Все эти границы зыбки, угол зрения то и дело меняется, не знаешь, "кому верить"; проза производит впечатление недисциплинированной и может вызвать раздражение у читателя, привыкшего к простоте и внутренней согласованности художественного сооружения. Однако у сильного и самобытного писателя то, что выглядит как просчёт, одновременно и признак силы. Такие писатели склонны на ходу взламывать собственную эстетическую систему.
"Ничего... Твоё горе с полгоря. Жизнь долгая, - будет ещё и хорошего, и дурного. Велика матушка Россия!"
Эта цитата - из повести Чехова "В овраге". Бывшая подёнщица Липа, с мёртвым младенцем на руках, едет на подводе, и слова эти, в сущности бессмысленные, но которые невозможно забыть, произносит старик-попутчик. Чувство огромной бесприютной страны и обостряет горе, и странным образом утоляет его. Чувство страны присутствует в книгах Фридриха Горенштейна, насыщает их ужасом, веет библейской вечностью. Его романы - не о коммунизме, хотя облик и судьбу его персонажей, разумеется, невозможно представить себе вне специфической атмосферы и привычной жестокости советского строя. Вместе с тем Россия всегда остаётся гигантским живым телом, неким сверхперсонажем его книг, и гротескный режим для него - лишь часть чего-то бесконечно более глубокого, обширного и долговечного. Горенштейн - ровесник писателей, которых принято называть детьми оттепели, тем не менее он сложился вне оттепели и даже в известной оппозиции к либерально-демократическому диссидентству последних десятилетий советской истории. Это надолго обеспечило ему невнимание критиков и читателей и в самой стране, и за её рубежами.
Фридрих Горенштейн скончался от мучительного заболевания - рака поджелудочной железы, в Бердине, не дожив двух недель до своего 70-летия, в субботу 2 марта 2002 года.