Читать интересную книгу Современная русская литература - 1950-1990-е годы (Том 2, 1968-1990) - Н Лейдерман

*348 Более подробно о прозе "сорокалетних" см. : Дедков И. "Когда рассеялся лирический туман. . . " // Лит. обозрение. - 1981. - No 8. Собственно с этой, резко критической, статьи началась бурная дискуссия о "сорокалетних", которая шла на страницах "Литературного обозрения" вплоть до первых номеров 1982 года. См. также: Курчаткин А. Бремя штиля // Лит. обозрение. - 1980. - No 12. -С. 26-30.

*349 Эпштейн М. Вера и образ: религиозное бессознательное в русской культуре XX века. -Tenafly, 1994. - С. 83.

*350 См. анализ романа "Искупление" и повестей "Ступени" и "Чок-Чок" в статье М. Липовецкого "Рожденные в ночи": (Детство - отрочество - юность: Версия Фридриха Горенштейна" // Детская литература. - 1992. - No 9. - С. 38, 39).

*351 Кондаков И. В. Горенштейн Фридрих Наумович // Русские писатели 20 века: Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П. А. Николаев. - М. , 2000. - С. 199.

*352 Роман "Псалом" закончен в 1975 году, опубликован в 1986 году в Мюнхене (издательство "Страна и мир"), в России напечатан в журнале "Октябрь" (1991, No 10-12; 1992. -No 1-2.

*353 Октябрь. - 1991. - No 10. - С. З. Вместе с тем Вяч. Вс. Иванов отмечает близость "Псалма" к традиции европейского философского романа (Кафка, Музиль, Брох), сходство с "магическим реализмом" латиноамериканцев Варгаса Льосы или Гарсиа Маркеса.

*354 См. : Иванов Вяч. Вс. (Предисловие к роману "Псалом") // Октябрь. - 1991. - No 10. - С. 3 - 6; Хазанов Б. Одну Россию в мире видя. (Предисловие к роману "Псалом") // Октябрь. - 1992. - No 2; Померанц Г. Псалом Антихристу: О романе Фридриха Горенштейна и не только о нем // Лит. газета. - 1992. - No 13. - 25 марта. - С. 4; Тихомирова Е. Эрос из подполья // Знамя. - 1992. - No 6; Твердислова Е. С. Споры о Ф. Горенштейне // Общественные науки за рубежом: Реферативный журнал. - Сер. 7. Литературоведение. - 1992. - No 5 - 6.

*355 См. , в частности, обстоятельный отчет В. Н. Запевалова о международной научной конференции "Роман Л. Леонова "Пирамида": Проблема мирооправдания" (Русская литература. - 1998. - No 4. - С. 239 - 249). Интересно, что последний редактор романа О. Овчаренко рассматривает "Пирамиду" как явление "магического реализма" (Теория литературы. - М. , 2001. - Т. IV. Литературный процесс. - C. 425-442. )

*356 Хотя, похоже, даже "Пирамида" - не последнее слово Леонова в философском прении с самим собой. На такое предположение наводят следующие факты. Как помнит читатель "Русского леса", профессор Грацианский многие годы сочинял "один очень такой фундаментальный труд", который при ближайшем рассмотрении оказался "самой полной научной подборкой материалов для монографии о самоубийстве", подборка эта сопровождалась рассуждениями самого Александра Яковлевича и его заключением: "Хотение смерти есть тоска бога о неудаче своего творения". Судя по этому содержанию, можно с определенной долей уверенности полагать, что в труде, который автор "Русского леса" приписывал Грацианскому, накапливалось нечто, предвещающее "Пирамиду". Но вот как аттестует повествователь профессорские размышления: "Также, в утешение уходящим, было там нечто и о конструкции космоса, о повторяемости миров, о каких-то кольцевидно вдетых друг в дружку сферах бытия, о содержащихся в ядрах атомов миллионах галактик и еще многое, доморощенное и с неприятным нравственным запашком, каким бывают пропитаны в смятении написанные завещания. . . " Разве не похожи эти аттестации на авторецензию на будущий роман? Если так, то это значит, что Леонов загодя ставил под сомнение те истины, в которых стал спустя четыре десятка лет убеждать читателей романа "Пирамида". Может быть, в этом и осуществилась победа глубочайшего диалогизма леоновского мышления над нормативностью всех и всяческих доктрин, навязываемых веком жестоких конфронтации и идейной нетерпимости?

