– Чего он от тебя хотел? – Несмотря на пасмурное утро и долгую дорогу, жена выглядела свежо и безмятежно. Лар Элий никогда не уставал любоваться ею, словно она могла исчезнуть, испариться, и нужно было не сводить с нее глаз.
– Защиты, – пожал плечами Лар Элий.
– Ты ему отказал, – это был не вопрос, а утверждение. – И правильно. – Она мечтательно улыбнулась: – Вдруг ты когда–нибудь решишь вернуться в Рим.
Верания ни словом, ни взглядом ни разу не упрекнула мужа за то, что ей пришлось покинуть цветущую метрополию ради диких скал Дакии. Лар Элий всегда мечтал о своем куске земли, а в италийских краях шансов получить надел практически не было. Здесь же ветераны обретали столько земли, сколько могли удержать.
– Ты же знаешь, что не решу. – Лар Элий улыбнулся жене, и его лицо, казавшееся до этого вырубленным из камня, на мгновение преобразилось.
Повозка тронулась. Улицы были совсем пустые, необычно и тревожно пустые, надо сказать. Обычно в это время дня здесь царила суета, сновали туда–сюда торговцы, толкая перед собой тележки с товаром, праздные прохожие прогуливались по плазам, заходили в термополии[3] и трактиры, собирались группками, чтобы обсудить последние новости или планы на вечер.
– Лар. – Верания тронула мужа за руку. – На мгновение ты стал тем мальчишкой, в которого я влюбилась.
Лар Элий снова улыбнулся, но это была совсем другая улыбка, больше напоминавшая оскал хищника, чем проявление радости человеческого существа.
– Это было так давно.
– Двадцать лет. Но для меня ты все еще тот новобранец. – Верания с улыбкой смотрела на мужа.
– А ты для меня – девчонка из дома напротив. – Лар Элий остановил повозку у большого дома, принадлежавшего Титу Патулусу, предводителю даков Патависсы. Верания была дружна с его молодой женой, Ульпией. – Я хочу посмотреть, как уходит легион. Не задерживайся, отправляйся сразу домой, я тебя догоню. И пусть Тит Патулус даст тебе пару человек сопровождения. На всякий случай.
– Хорошо, муж мой. – Верания легко спрыгнула с повозки. – И ты не задерживайся.
Лар Элий отвязал коня от задка повозки, легко взлетел в седло.
– Я не задержусь, – пообещал он.
Тем не менее задержаться пришлось. Хвост легиона все еще вился по дороге, когда Лар Элий добрался до перекрестка. Пришлось подождать. Солдаты часто приветствовали своего бывшего префекта салютом: он хоть и получил прозвище Север, лютым и несправедливым никогда не был, а воины больше ценят справедливость, чем доброту. Наконец последние солдаты миновали перекресток. Потянулись тяжело груженные повозки: граждане Рима покидали Дакию вслед за легионом. Целые семьи везли все нажитое с собой, надеясь на защиту солдат. Что же, защиту они получат, если сумеют держать темп, заданный легионом. Никто не будет подстраиваться под слабых и отстающих. Тот, кто отстанет, станет жертвой грабителей и варваров. В Патависсе уже кое–где начинали гореть дома. Кажется, Титу Патулусу придется повесить парочку мародеров. Хорошо, что Верания уже давно покинула город.
Лар Элий пустил коня рысью по дороге, огибающей город. Ворота стояли открытые, стражи не было. Кажется, следующие несколько дней станут временем безвластия. Жаль, что Тит Патулус не имеет никакого плана на такой случай, но это его проблемы. В лагере в горах, где Лар Элий поселился со своими ветеранами, вышедшими в отставку одновременно с ним, все в полном порядке, а проблемы даков их не касаются, как и проблемы Империи. Вернуться домой, закрыть ворота – и пусть хоть небо рухнет на землю.
Мощеная дорога закончилась у лесопилки, дальше в ущелье, заросшее густым лесом, уходила лишь хорошо накатанная колея. Там, где кончался лес, ущелье сперва разворачивалось широкими просторами, а потом дорога упиралась в узкий проход. Там, за высокой несокрушимой стеной раскинулась небольшая, но плодородная долина, орошаемая горными ручьями, со всех сторон ограниченная неприступными скалами, таившими в себе золото. Это и были владения Лара Элия Севера и его людей.
Лар Элий рассчитывал нагнать жену еще до лесопилки, но, по всей видимости, он задержался на дороге дольше, чем ему показалось. Следы повозки отпечатались на влажной земле, так что он был уверен, что Верания где–то впереди. Лес молчал, словно тоже затих из–за ухода римлян. Может быть, так и есть. Обычно здесь раздавались звуки пил и топоров, перекрикивались работники и лесорубы, сейчас же все казалось заброшенным. Только птички щебетали, празднуя весну. Лар Элий вдохнул свежий лесной воздух полной грудью и ударил коня пятками, побуждая скакать быстрее. Оставшаяся позади Патависса и горящий каструм навевали тоску. Более романтичный человек сказал бы, что мир рушится; Лар Элий полагал, что мир, может, и рушится, но к нему лично это не имеет никакого отношения. Его мир – это Верания, его ветераны, его долина. И свой мир он уж точно сумеет защитить.
Размышляя о том, какие работы еще предстоит завершить этой весной, Лар Элий не сразу заметил, что на дороге появились еще следы, помимо отпечатков колес повозки. Когда же он это обнаружил, тотчас пустил коня в галоп. Плащ взметнулся за плечами, словно крылья, гладиус[4] тяжело бился о бедро, будто бы подгоняя. Кто бы ни были эти пятеро, чьи следы цепочкой вытянулись вдоль колеи, настигнуть их следовало раньше, чем они нагонят Веранию. Лишь теперь Лар Элий сообразил, что опасность грозит сейчас не только уходящим римлянам, но и всем римлянам вообще. Они теперь – законная добыча. Не все даки так мирно настроены, как Тит Патулус, Дакия никогда не была слишком спокойным местом, из ста семидесяти лет римского владычества сто лет продолжались восстания и войны. Проклиная свое безрассудство, Лар Элий гнал коня вперед, понукая все ускорять и ускорять бег.
Следы колес внезапно свернули в лес, так что Лар Элий едва не проскочил мимо. Конь возмущенно фыркнул, когда наездник резко натянул поводья. Лезть верхом в заросли было глупо. Лар Элий спешился, проверил, как ходит меч в ножнах, передвинул кинжал из–за спины вперед. Сердце несколько раз гулко ударило в ребра, подгоняя и подгоняя, заставляя бежать через лес, позабыв об осторожности. Хватит на сегодня безрассудств.
На маленькой полянке, стиснутой со всех сторон деревьями, стояла знакомая повозка; маленькая рыжая лошадка, запряженная в нее, щипала траву, словно все было в полном порядке, но все было совсем не в порядке. Мгновение замерло, словно муха, завязшая в янтаре. Двое грязных оборванцев обыскивали трупы двоих людей Тита Патулуса, о чем–то переругиваясь; Лар Элий не стал даже отвлекаться на них, потому что трое других, выставив вперед дрянные мечи и дубинки, наступали на Веранию, которая медленно пятилась к лесу, держа в руке кинжал – с ним она никогда не расставалась. Лар Элий не понимал наречия разбойников, хотя знал язык даков достаточно хорошо. Неужели это уже пришельцы с востока?