Читать интересную книгу Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

И резко пошла прочь между двумя припаркованными машинами, вышла на проезжую часть — перед ней затормозило такси, она перешла на другую сторону и исчезла среди покупательниц, толпившихся перед входом в магазин одежды. Он пошел за ней. «Ты этого не сделаешь, — сказал он про себя. — Я тебя знаю. Я так и знал — сначала покажешься, а потом убежишь».

В середине квартала он догнал ее. Лиз держала в руке квитанцию и смотрела на номера на фасадах магазинов.

— Дай–ка мне, — сказал он. — Я найду.

И пошел с ней.

— Мне сразу надо будет домой, — сказала она. — Дома генеральная уборка ждет: нужно пропылесосить, окна помыть и еще после обеда кресло поискать. Чик хочет, чтоб я купила такое большое кресло для курения в гостиную — с зеленой кожей. Не старомодное, сейчас новые такие делают. Намного лучше смотрится. Как конторское.

— Хочешь меня бросить? — спросил он.

— Нет. Я люблю тебя. Но я пришла попрощаться. Может быть, когда–нибудь мы еще с тобой увидимся, но даже если я долго не увижу тебя, все равно буду про тебя думать — я тебя не забуду. До свидания. — Она провела пальцами по его лицу, губам, подбородку. — Я ни о чем не жалею. Было здорово. Ты ведь тоже так думаешь?

Избитые слова, подумал он. Штампы, которых она набралась тут и там, из книг, кино, телевизора, журналов.

— Я знаю, что мы еще увидимся, — сказала она, еще стоя рядом, касаясь его. — Если два человека стали частью друг друга, то их невозможно разлучить.

Вот как она говорит. Все говорят так. Преднамеренная пустота, заранее подготовленная. Как будто ему зачитывают приговор какого–то совета старейшин. Долго заседали, специально подбирали слова. Перебрасывались ими друг с другом равнодушными голосами. И, наконец, поручили ей объявить их решение. Она — их глашатай.

Теперь остается или согласиться с этой чушью, думал он, или подбросить как монету в воздух, прямо сейчас, не откладывая. Иных способов нет. Если он начнет подыгрывать, слушать ее, кивать, отвечать, пытаться что–то доказывать, то, в конце концов, сам же просто расхохочется. Не принимаю я тебя всерьез, сказал он про себя. Сейчас я слышу то, что слышат все остальные, — легкомысленную болтовню, словесную нелепицу, которой ты их кормишь. Теперь ты кормишь меня этим вздором. Разве не так? Теперь он изливается и на меня. И я понимаю, что чувствуют люди. Всего через секунду — через какую–то долю секунды ты станешь для меня такой же, как для них. Еще немного, и я буду смотреть на тебя по–другому. Уже почти смотрю, подумал он. Как все хрупко, черт возьми.

— Лиз, сегодня утром, когда я проснулся, я немного полежал и сказал себе: я люблю Лиз Боннер.

Она спокойно выслушала его. Видимо, это было для нее чем–то само собой разумеющимся.

— Знаю, — сказала она. — Только у меня вопрос, насколько это именно так. Ночью, после вчерашнего звонка твоей жены, я думала об этом. Может быть, мы просто физически стимулировали друг друга. Так ведь может быть?

Вычитала, подумал он. В книжонке какой–нибудь, учебнике, в статье из популярного журнала, подобранного где–нибудь в автобусе.

— Секс — сложное явление, — изрекла Лиз. — Никто ничего про это по–настоящему не знает. Что–то с тобой происходит, даже когда спишь. Когда тебе что–нибудь снится, это связано с сексом, ты это знал? То, что с тобой происходит во сне — это сексуальные символы. Мне, например, недавно приснилось длинное низкое здание, похожее на здание суда. Это символизирует женский половой орган — так написано в одной книге по психологии. Я ее читала, когда впервые вышла замуж, еще до знакомства с Чиком, и когда у меня только начиналась половая жизнь. Автор, врач, рекомендует женщинам всегда быть активными в супружеских отношениях. Он пишет, что большинство женщин фригидны, потому что не понимают, что должны активно участвовать в акте. Вот я всегда и старалась участвовать. Ну, то есть, может быть, из–за того, что я стремилась жить здоровой супружеской жизнью, я как–нибудь тебя перевозбудила или что–нибудь в этом роде. Не знаю.

— А еще что он пишет? — спросил Роджер.

— Объясняет роль различных мышц. Большинство из них находится у женщины всю жизнь в спячке, и она даже не подозревает об их существовании. Я даже их названия одно время помнила.

Лиз сделала несколько шагов по тротуару. Он последовал за ней. Мимо в обоих направлениях спешили люди.

