Читать интересную книгу Цвет волшебства (сборник) - Терри Пратчетт

Ринсвинд изумлённо вытаращился на него. Указания разбойников обычно звучат в духе «двигайся прямо, пока не пройдёшь горящий город, как пройдёшь всех граждан, подвешенных за уши, поверни направо».

— Драмлины… Как-то угрожающе звучит, — осторожно заметил он.

— О, право, бояться не стоит, это не более чем постледниковые холмы, — объяснил Профессор Спасли.

— А как насчёт этих самых валунов? Они что, так названы, потому что случайно-рассеянно падают тебе на…

— Это всего лишь валуны, движимые ледником и переносимые им на большие расстояния, — терпеливо растолковал Профессор Спасли. — В самом деле, беспокоиться абсолютно не о чем. Ландшафт начисто лишен какой-либо враждебности.

Ринсвинд ему не поверил. Самая простая почва ударяла его очень сильно и много раз.

— Однако, — продолжал Профессор Спасли, — Гункунг на данный момент несколько опасен.

— Да неужели? — Ринсвинд скривил губы в усталой улыбке.

— Это не совсем осада. Все просто-напросто ждут, когда император умрёт. Имеет место то самое, что у них здесь называется, — он улыбнулся, — «интересные времена».

— Ненавижу интересные времена.

Прочие члены Орды разбрелись кто куда. Кто задремал, остальные жаловались друг другу на боли в ногах. Издалека доносился голос Коэна:

— Смотри, вот это спичка, а это…

— Знаешь, для варвара ты выражаешься очень интеллигентно, — заметил Ринсвинд.

— Право, я ведь начинал вовсе не как варвар. Раньше я был профессором, преподавал в разных Школах. Поэтому меня и зовут Проф.

— И что ты преподавал?

— Географию. А ещё меня очень интересовала ариентология[59]. Но я решил бросить преподавание и зарабатывать на жизнь мечом.

— После того как всю жизнь учил детишек?

— Согласен, это потребовало некоторого изменения перспективы.

— Но как же лишения, ужасные опасности, ежедневная близость смерти? Наверное, ты тоскуешь по прошлому…

Глаза Профессора Спасли радостно заблестели.

— Так ты тоже участвовал в учебном процессе?

Ринсвинд оглянулся на чей-то крик и увидел двух воинов Орды, склонившихся нос к носу и оживлённо о чём-то споривших.

Профессор Спасли вздохнул.

— Я пытаюсь научить их игре в шахматы, — сказал он. — Эта игра помогает понять ум обычного ариентира. Но, похоже, у моих друзей начисто отсутствует понятие того, что ходы надо делать по очереди. А их представление о гамбите? Они думают, что гамбит — это когда ферзь с пешками всем кагалом кидаются вперёд и поджигают ладьи противника.

Ринсвинд придвинулся ближе.

— Послушай, только между нами… Чингиз Коэн?… — тихо произнёс он. — Он что, совсем сошёл с ума? В смысле если речь идёт о том, чтобы прирезать с полдюжины жрецов, из которых песок сыплется, и стащить пару поддельных бриллиантов, это ладно. Однако атаковать сорокатысячную стражу — это же верная смерть!

— Но он ведь будет не один, — безмятежно откликнулся Профессор Спасли.

Ринсвинд растерянно заморгал. Коэн действовал на окружающих как вирус. Он распространял оптимизм, будто обычную простуду.

— Ах да. Разумеется. Прошу прощения. И как я мог забыть?! Семеро против сорока тысяч? Не думаю, что у вас возникнут какие-либо проблемы. Ну, я, пожалуй, пойду. Скорее даже побегу.

— У нас разработан План. Это будет… — Профессор Спасли на секунду-другую прервался. Его глаза подернулись легкой дымкой. — Ну, как это слово… Это ещё делают с камнями и палками. Иногда с людьми. В общем, это будет самое большое оно в истории.

Ринсвинд в ответ лишь тупо уставился на него.

— Кажется, там оставалась лишняя лошадь.

— Вот, у меня кое-что есть для тебя, — прервал его Профессор Спасли. — Так ты, наверное, лучше поймешь, что к чему. Здесь изложена самая суть…

Он вручил Ринсвинду небольшую кипу бумажек, сшитых вместе тонким шнурком.

Торопливо засовывая листки в карман, Ринсвинд успел прочесть лишь заглавие на первой странице. Оно гласило:

«КАК Я ПРОВЁЛ ОТПУСК»

Ринсвинд сделал свой выбор. Что у нас имеется? Во-первых, город Гункунг, осаждённый, исполненный всяческих опасностей и пульсирующий под напором революции. А во-вторых, все прочие города Диска.

