И действительно, ей еще раз было разрешено поговорить с Бруно. Она прождала его в маленькой комнатке с решетчатыми окнами более часу, так как он был на допросе.
Он пришел и казался очень измученным. Так как в комнате не было стула, он слегка прислонился к стене. Тем не менее, он сейчас же заговорил о деле.
Он сказал ей очень слабым голосом, что, к сожалению, не может заплатить за плащ. Среди его вещей денег не оказалось. Но не все еще потеряно: подумав, он вспомнил, что с одного человека, который издавал его книги в городе Франкфурте, ему еще причитаются деньги. Он напишет во Франкфурт, если только ему разрешат. Он будет завтра же просить об этом. Сегодня во время допроса настроение показалось ему не слишком благоприятным, и он не хотел просить, чтобы не испортить дело.
Пока он говорил, старуха смотрела на него острыми, пронизывающими глазами. Ей были знакомы уловки и отговорки неаккуратных должников. Они нив грош не ставят свои обязательства, а когда их прижмешь, делают вид, будто готовы перевернуть небо и землю.
- Зачем же вы заказывали плащ, если вам нечем за него заплатить? спросила она резко.
Узник кивнул в знак того, что он понял ее мысль. Он ответил:
- Я всегда зарабатывал достаточно писанием книг и преподаванием и думал, что буду зарабатывать и дальше. А плащ был мне нужен, я ведь не собирался садиться в тюрьму.- Он сказал это без капли горечи, просто чтобы ответить ей.
Старуха смерила его с ног до головы разгневанным взглядом, но что-то удержало ее от новых выпадов.
Не говоря ни слава, она выбежала из камеры.
- Кто же станет посылать деньги человеку, которого преследует инквизиция? - сердито сказала она мужу вечером, лежа в постели.
А он, не опасаясь больше неприятностей со стороны духовных властей, все же не одобрял настойчивых попыток жены получить деньги.
- У него сейчас другие заботы,-заметил он.
Она ничего не сказала.
Следующие месяцы не внесли ничего нового в это неприятное дело. В начале января стало известно, что Синьория склоняется исполнить желание папы н выдать еретика. И тогда чета Цунто получила новое приглашение в здание священного судилища.
Так как точного времени не было указано, старуха Цунто направилась туда однажды на склоне дня. Она пришла некстати. Узник ожидал прокурора республики, которому Синьория поручила подготовить заключение по вопросу о его выдаче Риму.
Ее принял тот самый важный чиновник, который разрешил ей первое свидание с ноланцем. Старик сказал, что заключенный выразил желание поговорить с ней, но не лучше ли отложить свидание на другое время? Заключенному сейчас предстоит в высшей степени важная беседа.
Она ответила коротко, что об этом лучше спросить его самого.
Один из служителей ушел и вернулся с заключенным. Разговор состоялся в присутствии важного чиновника. Прежде чем ноланец, который уже в "дверях улыбнулся ей, успел что-либо сказать, старуха воскликнула:
- Если вы не собирались садиться в тюрьму, зачем же вы так вели себя?
Одно мгновение маленький человек казался озадаченным. За эти три месяца он отвечал на столько вопросов, что конец его последнего разговора с женой портного едва ли сохранился в его памяти.
- Я не получил денег,- сказал он наконец,- я дважды писал, но не получил денег. Я думал, не возьмете ли вы обратно плащ?
-Так я и знала, что этим кончится,- сказала она презрительно.- Плащ сделан по вашей мерке и будет для другого слишком мал.
Ноланец посмотрел на старую женщину страдальческим взглядом.
- Об этом я не подумал,-сказал он и повернулся к монаху.
- Нельзя ли продать мое имущество и отдать деньги этим людям?
- Это невозможно.- вмешался в разговор чиновник, который его привел, высокий толстяк.-На ваше имущество притязает синьор Мочениго. Вы долго жили на его средства.
- Я жил у него по его приглашению,-ответил ноланец устало.
Старик поднял руку.
- Это к делу не относится. Я полагаю, что плащ нужно .вернуть.
- А на что он нам сдался? -упрямо сказала старуха.
Лицо старика слегка покраснело. Он медленно сказал:
- Милая женщина, немного христианской снисходительности вам право бы не помешало. Обвиняемому предстоит разговор, который означает для него жизнь или смерть. Едва ли вы вправе требовать, чтобы он особенно интересовался вашим плащом.
Старуха неуверенно посмотрела на него. Она вдруг вспомнила, где находится. Она уже подумала, не лучше ли ей уйти, как вдруг услышала позади тихий голос заключенного:
- Я считаю, что она вправе этого требовать.- И когда она обернулась к нему, он добавил: - Вы должны меня извинить за все, что случилось. Не думайте, что мне безразличен ваш убьггок. Я заявлю об этом в ходе процесса.
Высокий толстяк по знаку старика покинул комнату. Теперь он вернулся и, разводя руками, сказал:
- Плащ вообще не был нам доставлен. Мочениго, должно быть, задержал его.
Было заметно, что ноланец испугался, затем он сказал решительно:
- Это несправедливо. Я буду жаловаться.
Старик покачал головой.
- Подумайте лучше о разговоре, который вам предстоит через несколько минут. Я не могу больше допускать, чтобы здесь препирались из-за каких-то несчастных скудо.
Кровь бросилась старухе в голову.
Пока говорил ноланец, она молчала и, жуя губами, смотрела в угол комнаты. Но теперь она снова потеряла терпение.
- Несчастных скудо! - Крикнула она.- Это наш месячный заработок? Легко вам быть снисходительным. Вы-то ничего не теряете. В эту минуту на пороге показался монах высокого роста.
- Прокурор приехал,- сказал он вполголоса, с удивлением глядя на кричащую старуху.
Толстяк взял ноланца за рукав и увел его из комнаты. Пока заключенный шел к порогу, он все время оглядывался через узкое плечо на женщину. Худое лицо его было очень бледно.
Растерянно спускалась старуха по каменной лестнице. Она не знала, что и думать. В конце концов этот человек сделал все, что мог.
Она не вошла в мастерскую, когда неделю спустя толстый монах принес им плащ. Но она стояла у двери к слышала, как он сказал:
- Заключенный и в самом деле все последнее время волновался из-за плаща. Дважды между допросами и переговорами, которые вели с ним городские власти, он делал заявление и все добивался беседы с нунцием. И он настоял на своем. Мочениго пришлось отдать плащ. Хотя, по правде сказать, плащ очень бы пригодился теперь самому узнику: вопрос о выдаче решен и еще на этой неделе его повезут в Рим.
И в самом деле, стоял конец января.