Читать интересную книгу Путешествие в луну - Анна Зонтаг

Пустился я ходить по острову; шел куда глаза глядят, но все было дико и пусто. Наконец, пришел к необозримому болоту. Месяц светил ясно, ночь была светла как день; я глядел направо, налево; перед собою, за собою…. нигде не видно было ничего кроме непроходимаго болота. — «Ну пришлось мне здесь околеть как собаке!» подумал я. Присел на камень, который, на счастье мое, валялся среди болота, почесывал голову и думал думушку. Глядь я на месяц….. показалось мне на нем какое-то черное пятно. Я стал присматриваться… вижу пятно движется, спускается ниже, ниже — вдруг, бряк передо мною на землю, и смотрит мне прямо в глаза. Чтож бы вы думали это было?… Превеличайший орел! Никогда я такого и во сне не видывал. Посмотрев на меня, он сказал: «Здорово, Максим Григорьевич! Как ты, братец поживаешь? — «Все слава Богу, батюшка, вашими святыми молитвами! Покорно вас благодарю за привет и любовь, отвечал я, удивляясь, что орел говорит человеческим голосом. «Все ли вы в добром здоровье, сударь?» — «Как зашел ты сюда, Максимушка?» спросил орел. — «И сам не ведаю, батюшка!» отвечал я, «знаю только, что мне очень бы хотелось поскорее отсюда убраться!» — Тут разсказал я ему, как праздновал в Мишенском у старосты Ивана Ильина, как ходил в село Собакино кроить мальчику кафтанчик, как выпил там лишнюю чарку водки, как, споткнувшись на кирпич, упал на сухом месте в воду, поплыл и очутился на необитаемом острове и, наконец, как зашел в болото, из котораго не могу выбраться. — «Максим Григорьев», сказал орел, подумав немного; «ты человек умный и трезвый; знаешь, что нехорошо напиваться до пьяна! Зачем же было ходить в Собакино за лишнею чаркою? Разве тебя мало потчевал староста?.. Не хорошо, братец! Однако, за то, что ты человек добрый; за то, что ни ты, ни дети никогда не швыряли камушками ни в меня и ни в кого из моих, я помогу твоему горю. Садись ко мне на спину и держись крепче за мою шею; я вынесу тебя из болота.» — «Ваше благородие изволите шутить надо мною», сказал я; «слыханное ли это дело: ездить верхом на орле!»—«Уверяю тебя моею честью», отвечал он, положа правую лапу на грудь свою, «что я нисколько не шучу. Если ты не послушаешь меня, то придется тебе утонуть в грязи. Разве ты не замечаешь, что камень, на котором сидишь, от тяжести твоего тела, час от часу более вязнет?»

И в самом деле, бывший подо мною камень опускался все ниже и ниже! Я послушался орла. «Покорнейше благодарю ваше высокоблагородие за ласку. С благодарностию принимаю ваше милостивое предложение», сказал я, вспрыгнул к нему на спину и обеими руками уцепился за его шею. Орел взвился под облака с неимоверною быстротою. Не знал я чтò он затевал, окаянный, над бедной моей головушкою. Мы все поднимались выше и выше. Думая, что орел не знает дорòги до моего дома, я сказал ему со всею возможною учтивостью (ведь мне надобно же было противу него быть учтивым: я был совершенно в его власти!); и так я сказал ему: «Хотя ваше высокородие лучше меня изволите знать, что надлежит делать, однако осмелюсь заметить, что если бы вашему превосходительству угодно было лететь пониже, то мы спустились бы в городе Белеве, за Выркою, в приходе Петра и Павла, близехонько от моего домишка; тогда, сошед с превосходительной спины вашей, я мог бы принести вам всенижайшую мою благодарность».