Следовательно, крайне важно было поточнее разузнать местонахождение Гункунга, чтобы по ошибке на него не напороться. Ринсвинд очень внимательно выслушал инструкции Профессора Спасли и направился в строго противоположную сторону.

Где-нибудь на побережье можно будет сесть на корабль. Разумеется, волшебники удивятся, увидев, что он вернулся так быстро, но всегда можно отовраться, что, мол, дома никого не было.

Холмы сменились бугристыми пустошами. За теми, в свою очередь, потянулась нескончаемая сырая равнина. Сквозь пропитанный влагой воздух просматривалась река, такая извилистая и петляющая, что временами создавалось впечатление, будто она течёт задом наперёд.

Равнина представляла собой шахматную доску культивации. Ринсвинду нравилась сельская местность в теории, разумеется; при условии, что она не поднимается ему навстречу и для разнообразия находится по ту сторону городской стены. Но то, что раскинулось у него перед глазами сейчас, вряд ли можно было назвать сельской местностью. Скорее это напоминало одну большую ферму, части которой не отделяются друг от друга заборами или какими-либо другими ограждениями. Там и сям торчали огромные валуны, на вид угрожающего, случайно-рассеянного происхождения.

Время от времени вдалеке Ринсвинд видел занятых какой-то работой людей. Насколько ему удалось понять, основу их деятельности составляло перетаскивание грязи с одного места на другое.

А один раз он увидел человека, который, стоя по щиколотку в грязи на затопленном водой поле, держал на верёвке вола. Вол щипал траву и время от времени извергал содержимое кишечника. Человек держал верёвку. Создавалось устойчивое впечатление, что это его единственное занятие и единственная профессия.

Впрочем, на пути Ринсвинда попадались и другие местные жители. По большей части они толкали тачки, груженные навозом, а может, и грязью. На Ринсвинда они не обращали никакого внимания. Подчёркнуто не обращали внимания — минуя его, они пристально изучали динамику перемещения грязи под ногами или волово-кишечные события на полях.

Ринсвинд готов был первым признать, что особой сообразительностью он не отличается[60]. Но даже он не мог не заметить очевидного. Эти люди не обращали на него никакого внимания, потому что в упор не видели людей, путешествующих верхом.

Вероятно, они были потомками людей, которые твёрдо усвоили: если слишком пристально смотреть на всадника, то можно испытать ряд очень острых ощущений. К примеру, от удара дубиной по уху. Таким образом, несмотрение на всадников стало наследственной чертой. Те, кто смотрел на всадников взглядом, который мог быть истолкован как «неправильный», жили слишком недолго, чтобы успеть размножиться.

Ринсвинд решил проделать один эксперимент. В следующей с трудом перекатывающейся по грязи тачке была не грязь — в ней ехали люди, человек шесть, расположившихся на сиденьях по обе стороны от огромного центрального колеса. По идее, тачка должна была передвигаться с помощью небольшого паруса, но на деле в качестве её основной движущей силы выступал главный мотор крестьянского сообщества — чей-то прапрадедушка или, по крайней мере, кто-то очень похожий на чьего-то прапрадедушку.

«Здесь люди будут толкать тачку тридцать миль, и всё на миске подгорелого проса вперемешку с говяжьими костями. О чём тебе это говорит? Мне это говорит о том, что кто-то другой жрет вырезку!» — заметил как-то Коэн в разговоре с Ринсвиндом.

Ринсвинд решил поподробнее исследовать общественную динамику, а заодно испытать свои разговорный агатский. Прошло уже несколько лет, с тех пор как он в последний раз разговаривал на этом языке, однако следовало признать, что Чудакулли был прав. Ринсвинд действительно обладал способностями к языкам. Агатский язык состоял из нескольких основных слогов. Смысл зависел от тона голоса, ударения и контекста. Слово, в одной ситуации трактующееся как «генерал», в других случаях могло означать и длиннохвостого сурка, и мужской половой орган, и ветхий курятник.

— Эй, вы! — прокричал Ринсвинд. — Э-э… согнуть бамбук? Выражение неодобрения? Э-э… В смысле… Стойте!

Тачка остановилась прямо посреди бескрайней лужи. На Ринсвинда по-прежнему никто не смотрел. Все смотрели мимо него, или вокруг него, или ему под ноги.

В конце концов человек, толкавший тачку, как тот, который точно знает: что ни делай — всё равно будешь виноват, пробормотал:

— Что прикажет ваша честь? Впоследствии Ринсвинд глубоко сожалел о том, что сказал в ответ. А в ответ он сказал:

— Значит, так. Отдайте мне всю свою еду и… неохотных собак, понял?