Море писем не читает - Мария Куралёва

В знак согласия Артур подтянул лямки портфеля и медленно поплёлся в сторону. А я просто шагала рядом, ощущая себя своеобразным телохранителем. Должно быть, Артур тогда чувствовал себя гораздо хуже меня. Вряд ли кто-то предпочтёт быть униженным, да ещё и на глазах у девчонок, а потом быть спасённым одной из них. Это явно не история о храбром принце на белом коне.

Мы, молча, прошли всю дорогу, а на месте, где должны были разойтись, неловко замешкались и бросили друг другу короткое «Пока».

Вечером я рассказала маме о случившемся. Она старалась утешить меня, говоря о том, что я поступила правильно. Но мама не могла пойти со мной в школу, сесть за одну парту, не позволяя никому бросить и единого слова в мою сторону. А так хотелось, чтобы могла!

С утра я почувствовала себя трусихой и взяла себя в руки. Я твердо решила не позволять делать из себя лузера и объекта насмешек. «Они у меня ещё увидят!» – думала я, глядя в зеркало и видя нахмурившую брови девочку. По крайней мере, я не испытывала чувства вины перед всем миром, а это было уже кое-что.

Ожидания оправдались: я то и дело ловила на себе отчуждённые взгляды одноклассниц, шушукающихся в сторонке, никто не здоровался со мной и не пытался поговорить. А уже на второй перемене ко мне подошло трое ребят. Они трогали мои вещи, листали тетрадки, высмеивали что-то, но я не могла возразить и слова. Язык словно лишился влаги и высох, лишь гнев и чувство стыда перед окружающими давали о себе знать. А когда почти все ребята вышли из класса, чтобы поиграть в коридоре, Артур, сидящий где-то на задней парте, подошёл ко мне.

Он присел напротив и просто молчал, мешкался, пытался что-то сказать. Открывал рот и тут же закрывал, не находя подходящих слов или не решаясь их произнести.

– Чего? – пробурчала я, посмотрев на него. Я была противна самой себе: злилась на человека за то, что он попал в ситуацию, в которой мне пришлось за него заступиться.

– Не… Не обращай на них внимания, – едва слышно произнёс он, немного заикаясь.

– Ага, – как-то безразлично отмахнулась я, продолжая погружаться в свои проблемы, высосанные из пальца.

– Будешь? – из кармана он достал пару заварных пирожных, завернутых в целлофановый пакет и, судя по всему, купленных в нашем школьном буфете.

Я отрицательно помотала головой, но, видимо, Артур ощущал острую необходимость отблагодарить меня или чувствовал вину. Достав одно и надкусив, он положил пакет с оставшимся десертом мне на парту и вернулся на своё место в конце класса.

Я не стала долго думать, глядя на аппетитное пирожное, покрытое глазурью, и развернула пакетик. Не успев надкусить, я обернулась назад и улыбнулась Артуру, который уже прожигал меня взглядом.

– Спасибо! – как-то необычно весело сказала я и с нескрываемым аппетитом съела десерт.

А уже после школы мы вместе шагали домой, начиная потихоньку общаться и узнавать друг друга. Нам было интересно, немного неловко, но при этом комфортно и весело. Тогда я не понимала, что в момент, когда я поддалась импульсу и потеряла «друзей» вкупе с авторитетом в классе – я приобрела нечто большее. У меня появился настоящий друг.

Глава II. Море

Солнце нагревало крыши так, что, казалось, на них можно жарить яичницу. И вот, наконец, я в Сочи. Я влюблена в этот город с самого детства, когда, однажды, моя мама взяла меня с собой в отпуск на чёрное море. К слову, мы поехали не одни. Мама Артура – тётя Надя – сдружилась с моей ма, и таким образом мы поехали вчетвером. Это было в третьем классе, когда мы с Артуром стали совершенно неразлучны. Сейчас мне двадцать, и я вновь вернулась в этот город, только одна. Но обо всём по порядку.

В первом классе два пирожных связали нас в момент первых улыбок друг другу. С тех пор каждый день мы шли в школу вместе и возвращались тоже. Артур всё меньше стеснялся меня, кажется, начиная по-настоящему доверять. Я мне было с ним действительно интересно: мальчик-одуванчик оказался на редкость хорошим собеседником. Мы могли говорить о чём угодно, разумеется, о том, что интересовало нас в возрасте семи лет. Скажем, когда выпадет мокрый снег, чтобы лепить снежную бабу, когда родители перестанут ругать нас за оценки и забывчивость, или, когда Сережа Потёмкин перестанет ковыряться в носу на уроках.