*357 См. о них: Козлов Е. Неомифологизм в петербургской прозе девяностых // Звезда. - 2001.

*358 Серман И. 3. Гражданин двух миров // Звезда. - 1994. - No 3. - С. 189.

*359 Все цитаты из прозы Довлатова приводятся по изданию: Довлатов С. Coбp. прозы в 3 т. - СПб. , 1993.

*360 Генис А. Сад камней: Сергей Довлатов // Звезда. - 1997. - No 7. С. 235, 236; То же в кн. : А. Генис. Иван Петрович умер. - М. , 1999. - С. 55.

*360 С этим отношением к абсурду связана и такая важнейшая черта довлатовской эстетики, как "метафизика ошибки", по точному определению А. Гениса. Довлатовская любовь к ошибкам, неудачам и неудачникам, всякого рода провалам, разгильдяйству, лени, пьянству мотивирована философски: "У Довлатова ошибка окружена ореолом истинности. Ошибка - след жизни в литературе. Она соединяет вымысел с реальностью, как частное с целым.

Ошибка приносит ветер свободы в зону, огороженную повествовательной логикой. Мир без ошибок - опасная, как всякая утопия, тоталитарная фантазия. Исправляя, мы улучшаем. Улучшая - разрушаем.

Недостаток - моральный, физический - играл роль ошибки, без которой человек как персонаж судьбы и природы выходил ненастоящим, фальшивым. Несовершенство венчало личность. Ошибка делала ее годной для сюжета. <...> Как раз жизненный провал и превращает отрицательных персонажей [Довлатова] если не в положительных, то в терпимых. Аура неуспеха мирит автора с всеми" (Генис А. Довлатов и окрестности. - М. , 1999. - С. 58, 59).

*361 Крайне уместным здесь представляется наблюдение Виктора Кривулина: Довлатов "создал собственный жанр, в пределах которого анекдот, забавный случай, нелепость в конце концов прочитываются как лирический текст и остаются в памяти, как в стихотворении - дословно. Перед нами не что иное как жанр возвышающего романтического анекдота. Жанр парадоксальный, не могущий существовать - но существующий" (Кривулин В. Поэзия и анекдот // Звезда. - 1994. - No3. - С. 123).

*361 Simmons Katy. Plays for the Period of Stagnation: Liudmila Petrushevskaya and the Theatre of Absurd. Birmingham Slavonic Monographs. No. 21. - Birmingham, 1992. См. также: Kolesnikoff Nina. The Absurd in Liudmila Petrushevskaja s Plays // Russian Literature. - XLIII (1998). - P. 469-480.

*362 Simmons Katy. Op. cit. - C. 12.

*363 Туровская М. Памяти текущего мгновенья. - М. , 1987. - С. 198, 199.

*364 Тименчик Р. "Ты - что?", или Введение в театр Петрушевской // Петрушевская Л. Три девушки в голубом. - М. , 1989. - С. 397.

*365 Туровская М. Памяти текущего мгновенья. - С. 131.

*366 Мифологизм поэтики Петрушевской проявляется и в том, какие черты приобретают в ее прозе пространство и время. Как показала Джозефина Волл, у Петрушевской пространство разбито на замкнутые локусы-клетки, заменяющие для обитателей этих локусов весь мир; а временные параметры максимально размыты и неопределенны: "Ограниченная, клаустрофобная атмосфера художественного пространства Петрушевской усиливается благодаря разрушению временных барьеров. Время в ее прозе расчленено, действие разворачивается вне времени. . . Ее мужчины и женщины существуют в своих изолированных микрокосмах, не столько не имея представления о событиях в большом мире, сколько не имея каких-либо значимых контактов с этим миром" (Wall Josephine. The Minotaur in the Maze: Remarks on Lyudmila Petrushevskaya // World Literature Today: A Literary Quarterly of the University of Oklahoma. - 1993. - Vol. 67, No 1 (Winter). - P. 125, 126. )

