или дыбу. Он пользовался инструментами, больше похожими на те, которыми пользовались древние целители, когда не могли до конца довериться магии: тонкими узкими ножами, маленькими зазубренными пилами, щипчиками, небольшими, но устрашающего вида клещами.
Инструмент, который удалось раздобыть чародею, с одного конца выглядел как двузубая вилка, зубцы которой под углом расходились в стороны. Противоположный конец, на котором у обычной вилки должна была находиться ручка, заканчивался остро отточенным шипом.
Когда, уже в камере, маг рассмотрел свой трофей, он показался ему отвратительным. Но для того, чтобы отскрести цемент, он подходил как нельзя лучше. В отличие от грубой оловянной ложки, на затачивание черенка которой пришлось бы потратить время, странная вилка была выкована из лучшей стали и была уже острой.
— Воистину глупы те, кто изготавливает столовые приборы из дешевого металла, а орудия для мучений — из дорогого, — пробормотал маг. — Ибо прием пищи куда отраднее для человеческого сердца. Как можно этого не понимать?
Этой-то «вилкой», борясь с непрерывной головной болью от оков и заглушая скрежет железа по камню пением, Андри отскреб цемент от нескольких камней стены, за которой находился проход для слуг. Расчеты чародея оправдались: коридор был расположен прямо за той стеной, к которой была привинчена кровать узника. Можно было надеяться, что если он сможет расшатать несколько камней под кроватью, тюремщики заметят это не сразу.
Удача и тут улыбнулась магу: было ли дело в его репутации безумца, или в Ордене были уверены, что в кандалах из одрикса узник никуда не денется, но еженедельный осмотр тюремная стража проводила вяло, а то и не проводила вовсе.
В результате полугода трудов и нескончаемого пения весперады браслеты кандалов, в которые был закован Андри, были сточены, а камни под кроватью с легкостью вынимались из стены, образуя дыру, в которую с трудом, но все же мог протиснуться взрослый мужчина. Дело было за малым: оставалось выбраться.
По своему опыту Андри знал, что проще всего бежать в канун какого-нибудь святого праздника. Рыцари их неукоснительно соблюдали и заставляли своих слуг делать то же самое. Так что для побега чародей выбрал канун Утраты. Праздником эту дату вряд ли можно было назвать: в этот день тысячу с лишним лет назад состоялась мучительная и позорная казнь Пророка Рикварда, который смог избавить Каэрон от тирании правителей-магов. В этот день было положено скорбеть. Поэтому слуг накануне вечером отпускали спать рано. Рано ложились и сами рыцари, чтобы на рассвете вместе с челядью отправиться на торжественное многочасовое богослужение. Ужинать сегодня не будет никто: считалось, что принимать пищу накануне Утраты грех, а это значило, что ужина не принесут и магу.
Андри надеялся именно на это. Пока чародея не заткнули, он пел и вытаскивал камни из стены за кроватью. Когда Андри пришлось замолчать, лаз в стене был уже полностью освобожден.
Маг подошел к стене и несколькими сильными ударами расколол одриксовые браслеты сначала на одной руке, а потом на другой. Тихо, стараясь не шуметь, чародей снял с себя цепи и сложил их в дальний угол. Как только Андри лишился своих кандалов, ему сразу стало легче. Головная боль отпустила почти мгновенно, сознание прояснилось.
— Ну, что же, — прошептал Андри. — В день Утраты доблестный Вечный орден в очередной раз утратит меня. По-моему, это очень символично.
Маг осмотрел свою камеру. В ней царил полумрак. В маленькое, под самым потолком, окошко был виден кусочек темного зимнего неба. Все было готово к побегу, оставался только последний штрих.
Маг растер затекшие запястья, размял пальцы и, сотворив руками несколько сложных движений, как будто плел из невидимых нитей сложное кружево, что-то прошептал. Воздух перед магом задрожал и как будто загустел, и через некоторое время в нем начали появляться контуры пухлых женских губ.
Андри улыбнулся. Заклинанию «магический рот» юного мага когда-то обучил его наставник, бродячий магистр Руфус Веллий. Мальчик тогда подумал, что эти совершенно дурацкие чары годятся только для того, чтобы развлекать глуповатых знатных дам. В те времена он еще не представлял себе, насколько полезным окажется это знание. Коротая долгие тюремные вечера за размышлениями, Андри смог придумать, как можно модифицировать это заклинание.
Взмахом руки чародей активировал магический рот, и тот его голосом затянул:
— Дева моей мечты, небесной красоты! В мыслях моих лишь ты, и в сердце только ты!..
Рот сможет продержаться еще пять-шесть часов. Все это время он будет громко петь веспераду голосом Андри. Это значило, что у чародея есть пять-шесть часов форы, прежде чем его хватятся.
Андри удовлетворенно кивнул, со вздохом лег на живот и полез в пролом:
— Надо будет отправить благодарственное письмо Святейшему, Просветленному и Сколько-То-Там-Раз Прославленному Гаю Мессору за то, что держит своих узников впроголодь. Будь я все еще придворным герцога Арлоннского, нипочем бы сюда не пролез!
***
— Дорогу даме Кассии! Открыть ворота! — закричал звонкий молодой голос, и отряд охотников Ордена въехал на мост, ведущий через ров, отделяющий Кастело Ди Лумо от остальных районов Калагурриса.
Кассия незаметно покачала головой. Опять этот Сенний. Молодой, восторженный оруженосец вступил в ее отряд всего лишь пару месяцев назад и страшно этим гордился. Эта гордость не была беспочвенной. Два месяца назад, когда отряд дамы-капитана Кассии Гауры арестовал бродячего магистра Руфуса Веллия, сам Первый магистр Киллиан Вераний назвал ее лучшей из охотников Вечного Ордена. До сих пор от ее отряда не мог скрыться ни один маг. К тому же, необходимо было признать, что мальчик подавал большие надежды. Когда-нибудь из него выйдет отличный охотник.
Ворота распахнулись. Подъемная решетка поспешно поползла вверх, как будто боясь, что заставит таких важных персон ждать. Не сбавляя скорости, отряд из шести всадников въехал во внутренний двор замка: Кассия во главе, за ней, почтительно поотстав на полкорпуса, ее адъютант, лейтенант Граний, за ними — рыцари Аксий и Кай, неотступно следящие за добычей, погруженной на запасную лошадь и, наконец, юный Сенний с сияющим видом триумфатора.
Подняв вверх руку в приказе подчиненным остановиться, девушка резко осадила коня. Ястреб, высокий рыжий боевой жеребец, от неожиданности привстав на дыбы, остановился как вкопанный. Все, кто был в это время во дворе, невольно залюбовалась зрелищем. Кассия была стройной девушкой, юной и свежей. Ее нежную молочно-белую кожу мороз тронул легким румянцем. На живом умном лице выделялись огромные синие глаза в обрамлении густых ресниц, на полуоткрытых, ярких от холода малиновых губах играла легкая улыбка. Длинные, тяжелые черные волосы развевались на ветру. Кассия без труда управляла огромным, горячим боевым конем, тоже молодым, в котором так