ахтырскому полковнику Федору Осипову об изменнических
замыслах Мазепы: ныне, собрав полки, он идет на правую сторону
Днепра с тою целью, чтобы в coy мышлении с Лещинским и с Вишне-
вецким начать войну против царской державы. Чтобы вооружить
Козаков против царя, он обложил Козаков поборами по талеру с
каждого коня и по <копе> (полтине) с каждого вола, распространяя
слух, будто это делается по воле царя, который намерен всех коза-
ков обратить в солдаты. Кочубей и Искра, чрез посредство попа
Святайла, поручили Федору Осипову сообщить об этом киевскому
губернатору на тот конец, чтоб он впору мог взять в руки Мазепу, иначе можно опасаться, что, на правой стороне Днепра явятся к
нему на помощь ляхи, а на левой - по его наущению поднимутся
гультаи, <хибкий (непостоянный) народ>, настроенный гетманом
против царя. Ахтырский полковник должен был сообщить это
князю Голицыну так, чтобы о том не знали другие ближние советники
царя, особенно Меншиков, потому что как только доведаются, то
сообщат о том гетману.
Ахтырский полковник исполнил поручение, и киевский
губернатор отправил его донесение в Бешенковичи - тогдашнюю
главную квартиру царя, где и получено было оно 27 февраля, но вслед
за тем пришло туда и письмо Мазепы от 24 февраля. Гетман
проведал о посылке Кочубеем доносов и поспешил написать к царю об
этом сам. Уверяя в своей догробной верности государю, Мазепа
находил, что сочиненная на него клевета достойна более смеха, чем
внимания, но умолял произвести над клеветниками розыск.
И на этот раз Мазепа так был счастлив, что царь, веривший
преданности своего гетмана, прислал ему одно за другим два
утешительных письма: 1 и 11 марта. Царь уверял гетмана, что
<клеветникам, на него ложно наветующим, никакая вера не дастся, но и паче оные крупно с наусителями воспримут по делом своим
достойную казнь>. Царь поручал Мазепе самому каким-нибудь
612
удобным способом поймать их; но вместе с тем царь изъявлял
подозрение в участии с Кочубеем миргородского полковника
Апостола и приказывал гетману зазвать его к себе, как будто для
команды над козацким отрядом, а взявши его таким образом в
руки, отправить вместе с Кочубеем и Искрою в оковах к государю.
Миргородский полковник был отец невестки Кочубеевой - жены
его сына. Царь знал, что этот полковник прежде не ладил с
гетманом, поэтому царь и подозревал его в участии с Кочубеем в
доносе. Но царь Петр не знал того, что Апостол уже поладил с
Мазепою и сделался его тайным соумышленником во вред Петру.
Вот таким-то образом отнесся Петр к этому делу. И
неудивительно: в течение двадцати с лишком лет подавались на гетмана
донос за доносом и ни один не оправдался, а гетман между тем
продолжал служить государю верно, всегда исполнял царскую
волю исправно, и притом был такой милый и любезный человек, что и царю, и всем близким вельможам чрезвычайно нравился
своим обращением. Приманивать гетману Апостола ни в каком
случае не было нужно: Апостол был тогда при гетмане в Хвастове, но гетману не приходилось также посылать в оковах одного из
своих сообщников. Знал ли в марте Апостол о затеваемой измене
или Мазепа тогда еще не открывал ему замысла, но уже видел
в нехМ человека, готового пристать к делу, только гетман с этих
пор постоянно выгораживал Апостола в своих письмах к
Головкину и не помешал ему послать к Кочубею посланца -
предупредить его о грозящей опасности.
Кочубей жил в своей маетности Диканьке и уже несколько
месяцев не был в Батурине, устраняясь нездоровьем. Мазепа, исполняя царскую волю столько же, сколько и выручая себя самого, отправил гадяцкого полковника Трощинского с 500 Козаков и с
сотнею волохов да охотного полковника Кожуховского с его
конными полчанами поймать и доставить ему в обоз Кочубея и
Искру. Но разом с ними ехал туда же и посланец миргородского
полковника с запискою к Кочубею. В ночь с четверга на пятницу
(18 марта) Трощинский и Кожуховский с своими отрядами
ночевали в Великих Будищах, а посланец Апостола перегнал их, явился в Диканьке ранее и вручил Кочубею записку. Кочубей
немедленно послал во всю ночь верхом своего слугу Завадовского
в Полтаву сказать Искре, чтоб он тотчас поспешил в Диканьку.
