будет не хватать! Не хватать ему. А больше никто ее не хватится.
— Так что это просто фокус, иллюзия! — закончил он свою речь из глубины кресла, снова обнявшего его тело.
— Это не просто фокус! А ткань как раз обычная, все она впитывает! Смотри!
Эхнэя плеснула вином на платье, и мокрое пятно расползлось по ткани.
— Видишь? Оно промокает. Хватит мне врать!
Она рывком встала, дернула застежку, и платье упало на пол. Не стоило переоценивать такой жест, ей просто нужно переодеться. Сменить наряд, и сменить гнев на милость. Она швырнула платье в лицо Зервану.
— Это просто платье, а ты не просто трюкач! И ты мог бы … Мог бы … Да ты до хрена чего мог бы, если бы не сидел в этом кресле! Столько можно сделать, а ты просто сидишь, и напиваешься!
Не стоило произносить гневные речи, прикрывая тело только прозрачными трусиками. Какой мужчина сможет прислушаться к словам в такой момент?
— Выпей и ты со мной! За твою красоту! За наш общий успех! — Зерван поднял бокал, и Эхнэя возмущенно фыркнула. Она не сказала больше ни слова, пока одевалась в повседневное, уходила, и так гневно хлопнула дверью, как только могла.
— А я и так много чего добился! — чуть обижено сообщил Зерван закрытой двери. — Меня все знают, меня все любят, я сижу в кресле и пью вино по восемь тысяч за бутылку, как компот. Разве этого мало?
Бокал опустел. Он поставил его на стол и провел пальцем по стеклянной стенке. Он не на сцене, тут не нужны никакие эффектные появления, так что не было ни музыки, ни вспышек света. Только облачко тумана, которое почти всегда идет впереди его иллюзий. Бокал снова наполнился вином и Зерван сделал глоток. Что может сравниться с этим прекрасным напитком? Разве что красота Эхнэи в ярости, чем он уже полюбовался, и вкус спелой клубники, блюдце которой теперь висело в воздухе рядом с его креслом.
***
— Так, все собрались и не тупим! Танцевальная группа — вы не в ритме. Вы должно четко следовать за музыкой, никаких отвлечений. Еще раз, с начала!
Танцоры вяло забормотали. Зерван на репетиции совсем не проходил на Зервана, потягивающего вино в гримерке. Шоу превыше всего и никому не позволено отступать от его правил. И если танцоры должны пройти по сцене сотню раз подряд, они пройдут.
— Еще раз, все на исходную!
Танцоры все еще бормотали, и Зерван разобрал что-то вроде: «Да сколько можно-то!» и «Вот же мудак!», но никто не скажет ничего вслух, прямо и громко. Пока он платит им впятеро больше, чем кто угодно другой, им придется четко следовать сценарию шоу.
Фигуры танцоров заполонили сцену, и огни отражались от их одежд, словно живой огонь танцевал перед пока еще пустым залом. В центре этого огня Мастер Иллюзий поднимался в воздух. Никто не смог бы ответить, как он это делает. Ни один танцор не смел отвлечься от своего выступления, что бы просмотреть вверх и разглядеть проволоку, на которой он висит. Там должна быть проволока, это единственное разумное объяснение! Все фокусники так делают, полет — совсем не сложный трюк! В отличие от исчезающего фонтана.
Зерван протянул руки перед собой, и из центра его ладоней забил родник. Он становился сильнее, рос, и превратился в фонтан. Когда иллюзионист развел руки в стороны, два потока воды блеснули в лучах прожекторов. Вода взлетала к потолку и падала вниз, но исчезала, не касаясь танцоров. Ни одна капля не упала на сцену.
Во всяком случае, так должно быть. Исчезающий фонтан оживет, оторвется от ладоней иллюзиониста, промчится над зрительным залом. Он превратится в дождь, и сменится снегом. Снег упадет в зал и растает, не составляя следов. Новое шоу, полностью построенное на погоде, будет прекрасным! Если пройдет, как задумано.
Зерван дернулся в воздухе. Вскрикнул. И упал под ноги танцорам. Потоки воды обрушились на сцену и танцоры завопили. Ледяная вода смывала сценический грим, портила костюмы и сбивала с ног. Музыка умолкла.
— Ладно, перерыв три часа! — Зерван подал голос прямо с пола, где лежал в луже воды.
— Я пока устраню технически пробелы. Эхнэя, мне надо с тобой серьезно поговорить.
За кулисы он ушел, оставляя потоки воды за спиной. Три часа спустя сцена будет сухой и идеально чистой, как и его костюм, и те, кто спросят: «Как он это сделал?» не найдут ответа. Они не знают, где его искать. Но знает Эхнэя. И это становится проблемой.
— Ты вмешалась. Я почувствовал, ты вмешалась, и я навернулся с двух метров.
— Как бы я могла вмешаться? — Эхнэя изумленно захлопала ресницами. — Я даже не знаю, как ты это все делаешь, откуда вся эта вода берется.
— Ты вмешалась! — Зерван повысил голос. — Больше так не делай. И хватит играть со мной! Играть — это моя работа. Хватит увиливаний. Ты отлично знаешь, откуда вода. Давно все поняла.
Последние слова он произнес стоя уже в сухой одежде.
— Ты испортила мне номер. Ладно еще, что на репетиции! Я сразу ощутил, что это ты вмешиваешься. И уже не первый раз!
Первый раз чужую волю он заметил две недели назад, когда доставал попугаев из обруча. Обруч появлялся в его руке из пустоты, как и все остальное. Зерван взмахивал им, проводил сквозь воздух, и на той стороне обруча вспыхивал образ джунглей. Ревели слоны, текла река, и яркий попугай вылетал из него, делал круг над залом, и садился на плечо иллюзиониста.
Так было обычно. Но две недели назад попугай спикировал в зрительный зал и исчез, немного не дотянув до полного падения.
Второй раз чужая воля вошла в его выступление позавчера. Зерван ловил руками пулю. Это старый трюк, и каждому понятно, что пулю фокусник прячет в руке, а патрон в пистолете незаметно подменяет на холостой. Но нельзя стать великим, если повторять то, что делают другие, и Зерван не подменял патрон. Настоящая пуля летела к нему и замирала в воздухе, откуда он ее и доставал.
В этот раз пуля не зависла. Она пробила его грудь, и он упал, заливая кровью сцену. А потом поднялся в воздух, торжественно воскрес, и решил использовать этот ход на других концертах. Пуля не убила его, но смерть — просто еще одна иллюзия. Пуля не подчинилась — вот что страшно. Чужая воля нарастала, и он уже знал, чья это воля.
— Ты испортила номер. И вот только что чуть-чуть не убила меня на