«Нет, Максимушка!» отвечал орел; «я не так глуп как ты думаешь. Разве не видишь ты, там в низу, двух человек с ружьями? Неужели ты воображаешь, что я соглашусь быть подстреленным в угодность такого безмозглаго пьяницы каков ты?» — «Кòлом бы тебе в землю!» подумал я, но не сказал ни слова. Он все продолжал лететь выше и выше, а я поминутно спрашивал: скоро ль мы опустимся? Но орел молчал. «Ваше высокопревосходительство, милостивый государь!» сказал я напоследок; «да куда же вы летите?» — «Молчи!» закричал орел, «это не твое дело!» — «Помилуйте, ваше высокопревосходительство! Как не мое дело? Да кто же сидит на спине вашей? Как же мне не спрашивать?» сказал я. — «Сиди смирно и ни пикни!» крикнул орел.

«И куда бы вы думали мы залетели? Прямо на луну! Отсюда этого нельзя было видеть; но, в то время, в нее воткнут был серп, вот таким образом», говорил Максим Григорьев, рисуя своею палкою на пыли, покрывавшей дорогу, фигуру луны с серпом.

«Я далеко залетел и очень устал!» сказал орел. «А кто вас просил лететь так далеко; уж, конечно, не я», сказал я; «разве я не умолял вас, с полчаса тому назад, чтобы вы спустились на землю?» — «Полно тебе врать!» сказал орел. «Слезай ка лучше со спины моей; я очень устал! Слышишь ли, Максим? Я тебе говорю: слезай проворней! Посиди здесь, пока я отдохну!» — «Чтò ты это, отец мой, помилуй! Сесть на этот кругленькой шарик! Да я с него скачусь и разобьюсь вдребезги! — «А разве ты не можешь держаться за серп?» сказал орел. — Не хочу я сидеть на луне, не хочу держаться за серп!» закричал я, осердившись. «Ах ты негодный обманщик! Не ты ли обещал спасти меня и отнести меня на спине своей?» — «Нет, Максим!» отвечал орел с величайшим хладнокровием; «я только обещал вынести тебя из болота и сдержал слово. Если ты добровольно не сойдешь со спины моей, то мне стоит только тряхнуть крылом, и ты полетишь книзу; но прежде нежели долетишь до земли, разсыплешься весь в прах». Боясь, чтобы он на деле не исполнил угроз своих, я сошел со спины орлиной и, кое-как, угнездился на луне, придерживаясь за серп. Сидеть на ней было холодно, как на льдине.

«Теперь ты в безопасности!» сказал орел, облетев вокруг меня. «Прощай, Максимушка, друг мой сердечный! Я отплатил тебе за проказы. Помнишь ли, прошлаго года, ты разорил гнездо мое на Васьковой горе!» (это была сущая правда); за то я посадил тебя на луну. Не разоряй орлиных гнезд и не ходи кроить кафтанчиков детям с тем, чтобы пьянствовать».

«Итак, ты покидаешь меня здесь, мошенник!» вскричал я. Ах ты негодная скотина! Безжалостный злодей! Чтобы тебе провалиться сквозь землю! Отсохни твой крючковатый нос! Разорви тебя на маковыя зерна! Раздуй тебя горой!» Я бранил, проклинал его, все напрасно. Он расширил огромныя свои крылья и, с громким смехом, полетел от меня прочь. Я кричал ему вслед; то ругал его, то умолял возвратиться: но он летел прочь, не слушая ни ругательств, ни просьб моих. С тех пор я уже нигде не встречал его.

Вы можете себе представит жалкое мое положение, пока я сидел на луне. С горя, принялся я голосить: «Родимый мой батюшка, родимая моя матушка, не видать вам больше вашего детища!», говорил я, обливаясь слезами. «Друг мой сердечной, жена моя возлюбленная, Аксинья Козминишна, оставаться тебе горькою вдовушкой! Детушки мои милыя, осиротели вы бедныя! Головушка моя горькая, погибать тебе в одиночестве! Кто накормит, кто напоит тебя? Кто приласкает, кто пожурит тебя? Кто утешит живого, кто помянет мертваго? Кто закроет мои глазушки, кто схоронит мои косточки?»… Вдруг, на самой средине луны отворилась дверь, с таким ужасным скрипом, как будто век свой не была подмазана; и кто же вышел из этой двери? Тот самый человек, который живет пустынником на луне и содержит в ней свет. Я тотчас узнал его по фонарю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});