*367 Такая интерпретация повести Петрушевской была наиболее подробно обоснована Х. Гощило. См. : Goscilo Helena. Mother as Mothra: Totalizing Narrative and Nurture in Petrushevskaya // A Plot of Her Own: The Female Protagonist in Russian Literature / Ed. Sona Stephan Hoisington. Evanston, 1995. - P. 105 - 161; Goscilo Helena. Dexecing Sex: Russian Womanhood During and After Glasnost. - Ann Arbor: Univ. of Michigan Press, 1996. - P. 40 - 42. Гощило Х. Ни одного луча в темном царстве: Художественная оптика Петрушевской // Русская литература XX века: Направления и течения. - Вып. 3. - С. 109 - 119.

*368 Интересно, что эти вечные скандалы между разными поколениями из-за еды по-своему тоже оправданы "памятью" идиллического жанра: "Еда и питье носят в идиллии или общественный характер (походы Анны Андриановны с внуком Тимой по гостям в надежде на даровое угощение, поездка с выступлением в пионерлагерь - с той же целью. - Авт. ), или - чаще всего семейный характер: за едой сходятся поколения, возрасты. Типично для идиллии соседство еды и детей" (разрядка автора - Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М. , 1975. - С. 267).

*369 Там же. - С. 266.

*370 В качестве иллюстрации приведем мнение известного канадского слависта Нормана Н. Шнейдмана: "Сегодня Маканин - один из немногих русских писателей, кому удалось за пределами брежневской эры сохранить уровень художественности своей прозы. Путем создания экзистенциального мифа Маканин в своих недавних произведениях сформулировал новую концепцию реальности, причем не застывшую, а подвижную и текучую. Он создает сюжеты, впечатляющие своей философской значительностью, которые обновляют без тривиализации обсуждаемые им темы" (Shneidman N. N. Russian Literature, 1988 - 1994: The End of an Era. - Toronto; Buffalo; London, 1995. - P. 86).

*371 Агеев А. Истина и свобода. Владимир Маканин: Взгляд из 1990 года // Лит. обозрение. - 1990. - No 9. - С. 25-33.

*372 Роднянская И. Б. Незнакомые знакомцы // Художник в поисках истины. - М. , 1989. - С. 108 - 145.

*373 Аннинский Л. Структура лабиринта: Владимир Маканин и литература "серединного человека" // Локти и крылья. - М. , 1989.

*374 Этот рассказ, опубликованный в "Новом мире" (1995. - No 4), вызвал в критике противоречивую реакцию. С одной стороны, в нем увидели отражение Первой Чеченской войны (начавшейся в декабре 1994 года), хотя Маканин писал рассказ до начала собственно военных действий. С другой стороны, обозреватель "Литературной газеты" Павел Басинский осудил Маканина за "игру в классики на чужой крови" (так называлась его статья в "Лит. газете" (1995. - 7 июля. - No 22). Особенное раздражение у оппонентов Маканина вызвало гомосексуальное влечение русского солдата Рубахина к "кавказскому пленному". Так, Олег Павлов видит "громаду неправды" в маканинском изображении кавказского юноши: "Женоподобие презирается у горцев и даже карается. И того юноши женоподобного, которого Маканин пишет как воина, никак и никогда не могло в боевом отряде горцев существовать, да еще с оружием в руках. Горцы, с их почти обожествлением мужественности и силы, такого бы юношу, возьми он в руки, как и они, оружие, брось он на них хоть один самый безвинный взгляд, удушили бы первее, чем тот русский солдат" (Знамя. - 1996. - No 1. - С. 209). Бесполезно спорить с наивной логикой "а в жизни так не бывает". Парадоксально, что, взывая к гуманизму русской классики, критики Маканина обнаружили собственную нетерпимость, вряд ли совместимую с гуманизмом. Возможно, впрочем, что Маканин сам спровоцировал эту реакцию той смелостью, с которой он соединил интертекстуальные отсылки к русской классике (Пушкин, Толстой, Лермонтов, Достоевский) с приметами новой постмодернистской культуры, для которой в высшей степени характерно внимание к социально маргинализованным группам и феноменам.