На экипаж Мишель тоже не мог пожаловаться - старожилы "грузовика" во главе с капитаном Алексом Болдуином относились к новичку с пониманием, особо не муштровали и хотя временами допускали безобидные приколы, но грань чувствовали хорошо, не унижая курсанта.
В общем, Бертрану было грех жаловаться на жизнь - еще несколько часов хода на обычных маневровых двигателях, потом "Одинокий Бродяга" войдет в зону устойчивой связи с Лаурой, запросит "добро" на посадку, а там... Денек-другой поторчать в порту, может, при случае, послоняться по планете, чем-то похожей на Землю, просто помаяться дурью. И - обратный перелет, на базу. Нормальная практика. А там, глядишь, и распределение начнется - если повезет, так попадешь на хороший пассажирский лайнер, где вся команда верхней палубы постоянно ходит в белых мундирах с золотыми погонами, где девушки пассажирского отсека вовсю поедают глазами любого навигатора - что командира, что зеленого курсанта... Эх...
Бертран размечтался, представляя, как он будет важно прогуливаться вдоль огромных иллюминаторов пассажирской палубы, снисходительно отвечая на заранее угадывающиеся вопросы:
- Господин офицер, а мы уже завершили переход?
- Ой, как красиво! А какая это звезда?
- Скоро ли посадка, сэр?
И хотя Мишель отлично знал, что две трети экипажа пассажирского лайнера не показываются на верхней палубе, не носят белых мундиров, работая в поте лица, все равно рисовать в воображении такие картины было приятно...
А сейчас он сидел в ходовой рубке небольшого грузового рейдера, до конца вахты оставалось еще более двух часов. Это была самая легкая смена во время подпространственного перехода никто бы не подпустил стажера к пульту управления. И потом не подпустят - когда наступит время маневрировать вблизи Лауры. Только сейчас, пока рейдер движется постоянным ходом, подчиняясь заложенной программе, Мишеля оставили одного в рубке.
Стажер мельком оглянулся по сторонам - никого не было. Впрочем, он и так знал об этом, капитан и старший помощник разошлись по своим каютам, отдохнуть после гиперпрыжка. Им еще предстояло поработать в конце рейса, и сейчас кэп принял решение дать команде небольшую передышку. На посту, в машинном отделении, находился только второй механик-моторист, а другие члены экипажа протирали койки в своих каютах. Никто не наблюдал за Мишелем со стороны, а потому он сладко потянулся в кресле, а потом закинул длинные худые ноги на пульт, на самый краешек, чтобы случайно не зацепить панели управления.
Мониторы лобового обзора транслировали панораму звездного неба, детекторы пространства были спокойны - никаких помех по курсу движения рейдера не наблюдалось. Мишель закрыл глаза...
Он был еще очень неопытен, чтобы насторожиться. Все шло слишком хорошо и спокойно. Любой старожил знает, что это верный признак приближающейся беды. Но, даже если бы у Мишеля Бертрана было чуть больше опыта, он все равно не смог бы понять, что за медленно ползущим в пространстве "Одиноким Бродягой" внимательно наблюдали чужие глаза. Холодные, равнодушные глаза, им не было дела до белых мундиров, о которых мечтал курсант летного училища. Им был безразличен даже "Одинокий Бродяга" - на его месте мог оказаться любой другой корабль, если бы он шел к Лауре. Но так уж сложилось, так уж легли карты, что именно "Бродяга" двигался в нужном направлении - грузовой рейдер, неспешно тащивший в своих трюмах геологоразведочное оборудование для поселенцев Лауры...
Еще несколько дней назад нужный человек в порту отправления грузовика сделал короткий звонок по фону, после чего было просканировано досье "Бродяги". Те, кто сейчас следил за рейдером, узнали все о капитане судна, экипаже, грузе. И пришли к выводу, что корабль вполне пригоден для их целей. Большая игра началась. Наступало время делать первый ход.
Всего этого не мог знать курсант Мишель Бертран, а потому он сидел в кресле главного навигатора прикрыв глаза, закинув ноги на пульт, подремывая. До встречи с обладателем холодных глаз ему оставалось прожить всего несколько часов.
Капитан "Одинокого Бродяги" Алекс Болдуин перевернулся на спину, пытаясь найти такое положение, в котором не ныла бы спина. Он недовольно поморщился, устраиваясь поудобнее на койке. Заснуть не удавалось. В последнее время Алексу становилось все труднее переносить гиперпространственные переходы. Сейчас он вспоминал годы юности, когда таких проблем для него вовсе не существовало. Вроде и техника тогда была похуже, и здоровьем он не особенно дорожил - а вот поди ж ты! Тогда все сходило с рук, а теперь после каждого перехода ломит кости, да еще он заметил, что стали появляться проблемы с давлением. Шумит в ушах, странный привкус во рту, начались головокружения. Возраст, черт побери, возраст! Никуда от этого не денешься.
Алекс пристально разглядывал потолок своей рубки, вспоминая дом. Там он иногда лежал на кровати, точно так же глядя вверх, сосредоточенно рассматривая трещинки в краске... Дом, его собственный дом, в котором он жил с женой и двумя дочерьми, достался ему по завещанию. Пожалуй, это самое лучшее наследство, какое только мог оставить отец, - собственный дом, в который можно возвращаться из дальних рейсов. Чтобы вот так, никуда не торопясь, ни о чем не думая, нежиться в постели и созерцать трещинки в потолке...
Сейчас Алекс находился не дома, металлический потолок его каюты был идеально ровным - таким, каким положено быть у рейдера, недавно прошедшего регламентные работы. Капитан в который раз считал, сколько лет ему осталось до пенсии. Он старался заставить себя не думать об этом, отключиться от таких мыслей. Но поневоле, из раза в раз, начинал перепроверять - сколько еще? И сколько рейсов ему придется сделать за оставшийся срок. Он знал, что эти подсчеты не дадут никакого успокоения, потому что выходило, что мучиться еще долго. А каждый новый подпространственный переход давался все труднее и труднее. Хорошо еще, что пока никто не замечает, как "ломает" капитана после прыжков... А если б заметили? Что тогда? Всегда найдется доброхот, который доложит в медицинскую комиссию. И за неизбежными тестами по расширенной программе последует столь же неизбежное досрочное увольнение с флота, выход на пенсию, но совсем не с тем денежным содержанием, которое хотел бы получить Алекс Болдуин. Он всегда должен был помнить о том, что у него две дочери. Бог не наградил сыном, ну да это ничего. Жаль, конечно, что на старости не будет наследника, который мог бы помочь, стать опорой, да просто обеспечить отца и мать. С дочерями все-таки сложнее. Но Алекс не сильно переживал по этому поводу. Капитан уже давно принял для себя как свершившийся факт, что он должен заработать на приданое дочкам. Это его дети. А все остальное уже не важно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});