– Итак, – довольно сказал Гэвин. – Означает ли это, что мы богаты?
Тор улыбнулась, хотя после «Духа Чула-Висты» никто не увидел бы улыбку на ее настоящем лице. Но искусственное лицо очень реалистично воспроизвело ее снисходительную усмешку.
– Ну, это много от чего зависит. Сколько аналогичных образцов есть на Земле?
Гэвин получил данные с «Уоррена Кимбела» быстрее, чем она, и ответил:
– Несколько тысяч. Но большинство повреждены или вовсе разломаны. Известны и изучаются лишь сорок восемь неповрежденных образцов. Здесь их раз в десять больше! Да еще то, что мы извлекли с верфи, плюс данные о ФАКРе и его части и… ну что? Неужели наши инвесторы не придут в восторг? Неужели это не успех?
Будь это исполненный сознания собственного превосходства холодный криогенный мозг, только делающий вид, что он «человекоподобен», разве Гэвин не остановился бы на этом?
Но он не остановился. С горячностью, казавшейся порывистой и чуть язвительной, Гэвин добавил:
– Теперь мы можем лететь домой?
Мысленно Тор с сочувствием покачала головой, и настоящая голова в точности повторила это движение.
– Помнишь, что произошло с рынками золота, серебра и платины, когда открылись первые плавильные печи на астероидах? Большинство шахт на Земле закрылись или превратились в парки развлечений и природные заповедники. Вот что мы здесь делаем, Гэвин.
Да, нас наградят. Это ценная находка. Она поможет землянам сопоставлять рассказы разных фракций посланцев; мы больше узнаем, когда они начнут пререкаться. Это может привести к экспериментам, которые были запрещены, когда таких штук было мало. Но это побочные следствия. Цена на кристаллы резко упадет.
Мы богаты, напарник. Но не сверх меры. Не настолько, чтобы повернуться спиной к тому, что еще лежит здесь. К тому же разве это не порождает чрезвычайно важный вопрос?
– Какой вопрос? – Он как будто расстроился. – Ты имеешь в виду, как все эти штуки попали сюда? Кто собрал их здесь и почему? Я полагаю, это совершенно…
Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
– ФАКР. Например, пытаясь помешать нам…
– …открыть эту сокровищницу и воспользоваться ею? Или ответить на вопрос почему? Да, Гэвин. Мы должны остаться. Дело не в деньгах и не в инвесторах. Дело в тайне, которая привела нас сюда. Надо ее раскрыть.
В его ответном вздохе – серии рефлекторных движений и звуков, не имевших ничего общего с настоящим вдохом и выдохом, – была покорность. Можно ли ее подделать? Но зачем бы? Нет, его разочарование настоящее. Очевидно, как ни взбудоражен Гэвин открытием, он не хочет здесь оставаться.
Тор протянула руку. Сжала протезом руку робота и произнесла, замечательно копируя няньку:
– Это замечательная находка, Гэвин. Мы с тобой богаты. Мы принесли огромную пользу человечеству. И ты попадешь в учебники истории.
– В учебники истории? Правда?
Он как будто приободрился.
– Да, верно. Теперь твоя очередь вернуться и отдохнуть. Начинается моя смена.
Одна, в сопровождении только роботов-помощников, Тор углублялась в катакомбы, чувствуя нарастающее волнение – нечто противоположное мрачным предчувствиям Гэвина. Очевидно, поблизости центральный «обитаемый отсек». Может, существует другое объяснение, почему Материнский Зонд приложил столько усилий, чтобы создать в недрах астероида условия, подобные земным? Что, если цель не искать новые формы жизни на планете, а взять образцы и держать их здесь живыми?
Такое предположение – нечто вроде ковчега жизни – было привлекательно на эстетическом уровне… и лишено логического смысла. Тем не менее следовало поискать альтернативы.
Ресурсы роботов сокращались, они все реже прикрепляли фонари к стенам, и в подземелье становилось темнее. Соответственно фонарь на шлеме Тор светил ярче.
Тор знала, что здесь, внизу, давно нет ничего живого. Никаких источников энергии – даже рассеянной – недостаточно, чтобы можно было ее собрать. Но, обладая мозгом и рефлексами, возникшими в саваннах в половине миллиарда миль отсюда, со свежими воспоминаниями о битве с ФАКРом, Тор чувствовала холодок древней жажды битвы.
Дыхание участилось. В таком месте обязательно должны быть привидения.
Тор наметила путь от перекрестка трех туннелей. Первая пара туннелей заканчивалась в помещениях, заполненных обломками механизмов, уничтоженных эпохи назад, когда на всем астероиде кипел вооруженный конфликт. Когда Тор двинулась по третьему туннелю, свидетельства этой давней битвы становились все более красноречивыми. Тор сотни метров шла по испачканному сажей коридору, пока ее фонарь не осветил картину застывшего, замороженного насилия.
«Не шевелись», – приказала она своему телу. Тени на стенах повторяли повороты головы, создавая пугающее впечатление, что здесь что-то движется. Подняв руку, она остановила роботов.
Пять или шесть машин лежали, застыв в древней схватке. На всех разрезы, ожоги, следы насилия. Вокруг отрезанные конечности и куски металла. Несмотря на чертовы тени, в действительности ничто не двигалось. Трехмерное сканирование показало, что ничего живого здесь нет, и пульс Тор замедлился.
Очевидно, какие-то машины укрылись здесь, но война их настигла. Тор испытывала странное чувство, обходя их останки, но более подробное исследование могло подождать. Она выбрала один проход, который, по-видимому, защищали две машины, и знаком велела роботам следовать за ней.
Туннель плавно вел их вниз в слабом тяготении астероида… пока Тор не пришлось переступить через останки еще одного древнего шлюза. Она заглянула в сплошную черноту следующего зияющего помещения. Резкий овал – сечение луча фонаря – осветил части разбитых хондритов цвета платины – сверкающих маленьких металлических шариков, конденсировавшихся в ранней солнечной туманности почти пять миллиардов лет назад. Они изящно блестели. Но осветить большое помещение за ними она не могла.
Тор сделала знак левой рукой.
– Робот Экс, принеси свет.
– Да, – без выражения ответил робот. Он осторожно сделал шаг на ногах-стойках, стараясь не тревожить останки машин. Повернулся. Неожиданно в пещере вспыхнул яркий свет. И Тор ахнула.
В покрытой пылью комнате стояли вполне узнаваемые предметы: столы и стулья, вырубленные прямо из камня, – а среди них лежало то, что она искала… и чего Гэвин старался избежать…
…десятки маленьких мумий.
Определенно двуногие, они жались друг к другу, словно искали тепла в своем последнем убежище. Тела колонистов-чужаков хорошо сохранились в холодном вакууме, хотя их фасеточные насекомьи глаза разрушились с полным исчезновением влаги. Натянувшаяся плоть, сухая, как космос, заставляла этих существ улыбаться – гримаса насмешки над эпохами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});