Лэньер медленно встал и потер переносицу.
— Ладно, — сказал он. — Мы стали всеобщим достоянием, и нас будут использовать в пропагандистских целях. Нам потребуются годы, чтобы разобраться в здешних делах, а может, это нам никогда не удастся, поскольку у нас нет имплантов. Но, по крайней мере, вы показали нам больше, чем раньше. Мы уже не безупречные представители гомо сапиенс эпохи до Гибели. — Он остановился, не уверенный в том, к чему ведет. — Но…
— Вы никогда не будете полностью удовлетворены моими объяснениями, — перебил его Ольми. — Хоть вы и воспринимаете многое из того, что мы вам говорим, существует подтекст, который вы не в состоянии понять. И вы правы. Заметьте: я никогда не просил вас доверять мне. Этого я и не мог бы ожидать. Но сейчас должно быть очевидно, что мы в огромной степени можем помочь друг другу. Вы хотите связаться со своими друзьями, а Нексус должен считаться с самим вашим присутствием и всем, что из этого следует. В течение следующих нескольких дней вы узнаете больше о Пути и о вашей миссии здесь — больше даже, чем может сообщить служба информации. Я буду сопровождать вас, и мы с Сули Рам Кикурой будем делать все, что в наших силах, чтобы выступить в вашу защиту — во-первых, потому что это справедливо, а во-вторых, я считаю, что то, что совершаемое в ваших интересах служит также Нексусу.
Лэньер посмотрел на коллег, задержав взгляд сначала на Фарли, затем — на Патриции. Карен ободряюще улыбнулась; выражение лица Патриции было менее определенным.
— Можете рассчитывать на наше сотрудничество в течение еще семи дней, — сказал Лэньер. — Если для меня не будет очевидно, что наши интересы взаимно удовлетворяются, и если нам не позволят связаться с Пушинкой, сотрудничество прекратится. Не знаю, как велика эта угроза. — Он глубоко вздохнул. — Насколько мне известно, вы можете создать наши компьютерные изображения и заставить их делать все, что вам надо, или даже изготовить полностью идентичных нам андроидов. Но такова наша позиция.
— Согласен, — ответил Ольми. — Семь дней.
Ольми и Рам Кикура ушли. Хайнеман медленно покачал головой, потом посмотрел на Лэньера.
— Итак?
— Будем продолжать знакомство, — решил Лэньер. — И ждать.
Джудит Хоффман стояла перед маленьким зеркалом в своей комнатке в женском коттедже. Она решила, что выглядит не так уж и плохо. За последние несколько дней ей удалось выспаться.
Количество самоубийств сократилось. Ее люди — Джудит всегда думала о них именно так, и о военных, и об ученых, — казалось, смирились со своей судьбой. Строились планы восстановления челнока и нескольких русских транспортников, чтобы попробовать добраться до Луны. Некоторые даже обсуждали возможность экспедиции на Землю — во главе с Герхардтом и Римская.
Римская удивительно быстро оправился от «провала памяти», как он это называл. Он остро переживал случившееся и, в конце концов, потребовал — как это ни парадоксально, — чтобы по отношению к не перестали проявлять снисходительность.
— Относитесь ко мне так же жестко, как я бы относился к вам, — заявил он.
Хоффман немедленно назначила ученого ответственным за снабжение — ту область, с которой, как она знала, он вполне бы управился. Не помешает иметь жесткого (но очень сообразительного) сукиного сына у хранилищ с продовольствием и оборудованием. Он умел хорошо ладить с русскими и снял с нее это бремя. В свободное время — которого было не слишком много — пусть обсуждает с Герхардтом планы относительно Земли. Хоффман умела быть требовательной. Римская, казалось, просто расцвел под бременем новой и напряженной работы.
Единственное, что ее по-прежнему беспокоило — судьба экспедиции на трубоходе.
С возвращением Мирского и исчезновением трех замполитов русские стали проявлять все большую склонность к сотрудничеству. Возникали проблемы, связанные с нехваткой женщин: имели место два изнасилования и несколько попыток — но Джудит, честно говоря, ожидала худшего. Многие военные — западные и русские — подарили женщинам пистолеты. Пока что ими еще не пришлось воспользоваться.
Хоффман должна была через час встретиться с Мирским в четвертой камере. Это была вторая их встреча после его возвращения, и разговор предстоял долгий.
Вместе с Берил Уоллес и двумя морскими пехотинцами она проехала на нулевом поезде из первой камеры в четвертую, затем в натовском комплексе пересела на грузовик. За время отсутствия Мирского русский комплекс был разделен на три части; сейчас он занимал длинную полосу вдоль берега и два острова. Из бревен были связаны два больших плота, и шла медленная и кропотливая работа по постройке лодок; инструментов для обработки дерева пока не было — хотя, возможно, они могли бы появиться через несколько месяцев — и корабелам были доступны лишь примитивные вещи.
Поездка стала для Хоффман чистым удовольствием для Хоффман. Главный комплекс русских находился возле девяностоградусной платформы, примерно, в сорока километрах от комплекса НАТО. Пересеченная местность и густой лес окружали построенную камнежителями дорогу. По окнам грузовика даже застучали капли небольшого дождика.
Уоллес говорила о возобновлении научных исследований в шестой и седьмой камерах; Хоффман слушала и кивала, но тема не увлекала ее. Уоллес почувствовала это через несколько минут и позволила Джудит полностью погрузиться в размышления.
Русский комплекс напоминал старинный форт. Оборонительная стена из стволов молодых деревьев, очищенных от веток и коры, окружала высокую земляную насыпь. Русские солдаты широко распахнули ворота при приближении грузовика и тут же закрыли их за ним.
Первым, что увидела Хоффман, была виселица. Она стояла — слава Богу, пустая — в центре четырехугольника, очищенного от травы и листьев и окруженного булыжниками размером с голову.
Бревенчатые здания были еще не достроены; наиболее претенциозное — трехэтажное — возводилось по образцу старинного русского сельского дома.
Солдаты жестами предложили припарковать машину за длинным узким сараем. Мирский принял их без особых формальностей, за столом в восточном его конце. Внутренние перегородки отсутствовали; другие рабочие помещения и спальные гамаки были открыты всеобщему обозрению. Хоффман и Уоллес обменялись с ним рукопожатиями, и он предложил им парусиновые стулья. Морские пехотинцы остались снаружи, под охраной двух русских десантников.
Мирский предложил им чаю.
— Боюсь, что это поступило с ваших складов, — заметил он, — но чай хороший.
— Ваше строительство идет успешно, — сказала Хоффман.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});