Через два года осенью уехали навсегда из поселка родители Липочки.
Сперва незаметно исчезли разные мелочи, связывавшие меня с Липочкой: источенный маленький перочинный ножик я потерял где-то в полях, собирая травы; книгу «Всадник без головы», которую подарил мне Липочка, кто-то взял почитать и не вернул; запропали куда-то обшарпанный маленький глобус, карманный фонарик… Удивительно, в детстве вещи прямо-таки бегут от нас в разные стороны, ничего не сохранишь!
Спустя двадцать лет после того, как мы расстались, я встретил его в цветочном магазине крупного научного центра на севере.
Я знал, что Липочка возглавляет научно-исследовательский институт, занимающийся чуждыми моему сознанию вещами. Конечно я много был наслышан об идеях «достаточно безумных, чтобы быть правильными», о таинственной кухне современной физики. Но до того дня все это никаким образом не касалось меня. И Филиппа я никак не мог про себя называть иначе, нежели Липочкой.
У прилавка над грудой белых роз стоял высокий худощавый человек — с бородкой, но совсем еще молодой. Только по глазам да темным длинным ресницам я узнал в нем Липочку. По каким-то признакам он тоже узнал меня.
Ошеломленные встречей, мы долго не могли разговаривать. Он забыл, видно, что хотел купить цветы, и повел меня к себе домой.
Ветер гнал по улице жесткий сухой снег: стоял хмурый ветреный день глубокой северной осени.
Квартира у Липочки была большая и неуютная. Я вошел следом за ним в просторную комнату с двумя письменными столами. Один был, словно скатертью, покрыт нетронутой серой пылью, на втором лежали бумаги.
Меня поразила огромная библиотека. Полки, набитые книгами, тянулись по стенам; раскрытые книги лежали на полу, на подоконниках.
— Когда ты успел их собрать?
— Да я, собственно, не собирал, — он без особой любви оглядел полки с книгами. — Как будто много, а по существу ни то ни се. Обычно беру книги в институте. Тут — никакой системы…
Он достал из-под кровати кофейник и пошел на кухню.
Я более тщательно без него оглядел комнату и поразился запустению. Казалось, здесь никто не живет. Отчего-то вспомнилось мне, что моя бабушка всегда обходила стороной единственный у нас в деревне пустующий дом с заколоченными окнами. Обходила и крестилась…
— Кто хоть прибирает у тебя? Такой беспорядок… — сказал я, когда вернулся Липочка.
— Сам прибираю. Раньше приходила соседка, а теперь отказалась.
— Почему?
— Не знаю. То есть я, конечно, знаю, но это смешно… Видишь ли, она говорит, что у меня тут кто-то ходит. Видимо, эхо принимает за чьи-то шаги. — Он усмехнулся, но глаза его смотрели грустно. — Не любят люди пустых квартир…
— У меня тоже ощущение, что здесь никто не живет.
Липочка огляделся с таким видом, будто и сам был тут гостем.
— Я все время в лаборатории. — Он провел пальцем по столу и оставил ясную полосу полированного дерева. — Не думай, что мне это нравится. Но изменить, исправить что-либо я уже не в состоянии. Для этого не остается времени.
— И никто к тебе не заходит?
— Зачем? Ведь то, что целиком занимает меня, никому более не интересно. Вернее, интересно лишь узкому кругу лиц, которые вечно заняты так же, как и я…
Оборвав разговор, Липочка ушел на кухню.
Я не могу сказать, что произошло в следующий миг. Может быть, вышло из-за туч солнце и осветило мимолетно угрюмую комнату. Все в ней мгновенно преобразилось, стало радостным и светлым. И эта мимолетная ясность, возникшая в комнате, испугала меня, столь чуждой она была царившему здесь сумраку, столь неожиданной и непонятной…
Спустя некоторое время Липочка возвратился с кофейником и чашками. Он достал сахар, неторопливо налил кофе и, казалось, забыл о нашем разговоре.
— Ты начал о своей работе, — напомнил я.
— Да. Понимаешь, я сейчас пытаюсь разрешить одну загадку. При всей кажущейся простоте она… Несколько лет назад мы проводили необычный эксперимент. Неудачный, но с загадочными побочными явлениями… — Липочка стал вдруг странно рассеянным, начал беспокойно озираться по сторонам.
До меня долетел мимолетный запах дождя. Далекого внезапного дождя, ворвавшегося в горячий день. Я ощутил, как остро запахло водой и пылью. Но окна были закрыты, в стекла сухо щелкала снежная крупа… В этой угрюмой заброшенной комнате происходило что-то необычайное.
— Продолжай, я слушаю.
— Удивительно, что мы с тобой встретились именно сейчас. Ты пришел, и сразу меня словно отбросило назад, в детство. Не удивляйся, мне всегда не хватало тебя, все эти годы. Помню, как я уехал в Новосибирск, плакал тайком. Не потому, что мне было плохо. Напротив, там все было хорошо. Но я никак не мог отвыкнуть от нашей деревни, мне все казалось, что вечером вот-вот погонят домой коров, что бабка Васильевна принесет нам кринку парного молока, поставит на подоконник и будет разговаривать с мамой. До слез было жаль нашу школу, Полосатика. Он мне ничего не навязывал, и в голове у меня рождались сумасбродные теории. Я бегал с тобой по берегам реки и делал открытие за открытием. И совсем случайно я натолкнулся на…
— Звездную лодку?
Он кивнул.
— Но в детстве эта идея казалась мне простой и ясной. Сейчас ясность утрачена, и я не могу ее возвратить. От истины меня уносит чувство тревоги и неуверенности. Но я по-прежнему ощущаю ее близость…
Липочка устало прикрыл на миг глаза. И я увидел, что лицо его серо, на лбу следы непомерной усталости.
Что я знал о работе ученого, делающего шаг в неизвестность?
И вдруг комната как будто зазвенела от света. У меня было такое ощущение, словно цветущий весенний луг с перегретой травой, жуками, звоном дневного света кто-то взял да и перенес на миг из невообразимой дали сюда, в сумрак угрюмой комнаты.
— Что это? — спросил я у Липочки. — Что это за свет, запахи? Что у тебя тут происходит?
Он смотрел на меня, как в детстве, когда прутиком на песке учил решать недоступные моему пониманию задачи.
— Они пытаются… Они тоже пытаются по-своему связаться с нами, как и мы с ними. У них, как видишь, свой путь… Но и у них, видимо, тоже не клеится. Да, пространство — это совсем не то, что ты думаешь. И пути преодоления его не однозначны.
Меня поразило, что все происходившее ничуть его не удивляет, не кажется ему неожиданным.
— Тебе мыслится, как видно, лишь машинная связь — сигналы, формулы, явления в математическом выражении… — продолжал он. — Машина считает, говорит, думает, обобщает и делает выводы, машина анализирует свое собственное и человеческое мышление. Где же грань, разделяющая нас?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});