ты когда-нибудь проболтаешься о моем маленьком секрете, я сделаю твою жизнь невыносимой.
— Только давай без угроз, — перебиваю я и ухмыляюсь. — Иначе мне так и хочется проверить, что под «сделаю твою жизнь невыносимой» ты имеешь ввиду. Дак что с сестрой, Владлен? Как только ты назовешь имя, ты вновь станешь Всеволодом.
— Ладно, — выдохнул аристократ. — Ее зовут Эра Ангельская.
— Аристократку? Которая в теле моей сестры?
— Да.
— Где она?
— Я знаю только имя. Но, я думаю, тебе не составит труда пройти по ее следу. Аристократы в обществе, как бельмо на глазу.
Прозвенел звонок. Стучащийся все это время в дверь туалета, детским не сломавшимся голосом, выругался матом и ушел.
— Хорошо, — я прикусил нижнюю губу. — Я сдержу обещание. Идем.
Оставшийся учебный день мне было не до уроков. Мне так и хотелось сбежать и скорее узнать, что это за Ангельская, где ее найти и как можно вытряхнуть ее душу из тела моей сестры. К слову, Баконский с Клаус спелись. Уже во время урока Щитознания они договорились пойти в зоомагазин после школы, а по лицу моей рыжей соседки по парте, то и дело начала пробегать глупая улыбка. План сработал.
Как только прозвенел звонок с последнего урока, я вышел из школы и отправился в центральную библиотеку. Место не новое, но других способов узнать о прошлом этой Ангельской мне в голову не пришло.
Очень скоро я оказался на трамвайной остановке. Прошло не меньше получаса, прежде чем понял, что сегодня трамваи не ходят. И интернета нет, чтобы посмотреть с какого и по какое время. Однако, в ту сторону ни один вагон тоже не проехал, а значит все перекрыто. Нередкая история для девяностых и открытых остановок, где даже объявление повесить некуда. Ладно. Пойду пешком.
Путь до библиотеки был не близкий. Но я сразу вспомнил, как легко мог преодолевать дальние расстояния в этом возрасте, только чтобы не тратить последние деньги на проезд, а сэкономить их на фруктовый лед летом или жвачку зимой. Делать нечего. Значит пешком.
Прогулка пошла на пользу. Пока я срезал расстояние через лог с крутым спуском и подъемом, помогал какой-то бабуле набрать воды из родника, давал немного наличных бомжам, которых не видел в своем мире уже, кажется, целую вечность, я дошел до центрального рынка. Заходишь на него с одной стороны, выходишь с другой, переходишь через дорогу и оказываешься перед статуей Ленина, за которой и открываются двери в национальную библиотеку. Последний рывок. Пока буду внутри, хоть ноги отогрею. Ботинки на мне, явно не для русской зимы.
— Постой, дорогой! — кто-то хватает меня за руку, как только я оказываюсь на окраине торговых рядов. Оборачиваюсь. Невольно хмурюсь.
Это цыганка. Черт. Не люблю я эти встречи. А деньги им из принципа не даю. Мало что ли простых людей пострадало от их гипноза? Одним рывком вырываюсь и иду вперед.
— Дай погадаю тебе, малец! — кричит мне в след. — Тяжелая судьба у тебя!
Ухмыляюсь, ныряю между палаток.
— Сестру не найдешь, покуда не будешь по сторонам смотреть!
Останавливаюсь. Ухмылка спадает с моего лица. Оборачиваюсь. Цыганка подскакивает и хватает мою руку. Гладит пальцами по ладони, но смотрит в глаза. Не отводит взгляда. Смотрю в ответ.
Женщина за сорок. Хотя…что там поймешь под красным платком и в юбке, которая скрывает все до самой земли? Черные, как космическая дыра глаза, редкие усики над верхней губой. Но пальцы нежные. Гладит подушечками ладонь и улыбается, показывая свои золотые зубы.
— Что там про сестру? — спрашиваю я.
Цыганка улыбается еще шире.
— Были бы серьги, а уши найдутся… — лезет в нагрудный карман моего пиджака.
Хватаю ее за кисть и убираю.
— Я сам, — достаю из носка сто рублей и протягиваю.
Забирает и пихает себе в бюстгальтер.
— Хороший ты парень. Не первую жизнь живешь. Родным помочь хочешь. Добрый. А у вас сигаретки не найдется? — останавливает прохожего и забирает у него всю пачку «Явы».
Тот слегка недоумевает, но уходит, под ее нескончаемые благодарности и пророчества.
Женщина с вьющимися черными кобыльими волосами, прикуривает сигарету и выдыхает дым прямо мне в лицо.
— Я денег вам дал. Вы обещали на вопросы ответить, — напоминаю я и оглядываюсь. Начинаю сомневаться в том, что правильно поступил, когда остановился. Ей же только деньги нужны. Мало ли что она там наплетет.
— Жадному золото сниться, а голодному — хлеб…
— Ясно. Обычный развод. Бывайте! — начинаю уходить.
— Стой! — останавливает меня. — Все скажу. И кем был и кем станешь. Купи хлеба детям и вся правда твоя. Клянусь тебе, сынок.
— Сначала расскажете, потом куплю, — достаю еще одну сотню. — Ну?
— Дай мне свою ладонь, мальчишка, — снова касается руки и на этот раз ее взгляд устремляется прямо на ладонь. — Расскажу тебе все…
Хмурится. Изучает.
— Сестра твоя в большой беде. Не своей жизнью живет. Уезжать будет. Так, что ты ее не догонишь…
— Как не догоню?
— Если отпустишь — не вернешь. Выручать ее надо.
Тоже мне открытие. То, что цыганка какие-то вещи видит — сомнений нет. Да толку от этого не много.
— Где мне искать ее, скажете? — спрашиваю.
— Дорогой той, которой шел иди и найдешь.
Черт. Ну развод же, ну. На кой я тогда вообще тут стою, если той же дорогой идти нужно? Ну раз уж остановился, может чего дельного про мать скажет. В этом мире магия все-таки есть. Может и цыгане не только деньги считать умеют.
— А мать?
— Ты мне на сестру денег дал. Про мать разговора не было.
Протягиваю еще сотню.
— Смотрите матушку.
Цыганка ухмыляется и сверкает золотыми зубами. Смотрит на ладонь.
— Мать тебя рано оставила. Уйти хочет, да ты ее не отпускаешь.
— Без намеков, — сжимаю зубы. — Как ее найти?
— Если сама не вернётся, ты ей не поможешь.
Что и следовало ожидать.
— Давайте так. Скажете, где искать сестру, дам еще столько же, — достаю пятьсот рублей одной бумажкой, протягиваю и сую женщине в карман платья.
Глаза цыганки расширяются.
— Флорика меня зовут, — взбудоражено произносит она и внимательно смотрит на ладонь. Ведет по ней пальцем.
— Костя, — без энтузиазма в голосе представляюсь я.
Замолкаем. Слышу, как издалека, из ларька с аудиокассетами доносится песня «Красок». Машина скользит по гололеду. Собака из сектора деревянных домов за забором на кого-то лает. Вдруг Флорика вздыхает.
— Что там? — поднимаю на нее глаза.
— Бери свои деньги, — бросает мне купюры и начинает уходить.
Я не двигаюсь. Смотрю ей вслед. Вдруг она останавливается. Медлит. Оборачивается и подлетает ко мне вплотную. Так, что я чувствую ее дыхание.
— Горе