листьях и прогнивших опорах просачивался колеблющийся свет огня. Перед самой стеной росли широкой полосой колючки. Маара нашла на земле палку и аккуратно отодвинула их в сторону. Получился проход, который позволил ей примкнуть к хижине. Теперь она всё видела и слышала, как если бы находилась внутри.
– Постой, мне не встать, – хрипло сказал Чеэге.
– Слишком много ты съел супа. В твой живот залезла змея, теперь она крутиться, не давая тебе покоя, – отвечала Каагью, сидя перед ним на коленях.
– Нет, это твоя мама… плохо промыла мясо.
– Ты говоришь неправду! Когда мясо плохо промыто, оно горчит. Я бы сразу почувствовала. Ты завтра поправишься и будешь благодарить её за то, что не остался голодным.
Что-то жужащее пролетело перед лицом Маары. Она быстро отмахнулась и снова примкнула к стене.
– Как же я схожу за водой? Тебе тоже нужно идти. Вставай! – Каагью тянула его из-за всех сил, но Чеэге размяк и разом потяжелел.
– Не пойду. Это женская работа, – ответил Чеэге, собираясь лечь на живот.
– Смотри, как бы тебе потом не стало хуже.
Облака на небе поредели, и луна засветила в полную силу. Мааре показалось, что стало светать, она хотела выглянуть из-под колючек, чтобы увидеть полосу зарева, но кружащий над ней комар сбил её с толку. Потом жужание прекратилось, потому что комар сел Мааре на плечо. Она тут же прибила его одним хлопком.
– Слышал, кто-то убил комара, – испуганно сказала Каагью. Чеэге тоже прислушался. Забыв про недуг, он резко встал, и они вместе направились к выходу. Их руки, связанные плотной веревкой, стали еще ближе, потому что крепко сцепились пальцами. Маара бесшумно поднялась и вернулась домой незамеченной. Не понимая, что именно в подслушанном разговоре её успокоило, она, недолго помечтав о новом гамаке из хлопчатника, быстро уснула.
Несколько дней потом шли дожди. Вода в реке сильно поднялась, затопив прибрежье. Когда же она сошла, это было лучшее время для рыбной ловли. Поэтому индейцы все вместе отправились к реке. Чеэге и Каагью тоже пришли рыбачить. В свободной руке у Чеэге была большая палка, которой он сбивал траву вдоль тропинок. От его махов с земли поднялась пыль, а над головами людей закружила пыльца. Удары не прекратились, даже когда Чеэге и Каагью спустились в воду. Только теперь он бил не по траве, а по воде. Огромные колючие брызги полетели на людей, заставляя их врассыпную бежать на берег.
Когда удары закончились, вода в реке стала мутной. Вся рыба спряталась под листьями. Чеэге был опытным рыболовом и знал, что теперь её можно схватить с травой в охапку. Одной рукой это было трудно сделать, поэтому он подговорил Каагью. Но, сколько раз они ни пытались, рыба легко ускользала. С каждой неудачей Чеэге злился всё сильнее. Шея его краснела, а глаза пучились, словно вырывались наружу. Оставив попытки, они потащились на берег, но у самого выхода поскользнулись. Связанная пара некрасиво упала и снова окатила людей брызгами. На этот раз индейцы громко рассмеялись. Потом, передразнивая и показывая на них пальцами, они проводили неудачливую пару до самого дома.
С тех пор Чеэге и Каагью редко выходили из своей хижины. Когда же они появлялись, то всегда ссорились. Один хотел сесть, другой прилечь. Один собирался налево, другой направо. Работа, охота у них не получались. Со временем их ссоры переросли в драки. На их телах появились синяки и царапины. Однажды Чеэге попытался разрезать веревки. Люди это увидели и в наказание разобрали его хижину. Потеряв кров, связанная пара вынуждена была жить у всех на глазах. Как больные собаки, Чеэге и Каагью стали ютиться на земле под палящим солнцем, то и дело поскуливая.
Тем временем Маара приобщилась к охоте. Сначала её рацион состоял только из плодов, которые надкусывали и выбрасывали обезьяны. Потом она научилась находить по запаху крабов. Как-то, собирая хворост, Маара заметила возле реки маленьких черепашек. Когда весь помёт подрос, она вернулась за ними, чтобы приготовить из них черепаший суп. В тот день ей впервые удалось накормить себя досыта. Индейцы долгое время не замечали её успехов. Но скоро на её костре появились тушки животных, которые имели неприятные раны. Тогда индейцы взялись обучать её стрельбе из лука, чтобы она больше не охотилась с маленьким топором.
Жизнь Маара стала целиком крутиться вокруг охоты. Мечтая подстрелить обезьяну, которая пряталась высоко в кронах деревьев, она оттачивала стрелы и ежедневно практиковалась в стрельбе. Обезьяна-ревун дразнила её, размахивая своими длинными руками и подпрыгивая на ветке каждый раз, когда до неё не долетала стрела. Однажды, собираясь в очередной раз её подстрелить, Маара проходила зачистку и услышала знакомый голос.
– Маара, эй Маара, подойди поближе, пожалей меня. Смотри, как страдает мое тело, разве тебе меня не жалко?
Это был похудевший, высохший на жаре Чеэге. Рядом с ним, в неудобной позе спала Каагью. По её взлохмаченным волосам ползали насекомые, которых он, сдавливая пальцами, съедал. Голос Чеэге звучал от хрипоты одновременно мягко и грубо.
– Мы ведь совсем недавно лежали с тобой в гамаке. Какая ты была молчаливая, тихая. А теперь у меня болят уши, потому что эта женщина слишком много говорит. Я видел возле твоей хижины, Маара, тушку дикого кабана. Ты ходила на охоту? Что ж, это неудивительно, твои руки такие сильные, что ты запросто удавишь любого зверя. Тебе не нужен мужчина. Посмотри, скоро заплачет небо, ему жалко смотреть на твоего голодного мужа. Дай мне кусочек мяса, пока эта женщина спит сном тапиры. Если она увидит еду, то начнёт носиться как комар. Я два дня ничего не ел. Пожалей меня.
К концу месяца жалобные стоны Чеэге и Каагью всех утомили. Эти двое, говорили люди, хуже ленивой скотины или злой собаки. Поэтому, когда Капинабе взял свой мачете, чтобы перерубить злополучные веревки, индейцы обрадовались не меньше самих узников. Люди увились за Капинабе хвостом, танцуя и прихлопывая, словно на праздничной церемонии. Птицы тоже подняли шум. Прямо над головой Маары они неожиданно взметнулись вверх, уводя за собой её взор. Потом из множества черных точек на небе сложилось существо, свирепо раскрывающее свою пасть. Взгляд Маары похолодел. Словно на охоте, она, выделив цель и не замечая всего остального, стала медленно пробираться через людей к Чеэге.
Изношенные, потрепанные веревки одна за другой падали на землю каскадом. Ошалевшие от приближающейся свободы, Чеэге и Каагью дёргались и крутились, мешая Капинабе их освобождать. Песок сыпался от тел и спадал кусками, возвращая бронзовый оттенок их коже. Наконец последний узел