Девчонки, кажется, начинали завидовать такой дружбе. И тогда я не понимала почему, но сейчас всё как на ладони. Активное внимание мальчика, пусть и не самого авторитетного в классе, казалось им чем-то, чем стоит гордиться. Короче, не более, чем обыкновенная зависть, присущая таким, как Лена и Аня. Да и Олеся, пожалуй, тоже, она ведь так и не планировала поговорить со мной.

Но порою мне казалось, что эта троица нуждается во мне больше, чем я в них. У меня появился человек, которому я могла рассказать то, что не могла всем остальным. Который внимательно слушал, словно хотел проникнуться даже самой незначительной проблемой и решить её, который не боялся быть настоящим, открывал доброе сердце, а я просто тянулась к нему, как к солнышку в ненастный день. Это стоит куда больше, чем сотни «подруг» с разговорами о новых куклах, одежде и какой мальчик в школе симпатичнее.

Не сказать, что Артура перестали задирать. Не сразу, по крайней мере. Это произошло со временем. Но после инцидента у школы количество насмешек стало активно убавляться, ведь теперь и у него был не абы кто – а подруга! Настоящая подруга из числа далеко не самых некрасивых девочек. Скорее, наоборот, тогда моя внешность была очень миловидной, может, не самой выделяющейся, но миловидной.

В то время нас мало что интересовало, кроме ежедневного времяпровождения на улице и школьных оценок. Период адаптации от садика давался не так просто, нужно было отвыкнуть от «солнышек с лучиками» в качестве поощрения. Но в целом – я полюбила школу.

К концу первого класса о нашей дружбе знали все: учителя, одноклассники, соседи, в частности старушки-лавочницы. И наши родители, успевшие неплохо познакомиться, тоже. Приближались первые летние каникулы, и мы уже знали, как их проведем. С утра и до вечера на улице, пока мама с балкона не закричит: «Домой!»

Вместе с соседскими ребятами мы играли в салочки и прятки, засиживались в песочнице и готовили изысканные шедевры кулинарии из подорожников и земли. Я отказывалась играть без мальчика-одуванчика, всегда подзывая его в компанию ребят. Они смущенно переглядывались, но соглашались. Артур оставался скромным и замкнутым с плохо знакомыми людьми, но только не со мной. И хотя говорил он всё ещё тихо и осторожно, словно боясь ненароком обидеть дурным словом – прогресс был виден с каждым прожитым днём.

В начале второго класса мы с Олесей, кажется, помирились. По крайней мере – начали здороваться и иногда перекидываться парой фраз. Она часто прятала взгляд, боясь долго смотреть мне в глаза. Учительница посадила Артура и меня за одну парту, и тогда-то за нами и закрепилось это прозвище: «неразлучники». Мы ходили друг к другу в гости, вместе кушали в столовой, иногда вместе учили уроки. Мы научились с полувзгляда понимать настроение друг друга, научились подстраиваться под него.

В третьем классе мальчики начали интересоваться девчонками куда больше, чем ранее. Меня это обходило стороной, пожалуй, потому, что все думали, будто я влюблена в Артура. Это было не так. С мальчиком-одуванчиком мы были лучшими друзьями. По крайней мере, я так думала.

– Что это? – робко спросил всё такой же кудрявый парнишка, сидящий слева от меня, заметив, как я открываю пенал.

– Что? – непонимающе ответила я.

– Вон, – он указал на клочок бумаги, небрежно торчащий среди карандашей и ручек.

Я быстро развернула послание и мгновенно смутилась, оборачиваясь по сторонам.

«Ты мне нравешся. Пагуляем после школы? (Это Никита, никаму не говори, пожалуйста)»

Конечно, в возрасте девяти лет мальчики меня не интересовали, и я скомкала бумажку, засунув туда, откуда взяла. И Никита мне больше, чем одноклассник, также был неинтересен. Самый безграмотный человек в классе! Послание так и пестрило ошибками в каждом слове.

Но Артура письмо заинтересовало.

– Что там? – любопытно спросил он, щуря глаза. Кажется, ему удалось прочитать как минимум часть послания.

– Так, ничего особенного, – отмахнулась я, делая вид, что это действительно так.

С Артуром я делилась всем, чем только возможно, но обостренное чувство справедливости не позволяло мне так легко проболтаться о письме, когда его адресант просил хранить секрет. Мальчик-одуванчик хмыкнул и пожал плечами, как-то странно поглядывая на меня боковым взглядом и иногда косясь на пенал. После уроков Никита поймал меня в школьной раздевалке и отвёл в сторону. Артур продолжил переобуваться, и я чувствовала, как он не сводит с нас глаз.