— Чик никогда не был в этом особенно хорош, — сказала она. — В том, что касается супружеских отношений. Ему всегда хотелось сразу же вставить, если ты понимаешь, о чем я. Ничего, что я так говорю? Я думала… Мне хотелось открыто поговорить с тобой об этом. Ему никогда не нравилась прелюдия. По–моему, так это называется. Но для женщины это крайне важно. Если женщина хочет испытать оргазм, ей это необходимо. Дело в том, что оболочка внутри у женщины в какой–то момент становится нечувствительной. Так что после проникновения она может перестать реагировать. Есть одно очень чувствительное место, только я забыла, как оно называется. Ты не знаешь?

— Нет, — ответил он.

— Это что–то вроде кости, и если войти правильно, то оно сразу же возбуждается. Его можно рукой достать. Если женщина, особенно молодая, незамужняя, хочет поласкать себя, то обычно делает это таким способом. И оно находится снаружи. Многие мужчины не знают этого, но это так. Иногда, когда все уже кончено, после оргазма, женщине невыносимо, чтобы к нему прикасались. Как же оно называется? Начинается на «с» или на «к». Ну, не важно, если к нему прикоснуться, женщина закричит. Но у женщины (у большинства женщин) бывает много оргазмов, один за другим — у мужчин все по–другому. Так что, когда мужчина слишком быстро кончает, это несправедливо по отношению к женщине. У него уже все, а она едва успела начать. Поэтому женщина очень редко получает удовольствие от полового акта, если вообще получает.

— И что? — спросил он.

— А то, что обычно все это только для мужчины. Наслаждается только он. Женщина как бы подчиняется, чтобы сделать ему приятно. Но это неправильно. Женщина не должна этим заниматься, если самой ей это ничего не дает. Не согласен? Если она понимает, что не получает ничего, даже если хочет. Очень часто она просто не может этого. Это не ее вина. Чаще всего виноват мужчина. Все зависит от того, как он действует, и если он недостаточно бережен с ней, она, конечно же, ничего хорошего не чувствует.

На углу Лиз свернула на боковую улицу. Он держал ее за руку — она позволила ему это.

— Какое яркое солнце, — сказала она. — Нужно было взять темные очки.

Из двора на них затявкал толстенький шпиц, и Лиз, протянув руку, пошла к нему.

— Обожаю собак, — сказала она, наклоняясь. — Как тебя зовут, малыш?

— Осторожно, — предостерег ее Роджер.

Присев, она погладила собаку по бокам.

— Он меня не укусит. Видишь?

У шпица был высунут язык — маленький, красный, как у кошки, а уши стояли торчком. Лиз потрепала их.

— Он прелесть, — сказала Лиз, а Роджер пошел дальше.

На другой стороне улицы, во дворе за забором внимание Лиз привлек огромный кактусовый георгин с махровыми цветками, желтыми, густыми, размером с тарелку. Он не успел ее остановить, и она пошла через улицу. Когда он нагнал ее, она уже протянула руку через ограду и оторвала один цветок от стебля. Подметавшая дорожку у дома дородная старуха в ситцевом платье увидела кражу и побежала к ним.

— Это еще что такое? — воскликнула она. — Сейчас полицию вызову, пусть вас заберут! Это кто вам позволил цветы с чужих дворов таскать?

Лиз держала в руке георгин.

— Дай ей доллар, что ли, — попросила она Роджера, как будто не замечая старуху. — Хочу оставить его себе. — И сказала старухе: — Он все равно уже скоро осыплется. И, послушайте, у вас их так много — целый куст.

Смущенный тем, что они привлекли внимание, Роджер заплатил старухе за цветок. Та молча схватила деньги и снова принялась мести дорожку. От ее метлы клубами поднималась пыль.

Они пошли дальше. Лиз воткнула стебель цветка под пояс.

— Ну как смотрится? — спросила она.

— Довольно мерзко так поступать, — сказал он.

— Он у нее не последний.

— Нельзя было без этого обойтись?

Лиз фыркнула, издав глубокий горловой звук. И вдруг сорвалась и побежала прочь от него.

Это у нее не получится, подумал он и бросился за ней, но она вырвалась и припустила дальше, мотая головой и молотя руками по воздуху и… упала — с криком покатилась по земле в распахнувшемся пальто, хватаясь пальцами за асфальт, упавшая сумочка раскрылась, и из нее в разные стороны разлетелись зеркальце, губная помада, документы, карандаши. Она все катилась, когда он настиг и остановил ее, прижал к тротуару. Какая нелепость! Ужасно и нелепо — как это могло произойти? Он поднял ее, крепко прижал к себе. Лицо ее было поцарапано. На щеке сверкала капелька крови, она смахнула ее — и размазала. Глаза у нее остекленели.