Павлик привел у бака, крутнул кран, проследил, как вырвалась из него ржавая струйка воды. «Сейчас опять сорвется, заголосит», — стыдливо подумал он о тетке.
— Это что?… А как насчет урожайности?.. А это? — интересовалась Маргарита Степановна.
— Павлик, скажи…
— Антоновка.
— Антоновка — хорошо знаю. Но спилить придется, — Валентин отмерял что-то шагами. — Дом будем строить, большой, как у всех.
— И этот хороший, — уныло сказал Павлик.
— Большой нужен, — сказал Валентин, — нам ладно, для детей… Пока нет, но потом будут. Может, в следующем году…
Маргарита Степановна строго посмотрела на Валентина — и тот сразу осекся, замолчал.
— Пойдемте, посмотрим, — предложила тетя Лена.
Вошли в будку.
— Н-да! — Маргарита Степановна обвела тусклым взглядом неровные, обитые фанерой, а где и картоном стены.
— А зачем они здесь, хоромы? — сказала тетя Лена. — Обоями оклеить — и будет хорошо. Обои есть, под кроватью. Зина купила, только вот не успела…
— Можно обклеить, — согласился Валентин. — Главное, что обои. Они дефицит. — И заглянул под кровать. — Ага, есть. Обклеим, а там посмотрим, ломать или нет. Если хорошо — пускай стоит, потом.
Взрослые заговорили о деньгах, и Павлик понял, что покупатели не отступятся. Сад, считай, продан. Продана земля, а значит, и все, что на ней растет: деревья, кусты, цветы и просто трава, которую они с мамой выпалывали как сорняк. Продана будка, а значит, и все, что в ней: столик, кровать, лопаты, грабли, весь инструмент— не потащат же они это домой, в теткину новую квартиру.
Выходя из будки, Павлик задержался взглядом на стоптанных материных босоножках, что стояли на веранде, в углу, рядом с дырявой лейкой. В прошлом году еще, летом, они шли с мамой в сад, и уже у калитки она вдруг захромала: гвоздь, говорит, в босоножке. Павлцк нашел тогда булыжник и хорошенько вбил этот гвоздь. Пустяк, конечно, но как же ему было приятно, что вот избавил маму от мелкой, но все-таки досадной неприятности.
Пока взрослые договаривались о цене, Павлик прошел к вишне, что росла у защитки. Неделю назад привил ее глазком, интересно, прижилась прививка — нет? Да и стоило теперь огородить вишню колышками от Валентина, наступит— и пропал куст.
— Павлик! — окликнули его с дороги.
Обернулся — агроном Александра Михайловна. Лицо уже успело загореть, смуглое, а ресницы совсем белые.
— Ты почему ко мне не пришел? Договаривались же. Облепиху я тебе оставила, четыре ^корешка, приходи, забирай. Я сейчас по участкам, ты потом, часа через два. Придешь?
Павлик ничего не ответил, а она, и не дожидаясь ответа, приударила по садовой дороге, то и дело поправляя сползавший с плеча ремень сумки.
Подъехали соседи на своей допотопной «Победе», те, что через участок. В полном составе: Сергей Филиппович, тетя Женя, Сашка с Юлькой. Шумные, как всегда, орет транзистор. Павлик отошел в глубь сада, он стеснялся этих соседей, особенно Юльки.
— Ну вот, — сказала тетя Лена, итожа разговор с покупателями, — вам с Анатолием будет по шестьсот рублей. Ему перешлю, а тебе положу на книжку, так целее будут. — Тетя Лена уже была готова к отъезду — в руках авоська, в которую она собрала кое-какие нужные вещи, сверху материны стоптанные босоножки. — Подумала, нехорошо оставлять, — мотнула она авоськой.
Павлик сглотнул набухавший в горле ком.
— Сейчас поедем, развернусь только, — Валентин сел в машину, резко взял с Места, лихо прогнал задом до пересечения дорог, прихватив вывернутым колесом краешек чужой защитки. Видимо, заметив свою оплошность, крутнул баранку— заднее колесо влетело в яму, которую выкопал Павлик по просьбе сварщиков, чтобы им было удобнее подступиться к прохудившейся трубе. Мотор яростно взревел, задрожало в напряжении железо, из-под колеса полетели ошметья грязи, сизая бензиновая гарь тараном пошла на деревья.
— Интересно, — вылез из машины Валентин, — яма зачем-то, не понимаю, — сдвинул берет на лоб, почесал в затылке. — «Может, толкнем, а? Рита! Вы все! — Он уперся в задний буфер — машина качнулась. — Давайте, ну!..
Но никто не сдвинулся с места,
— Господи! — взялась за горло Маргарита Степановна. — Хоть бы раз без этого, — лицо подернулось мелкими морщинками, выражение неприступности и довольства сошло с него, и Маргарита Степановна вдруг предстала перед Павликом жалкой и несчастной.
Подошел Сергей Филиппович.
— Ох ты, парень, ухитрился же! Трос-то есть?
— Ага, есть… Должен.
Сергей Филиппович подогнал «Победу», а Валентин принялся лежать трос. Багажник был набит всякой всячиной под самую крышку, так что трос обнаружился далеко не сразу.
— Вот он — зараза! — Валентин отдернул руку, на пальце выступила кровь. — Кусается…
Маргарита Степановна спешно принялась искать аптечку, а Сергей Филиппович сказал:
— Вы пока тут это… Я пойду печь затоплю, — и он пошел на свой участок и затопил печь, тетя Женя начистила картошки, поставила кастрюлю на огонь, тогда только вернулся. К тому времени тетя Лена нашла чистую тряпицу, которой за неимением бинта был замотан палец Валентина.
«Москвич» легко выскочил из ямки, чуть только «Победа» дернула, натянула трос.
— Поедем, — уверенно сказал Валентин и хлопнул багажником, который, однако, не закрывался. Что-то мешало. Очевидно, запасная камера, а может, тряпка. Валентин перекладывал все, что у него там было, уминал, настырно хлопал багажником, наконец, на десятый, наверное, раз закрылось.
Конечно, если на автобусе, они бы уже подъезжали к городу, но Павлика уже не раздражал Валентин, ему показалось, что все эти зацепки, удерживающие их в саду, не случайны, а специально для того, чтобы он еще немного побыл со своими деревьями. Однако надо лезть в машину. Все уже там, Маргарита Степановна сидела спокойная, с восстановившимся достоинством.
— Я сейчас, — бросил Павлик и побежал к будке.
Тут же и вернулся — в руках ящичек с инструментом: ножи, один широкий, заточенный углом, как сапожный. Другой — узкий, с закругленным концом, чтобы кору надрезать. А еще костяной ножичек. Кроме того в ящичке-пенале были: моток синей изоляции, старенькие, уже с заедающей пружиной садовые ножницы.
— А это зачем? — удивилась тетя Лена.
Павлик ничего не ответил, отвернулся к окну.
— Ты что, Павлик, что? — забеспокоилась тетя Лена, заметив, как покраснели у Павлика глаза.
Машина катила по садовой дороге, горьковатый от весенних костров воздух бился в закрытые окна.