Читать интересную книгу Тысяча триста крыс - Том Бойл

— Но важнее всего (особенно в нашем климате) держать их в тепле. Это же тропическое животное, вы понимаете? Ниже двадцати пяти по Цельсию температура в доме опускаться не должна.

Джерард проверил лампу на ночном столике — не горит. Та же история в коридоре. Снаружи снег валил комьями, точно его формовали в снежки где-то высоко в тропосфере. В гостиной термостат показывал семнадцать градусов, и когда Джерард попробовал прибавить температуру, ничего не произошло. Тогда он скомкал газету и набросал в камин щепок, но куда подевались спички? Поиск ни к чему не привел, в доме разор (вот когда отсутствие Мариэтты пронзило болью, как укус кровососа), ящики комода забиты хламом, стопки тарелок, всё не на месте. Наконец, он наткнулся на старую зажигалку в кармане заляпанных краской джинсов (на полке, в самой глубине шкафа) и разжег огонь. Затем пошел искать Сидхарту. Свернувшись кольцом, змея лежала под кухонной раковиной, там, где труба горячей воды раздваивалась на патрубки, соединявшие ее с краном и посудомоечной машиной, но признаков жизни не подавала — такая же холодная и блестящая, как оставленный на морозе садовый шланг.

Она была на удивление тяжелой, особенно для змеи, которая в последние две недели — с тех пор, как попала в дом, — ничего не ела, но Джерард выволок неподатливую и охладелую тушу из ее cachette4 и положил перед камином. Пока заваривал кофе на кухне, смотрел на снегопад за окном, вспоминая о временах, когда даже в такую погоду — да, собственно, в любую погоду — ему приходилось идти на службу, и почувствовал укол ностальгии. Может, стоит попроситься обратно — пусть не на прежнюю должность, с которой его с почетом проводили на пенсию, а на другую, на полставки, просто чтобы быть при деле, выбираться из дома, делать что-нибудь полезное. Он схватил телефонную трубку, решив немедленно позвонить Алексу, своему бывшему шефу, обсудить варианты, но телефон отключили вместе со светом.

Он принес кофе в гостиную, сел на диван и стал смотреть, как змея постепенно возвращается к жизни: мелкая дрожь бежала вдоль всего ее туловища, от головы к хвосту, точно рябь от легкого ветерка на поверхности неподвижного водоема. К тому времени, когда он допил вторую чашку и сварил на газовой плите яйцо, кризис (если можно так выразиться) миновал. Сидхарта как будто оправился. Хотя разве его поймешь? Он и раньше не отличался особой подвижностью, несмотря на раскаленные батареи и специально купленное Джерардом электрическое одеяло, наброшенное поверх плексигласового террариума, в котором Сидхарта любил лежать, свернувшись кольцом. Джерард просидел долго, подбрасывая в огонь поленья, наблюдая за переливом змеиных мускулов, за возникавшим из пасти темным раздвоенным язычком, покуда ему в голову не пришла мысль, что, возможно, Сидхарта проголодался. Когда Джерард спросил у хозяина зоомагазина, чем его кормить, Бозман ответил: «Крысами». Видимо, на лице Джерарда выразилось сомнение, ибо хозяин добавил:

— Нет, конечно, можете и кроликов ему давать, когда подрастет, — сбережете и время, и силы, не так часто придется кормить, но вообще вы увидите, насколько змеи и другие пресмыкающиеся экономичнее нас. Им в топку не надо постоянно подбрасывать филе-миньон и пломбир с шоколадным сиропом и одежда и шубы им, кстати, тоже ни к чему.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть на змею, нежившуюся в террариуме под лучами рефлектора.

— Я только вчера скормил этому оглоеду целую крысу. Он на ней, по меньшей мере, неделю продержится, а то и две. А потом подаст знак.

— Как? — спросил Джерард.

Пожатие плеч.

— Может быть, цветом — заметите, что раскраска поблекла. А может, просто станет малость заторможенным.    

Тут они оба посмотрели на змею — на глазки-бусины, на туловище, казавшееся частью сука, на котором оно лежало. Змея была похожа на неодушевленный предмет, и Джерард не понимал, как может кто-либо, пусть даже эксперт, утверждать, что она живая. Затем он выписал чек.

Теперь эта мысль не давала ему покоя: змею пора кормить. Конечно, пора. Прошло две недели, как он раньше не подумал? Забросил животное, а это непростительно. Он встал с дивана, чтобы закрыть дверь и подбросить в огонь дровишек, затем вышел на улицу расчистить от снега площадку перед гаражом, затем сел в машину и по длинной петляющей проселочной дороге поехал к шоссе, ведущему к Ньюкрову и торговому центру. Поездка была кошмарной. Грузовики обстреливали ветровое стекло очередями талой жижи, от мельтешения «дворников» кружилась голова. Доехав, Джерард вздохнул с облегчением: в торговом центре был свет — все вокруг сияло и переливалось, как на предрождественской распродаже в Лас-Вегасе, а благодаря нескольким искусным маневрам ему даже удалось втиснуть свой драндулет у самого входа, между горой снега, наваленной снегоуборочной машиной, и местом стоянки для инвалидов.

