одного поколения к другому. Иногда – но не всегда – для него нужны кое-какие приспособления и снаряжение.
Friluftsliv – это отдых на открытом воздухе, но не всякий отдых на открытом воздухе можно так назвать, по крайней мере, в традиционном смысле этого слова. Отдыхом на открытом воздухе можно считать любое занятие, которому мы предаемся для удовольствия, будь спорт или езда на мотоцикле, однако friluftsliv не имеет отношения ни к соревнованиям, ни к моторам. Например, «тихую охоту» за ягодами и грибами, прогулки на лодке, наблюдение за птицами можно считать разными формами friluftsliv, а вот катание на снегоходах, водных лыжах или десятикилометровые пробежки – нет, хотя все это делается на открытом воздухе. По тому же самому принципу friluftsliv не стоит отождествлять с японской практикой «лесных купаний», или синрин-йоку, хотя и то и другое признает целительную силу природы и опирается на нее. Синрин-йоку представляет собой форму лесотерапии и сознательной практики, основанной на медицинской пользе нахождения среди деревьев, но философское понятие friluftsliv шире и охватывает природу, культуру, историю, здоровое состояние человека и окружающей среды.
В сущности, традиционный friluftsliv – не столько набор каких-то видов деятельности, сколько заданный культурой ритм жизни, выстроенный вокруг пребывания на открытом воздухе, ощущения единства с природой и культурным ландшафтом. Существуют понятия «медленное питание» (слоуфуд), «медленное воспитание», «медленное развлечение»; так вот, friluftsliv – это, можно сказать, медленное общение с природой. Оно подразумевает простоту, неприятие потребительства, образ жизни, не нарушающий равновесия в человеке и природе. Это такая жизнь, которая соединяет поколения и крепко-накрепко привязывает нас к земле, по которой мы ступаем. А еще это во всех отношениях богатая, содержательная жизнь.
Я росла в Швеции, где более или менее сознательно усваивала friluftsliv от взрослых – бабушек и дедушек, родителей, воспитателей в детском саду, учителей в начальной школе и всех тех, кто как-то обо мне заботился. Когда я была маленькой, взрослые следили, чтобы я гуляла каждый день, и в дождливую, и в солнечную погоду. Они говорили мне, как называются местные растения, рассказывали старинные предания и сказки, которые делали лес живым. Они позволяли мне лазить по мелким ручейкам в поисках лягушечьей икры, набивать карманы камушками и другими дорогими для меня сокровищами. Они позволили мне ощутить, какое это чудо – следить за суматошной жизнью муравейника и попробовать понять бесконечность, глядя вверх, на Млечный Путь. Благодаря им и той культуре, в которой я выросла, мир за пределами дома стал фоном, на котором разыгрывалась пьеса моего детства.
В отрочестве мои отношения с природой изменились. Лес перестал быть местом игр: теперь мы с друзьями ходили туда, чтобы понять, где заканчивается наша росшая как на дрожжах независимость, чтобы открыть самих себя. Тогда нас интересовала не столько природа, сколько возможность ускользнуть из-под пресса школы и бдительного родительского ока. Не думаю, что тогда я это вполне понимала, но friluftsliv стал моей постоянной опорой, успокоительным, если хотите, средством самолечения, антидотом против стресса и страха. Так было тогда, так есть и сейчас.
Если вы воспитаны в культуре friluftsliv, то в вас всегда будет звучать тихий голос, зовущий выбираться на природу каждый день. Я не исключение, но вот что интересно: эта жизненная философия гораздо сильнее захватила меня, когда я стала жить в Индиане и родила двух дочерей, Майю и Нору. Было ощущение, будто во мне проснулся стародавний родительский инстинкт и приказал передать им не только гены, но и мою страсть гулять под дождем и печь хлеб на открытом огне, и я чувствовала себя пусть не окном, но форточкой для передачи наследия предков своим потомкам. Если я этого не сделаю, то и никто не сделает, и я очень испугалась, что жизнь на природе навсегда останется для них чем-то неизвестным. Я никогда не была ни специалистом по естествознанию, ни отважным путешественником, мечтающим о покорении очередной горной вершины, но решила сделать friluftsliv маяком на своем родительском пути. Позволяя своим девочкам вырезать из дерева палки, спать под звездами, разводить костры, я старалась укоренить их в мире за пределами человеческих возможностей гораздо большем, чем они сами. Шли годы, и я замечала, как росли их уверенность и умение полагаться на себя, и, какое бы место они ни выбрали для своей взрослой жизни, я знаю, что в мире живой природы они всегда будут как дома. Меня греет мысль, что friluftsliv станет тем секретным супероружием, которое даст им и силу, и радость, и отраду, и цель в пути по жизни и любви.
Дочери росли, мне все больше хотелось познакомить их с землей предков, и вот в 2016 году, работая над своей первой книгой «Не бывает плохой погоды», я на полгода привезла их в Швецию. Почти вся моя взрослая жизнь прошла в чужих краях, и теперь я смотрела на родину новыми глазами, ощущая, как же все это время мне не хватало культуры пребывания на открытом воздухе. Через два года, после долгих раздумий, мы переехали на постоянное жительство в Швецию, и я с большим, чем раньше, пылом предалась friluftsliv. Как только выпадал снег, я вытаскивала допотопные лыжи, полученные в подарок от родителей на Рождество в тот год, когда мне исполнилось шестнадцать, и ходила на них больше, чем тогда, двадцать пять лет тому назад. Я ликовала, когда наступила весна, снова познакомилась с местным птичьим населением и показала дочерям знаменитое место, где танцуют журавли. Несколько восхитительных летних недель я провела под полуночным солнцем арктического Севера, а осенью с упоением бродила по мокрым хвойным лесам, заваривала чай из сосновых иголок и искала съедобные грибы.
Природа пришла на помощь и тогда, когда стала медленно расползаться по швам моя личная жизнь. Через год после возвращения в Швецию я пережила развод и чуть не лишилась последних сил из-за сложностей на работе. В раздумьях, как жить дальше, уже матерью-одиночкой, я просто так, без всякой цели, часто бродила среди елей и берез вокруг дома. Под их кронами мне казалось, что с души спадает тяжелый груз, становилось легче дышать и думать, я чувствовала себя здоровее. Даже со своим лечащим врачом, горячей поклонницей пеших прогулок и свежего воздуха, мы разговаривали на ходу. Откровенно, на грани исповеди рассказывать о себе и своем неудачном замужестве оказалось гораздо легче под открытым небом, и мы совершали длинные прогулки по узким каменистым тропкам и пыльным грунтовым дорогам.
Перенастройка на родную культуру помогла мне понять, что friluftsliv, понятие, рожденное в северных странах, может принести пользу нам всем, независимо от культуры,