Тетя Дуся. Вот озорники! Вот безобразники!
Тетя Дуся берет стул, садится посредине палаты. Черти рассаживаются вокруг нее на полу.
Тетя Дуся. Да, милые мои, так-то. В почете мы сейчас большом. Все внимание нам. Нашим удивительным достижениям. А почему?
Черти. Да, тетя Дусь, почему это?
Тетя Дуся. А потому что мы на их (указывает на больных) только самые что ни на есть новейшие методы проверяем, какие только есть на свете. Чтобы они с нашей, как говорится, помощью, завязали, не зашиваясь. (Показывает знаками.) Главный наш, конечно, козырь – это вы. (Указывает на чертей. Черти, красуясь, поглядывают друг на друга, бьют себя в грудь.) Такого козыря ни у кого нет, хоть весь свет обойди. Только наш Тернов-Просушенный и додумался! (Гордо.) Это мы первые из всех и наладили эту, как ее, материализацию галлюцинаций. (Путает буквы в слове, повторяет три раза.) Тьфу ты, Господи! Не выговоришь никак!
Черти. Нет, тетя Дусь, галлюцинации – это мы наладили, это не профессор, это мы первые, а он только уж потом эту, как ее, материализацию галлюцинаций. Значит, мы первей, а он уж после нас.
Тетя Дуся. Ну ладно, ладно, вы первей, а он уж потом. Зато уж метод гуманного запугивания – это его наработка, ну и другие новации тоже, всех не упомнишь. Он, может, каждый день что-нибудь придумывает. Не дает ему покоя умная голова! Ой, что-то я разговорилась, так можно и все секреты разболтать.
Черти. Теть Дусь, ну расскажи еще про наработки. Ну пожалуйста, теть Дусь. Ну расскажи еще про новации нам.
Тетя Дуся. Нет, нет, и не просите. Некогда мне здесь с вами разговаривать. Дела у меня.
Тетя Дуся протирает пол посредине палаты, черти прыгают через швабру. Больные беспокойно ворочаются на кроватях. Затем тетя Дуся берет ведро, швабру, тряпку и уходит из палаты.
1-й черт. Вот так всегда. То нам все внимание, халаты, говорят, настоящие дадим, чтоб все, как один коллектив, то от нас опять какие-то тайны, секреты. Мол, вы – младший медицинский персонал, так и знайте свое место.
2-й черт. Правильно, правильно. Это всегда так. «Пили, ели – кудрявчиком звали; попили, поели – прощай, шелудяк». Конец цитаты.
1-й черт. А что это такое, шелудяк-то?
2-й черт. А я сам не знаю.
1-й черт. А зачем тогда говоришь, если не знаешь? Зачем тогда говорить-то? Не знаешь, так тогда не надо и говорить, понял? (Наступает на него.) Объясняй, что такое шелудяк!
2-й черт. Да не знаю я. Отвяжись. Я же сказал: «Конец цитаты». Значит, вопросы не ко мне. Отстань.
Начинают драться. Больные беспокойно шевелятся на кроватях. Вдруг один больной просыпается.
Диабатов (проснувшийся больной). Ой, где это я? Ничего не помню. (Трет голову руками.)
Черти прячутся, а один из них надевает белый халат и подходит к больному.
3-й черт. К вашим услугам. Сотрудник клиники профессора Тернова-Просушенного. Что вам угодно? Может, судно? (Достает из-под кровати судно, начинает запихивать его под больного.)
Диабатов. Да не надо мне ничего. (Подозрительно оглядывает черта.)
3-й черт. Это как вам угодно будет, а если что, то мы всегда к вашим услугам.
Остальные черти наблюдают за происходящим, но Диабатов их не видит.
Диабатов. Слушай, друг, где это я, серьезно? (Ощупывает себя.) Не помню ничего. Как это я здесь очутился?
3-й черт. Извините, пожалуйста. Только мы справок никаких не даем. (Гордо.) У нас учреждение частное, специфического профиля.
Диабатов (грустно, с чувством). Вот и докатился! (Оглядывает кровать.)
«Встал и вижу: что за черт – вместо бойкой тройки…
Забинтованный лежу на больничной койке.
И заместо лошадей по дороге тряской
Бью я жесткую кровать мокрою повязкой.
На лице часов в усы закрутились стрелки.
Наклонились надо мной сонные сиделки».
3-й черт во время декламации внимательно присматривается к больному.
3-й черт. Да вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Могу вас сразу успокоить: вы не в травматологическом отделении. Руки-ноги у вас целы. А насчет кроватей это вы зря. Мебель у нас вся первоклассная и кровати тоже замечательные. А как же иначе? У нас же ведь и иностранные гости бывают. (Гордо.) Да.