В зоомагазине пахло первозданной природой: казалось, каждая тварь в каждой клетке и стеклянном кубе испражнилась, салютуя его появлению. Было страшно натоплено. И ни одного покупателя. Бозман стоял на подставной скамеечке, шуруя в одном из аквариумов пылесосом.

— Здрасьте-здрасьте, — нараспев сказал он. — Джерард, да? Знаю, зачем пожаловали.

Привычным движением, точно поглаживая кошку или хорька, он расправил хвост на затылке.

— Крыса нужна. Я прав?

Крыса (он ее не видел; Бозман держал крыс в подсобном помещении) была выдана ему в картонной коробке с ручкой из штампованной проволоки — в ресторанах в такие обычно кладут еду «на вынос». Зверь оказался тяжелее, чем Джерард предполагал, и тяжесть эта была подвижна, мигрировала внутри коробки, пока он нес ее к машине и ставил на переднее сиденье. Запустив двигатель, Джерард сразу включил обогрев, чтобы животное не простыло, но потом подумал, что оно теплокровное, с шерстью, да и вообще зачем. Все равно его скоро съедят. Дорога была скользкая. Видимость — нулевая. Он пристроился за снегоуборщиком и тащился за ним до самых Садов Ньюкрова, но когда вошел в дом, камин все еще пылал.

Порядок. Он поставил коробку на пол, а затем поволок террариум из спальни в гостиную и придвинул его поближе к камину. После чего взял змею на руки (она показалась ему намного теплее, особенно с того боку, что был ближе к огню) и осторожно опустил в террариум. На миг она ожила, подергивая мышцами, поводя массивной плоской головой, точно силясь рассмотреть Джерарда окаменелым взглядом, но тут же снова опала, распластавшись на плексигласовом полу. Джерард опасливо наклонился над коробкой с крысой (что если выскочит, тяпнет, дунет через всю комнату под плинтус и поселится там навсегда, как оживший персонаж знаменитого мультфильма?), с замиранием сердца перенес ее в террариум и открыл крышку.

Крысенок (белый, с розовыми глазенками, похожий на подопытных мышей, которых в бытность свою студентом Джерард часто видел в клетках лаборатории на биологическом факультете) соскользнул на пол, как силиконовый сгусток, сел на задние лапки и стал деловито себя вылизывать, будто не было в мире ничего более естественного, чем, проехавшись в картонной коробке, оказаться в стеклянном загоне по соседству с выпускавшей трепещущий язычок рептилией. Которая к тому же, возможно, и голодна.

Долгое время ничего не происходило. В окно тыкались снежинки, в камине потрескивали дрова. А потом змея еле заметно пошевелилась, стала как будто ярче, словно усилие, произведенное глубоко под чешуей, отразилось на поверхности туловища. Крысенок оцепенел. В считанные доли секунды осознал опасность. Весь сжался, очевидно полагая, что так он менее заметен. Джерард наблюдал, потрясенный, не понимая, как этот сопляк, рожденный в ленивой безмятежности зоомагазина, гладкий и розовый, копошившийся вместе с остальным выводком у сосков своей матери, отделенный многими крысиными поколениями от полевой жизни, приучившей его предков бояться твари с переливчатым длинным туловищем, имя которой «змея», — как он узнал об опасности? Медленно, миллиметр за миллиметром змея приподняла голову над плексигласовым полом и застыла напротив крысенка, точно ожившая статуя. И вдруг бросилась, да так стремительно, что Джерард едва не проморгал, но крысенок был начеку, словно всю жизнь только к этому и готовился. Одним отчаянным долгим прыжком он перемахнул через змеиную голову и кинулся в дальний угол террариума, где принялся по-птичьи пищать, впившись глазами в бледное, нависшее над ним лицо Джерарда. И кем Джерард себя ощутил? Он ощутил себя божеством, римским императором, способным казнить и миловать одним движением большого пальца. Крысенок царапал плексиглас. Змея развернулась и изготовилась к повторной атаке.

И тогда, будучи божеством, Джерард запустил руку в террариум и вознес крысенка над питоном. Зверек оказался на удивление теплым и быстро сообразил, как вести себя на ладони. Он не сопротивлялся, не пытался удрать, а просто вжался в запястье у кромки рукава свитера, будто все понимал, будто был благодарен. В следующую минуту Джерард уже баюкал его на груди и сам постепенно успокаивался. Он подошел к дивану и сел, не зная, как поступить дальше. Крысенок глянул на него снизу вверх, содрогнулся всем телом и мгновенно уснул.