В ту же ночь перед рассветом приехал в Диканьку Искра, а с
наступлением дня оба приятеля переехали через Ворсклу по
мосту, устроенному против Диканьке, прибыли в село Гавронцы на
другой стороне Ворсклы, потом отправились в Красный Кут1 -
1 Ныне Краснокутск, заштатный город Богодуховского уезда
Харьковской губернии при р. Мерле.
613
город Ахтырского полка. Там нашли они полковника Федора Оси-
пова и отдались под его покровительство.
Едва успели Кочубей с Искрою переправиться через Ворсклу, как нагрянули Трощинский и Кожуховский с козаками в дикань-
ский двор Кочубея, с тем чтобы везти его в Хвастов в гетманский
обоз. <Где хозяин?> - спрашивал Трощинский. Отвечали, что
уехал, но куда - неизвестно. Трощинский не поверил и сделал в
доме обыск. Не нашли Кочубея. Трощинский и Кожуховский
отправились снова в Великие Будищи; в Диканьке не видели их после
того три дня: пятницу, субботу и воскресенье. Кто-то известил
полковников, что Кочубей с Искрою ушли в Коломак, где у Искры была
пасека, но потом известили их, что Кочубей с Искрою, одумавшись, ушли к Самаре. Полковники послали было Козаков зайти им дорогу, но тут пришло к ним новое известие, что беглецы в Красном Куте.
Тогда Трощинский и Кожуховский опять поехали в Диканьку
и утром в понедельник остановились в Ковалювке1, другой
маетности Кочубея, в новом дворе владельца, и оттуда послали волохов
звать к себе Кочубеиху. Была память священномученика Василия
пресвитера 22 марта. Кочубеиха, вместе с невесткою, была в
церкви (чуть ли это не был день именин ее мужа или сына, которого
звали также Василием). Волохи стали около церкви, а их
ротмистр Константин Великий с тремя подчиненными вошел в
церковь и объявил Кочубеихе, что ее зовет Трощинский. Кочубеиха
отвечала: <Не пийду з церкви, нехай постражду меж олтарем як
Захария!> С трудом убедили ее выйти из церкви2; тотчас волохи
подхватили обеих - ее и невестку - и посадили в коляску. Их
повезли в Ковалювку. Там заставили хозяйку перед собственным
двором стоять добрый час и ждать, пока доложат Трощинскому.
Наскучивши долгим ожиданием, Кочубеиха встала из коляски и
пошла к воротам двора узким путем, протесняясь между козац-
кими лошадьми, которых там столпилось немало.
Трощинский вышел на крыльцо дома одетый в белом кафтане, без пояса, в желтых туфлях. По тогдашним обычаям, это был
признак невежливости. Трощинский был пьян. Кочубеиха с видом
достоинства выступила вперед к нему и произнесла: <За тое-то
Мазепа прислал вас з таким войском по мого пана, що зичливе
и верне Войску Запорожскому писарством и судейством служив?>
Трощинский с перепоя забылся, пришел в ярость и крикнул на
волохов: <Стрелять!> Волохи уже было и курки пистолетов взвели, но Кожуховский, который был в памяти, крикнул на них: <Стоять
смирно!> Что дальше там говорилось - не знаем. Но Кочубеиху
1 Ныне местечко Зеньковского уезда Полтавской губернии при р. Та-
шанскойГруме и Стехе.
2 <…Через силу речей мусила з церкви выйти>.
614
отправили назад в Диканьку в сопровождении Козаков. Там, кругом ее двора и около самого дома во дворе, поставлены были
караулы. Невестку Кочубея Трощинский, сообразно гетманскому
приказанию, отпустил в дом ее родителя, миргородского
полковника, куда уже прежде уехал и муж ее Василий Вас. Кочубей.
Ей дозволили забрать с собою свое приданое.
24 марта Трощинский прибыл в Диканьку с Кожуховским и с
прибывшим вновь от Мазепы посланцем Валмусом, который привез
приказание гетмана об имуществе Кочубея. Трощинский собрал
всякое движимое имущество в доме, все <скрини> со всяким добром, упаковал все в <палубах> (большие воловьи повозки для тяжестей), а самую Кочубеиху с детьми и с одною служанкою посадил в
карету и под караулом повез в Батурин. Все привезенное с нею
имущество отвезено было на Гончаровку, в гетманский дворец.
Кочубеиху поместили в собственном дворе, находившемся на подворке