Диабатов. Да это я так, Есенина, Сергея, вспомнил. (Оглядывает себя). А сам-то я вроде действительно не забинтован. Руки-ноги целы.
3-й черт (в сторону). Бредит, наверно. Дружков своих по фамилиям перечисляет. (Диабатову.) Позвольте вас разочаровать, нет у нас такого больного. Я-то уж все фамилии выучил наизусть. Это наша обязанность. И еще судно, если кому надо. (Достает судно, начинает запихивать его под Диабатова.)
Диабатов. Да отстань ты от меня со своим судном. В сумасшедший дом я, что ли, попал? Привидения какие-то ходят в белых халатах. (Взгляд Диабатова становится бессмысленным, говорит, как в бреду.) «На лице часов в усы закрутились стрелки». (Замолкает, поворачивается к стене.)
Черти, наблюдавшие разговор их товарища с Диабатовым, подходят к нему, жмут руку, поздравляют.
Черти (по очереди). Ну, поздравляем, поздравляем, с первым тебя, так сказать, больным!
3-й черт (красуясь). Ну, как я смотрелся?
4-й черт. Ну вылитый наш профессор! Все как он – Тернов-Просушенный. (Передразнивает.) «У нас учреждение частное, специфического профиля». Здорово ты его еще с Есениным этим срезал: мол, нет у нас таких больных, и точка.
3-й черт. А как же.
1-й черт. На кровати стал жаловаться. Кровати его, видите ли, не устраивают. Ты смотри, какой! Кровати ему жесткие!
3-й черт. А как я ему судно подавал? (Гордо.) Вежливо так, но настойчиво. А дальше его уж дело: не хочешь, не надо. А я действую согласно должностной инструкции.
1-й черт. Ну, профессионал! Что тут говорить! Хоть и без диплома.
3-й черт. А на черта мне этот диплом-то? Главное что? Ориентируешься в реальной обстановке, значит, профессионал!
4-й черт (мечтательно). А я еще люблю, когда в рифму говорят. Успел записать за ним две последние строчки.
Черти. Вот это ты молодец, а мы вот не догадались.
4-й черт (читает по бумажке). «На лице часов усы закрутились стрелки. Наклонились надо мной сонные сиделки».
Черти. Здорово! Прямо за душу берет.
4-й черт. Мне кажется, что это он нас и имел в виду.
Черти (удивленно). Как это?
4-й черт. А ведь мы эти самые сиделки и есть. Все время над ними наклоняемся: то одеяло ему подоткнешь, то подушечку поправишь.
Черти начинают подтыкать одеяла под больных, поправляют подушки.
Диабатов. Ну замучили эти галлюцинации. Просто сил никаких нету. Когда же это кончится? (Замолкает, поворачивается к стене, снова засыпает.)
Картина вторая
Больные уже вышли из состояния гипнотического сна. Их в палате четверо. Диабатов спит, повернувшись к стене. Остальные трое ходят, разговаривают.
Равнобедренко. Врачи тут неплохие. Внимательные.
Тарасюк-Дятленко. Профессор, как его? Тернов-Просушенный, солидный такой, авторитетный.
Котин. А младший медицинский персонал мне лично не нравится. Я больше люблю, когда там женщины, ну, девушки, с причёсочками, с челочками, в колготочках, в общем – медсестры когда. Это совсем другое дело. Шуры-муры, туда-сюда. Галина Ивановна – женщина, правда, видная. Все при ней, все на месте.
Входит первый черт в халате.
1-й черт (смотрит в бумажку). Тарасюк-Дятленко, на процедуру. (Снова смотрит в бумажку.) А Равнобедренко у нас готовится. Где у нас Равнобедренко?
Равнобедренко. Вот он я. Здесь.
1-й черт и Тарасюк-Дятленко уходят.
Равнобедренко (обращается к Котину). А чего там, на процедурах-то, делают?
Котин. Ну, кому что, это уж по предписанию врача. Кому что пропишут, тому то и делают.
Равнобедренко. Ну хоть не больно?
Котин. Не больно, но страшно.
Равнобедренко. Очень уж эти медбратья подозрительные. Как на них посмотрю, так сразу мне кажется, что схватят они меня и потащат на сковородках поджаривать.
Котин. Ну ты что? Ну и фантазия у тебя! Какие сковородки? Это же медицинское учреждение! Это тебе не фабрика-кухня какая-нибудь! Там котлеты поджаривают.