Вскоре мы прибыли на станцию. На улице было двенадцать градусов мороза. Вокруг симпатичные домики, которые выглядят так, словно их построил Нэш в 1780 году. Дома выкрашены бледно-зеленой краской с белой отделкой. Очень симпатично и неожиданно. Не стоит и говорить, что остальная часть города, построенная после революции, уродлива до изумления. На станции нас встретил директор Дарвинского заповедника, восемь джипов, грузовик и милицейская машина. Наш эскорт двинулся из города. Впереди неслась милицейская машина с мигалкой и сиреной. Несчастные крестьяне шарахались прямо в грязь, когда мы проносились мимо, не обращая внимания на красный свет светофоров. Примерно семь часов мы ехали по дороге, которую нужно увидеть, чтобы поверить в то, что такое возможно, — была оттепель, снег растаял, и вся дорога представляла собой шоколадный пудинг с кочками и ухабами.
Вечером мы прибыли в заповедник. Здесь живет около пятидесяти человек. Нас встретила дама в красном вышитом платке с домашним хлебом (круглым), на вершине которого стояла маленькая солонка. По обычаю нужно отломить кусочек хлеба, окунуть его в соль, передать Ли и проделать то же самое самостоятельно. Затем нас провели в отведенный нам коттедж, состоящий из двух комнат и холла. Дом обогревается огромной печью, встроенной в разделяющую комнаты стенку. Туалет (с двумя дырками) расположен примерно в сотне ярдов от дома. Воду нам принесли из колодца в ведре. Чтобы вы поняли, как здесь холодно, скажу, что, пока я наливал воду из ведра в чайник и шел в спальню будить мадам, вода в ведре успевала замерзнуть».
Джеральд так и не закончил и не отправил это письмо. Дарвинский заповедник, расположенный в самом сердце лесной России, стал началом напряженной поездки, в ходе которой Дарреллы исколесили Советский Союз вдоль и поперек, используя самые различные средства передвижения (реактивные самолеты, лодки, лыжи, верблюдов, вертолеты, поезда, лошадей, телеги, джипы и северных оленей). Они перебирались из зимы в лето и обратно, переезжали из одного часового пояса в другой, полностью потеряв представление о времени.
Дарвинский заповедник расположен на берегах огромного искусственного озера. Основная его задача наблюдать за экологическими изменениями и разводить глухарей, чтобы возвратить их в леса, где эта птица почти что истреблена. Этот заповедник находится достаточно далеко к северу, чтобы вода в ведре успевала замерзнуть, но недостаточно далеко, чтобы с уверенностью утверждать, что находящийся в спячке медведь не проснется, когда вы решите его снять, и не оставит вместо себя только отпечатки лап возле берлоги. Джеральд писал: «Дарвинский заповедник — замечательное место, но снять здесь нам почти ничего не удалось».
8 апреля Дарреллы отправились в Приокский заповедник, расположенный в трехстах милях к юго-западу от Москвы. Это основной центр по разведению журавлей — семь из четырнадцати известных науке видов журавлей представлены в этом заповеднике, причем пять из них находятся на грани вымирания. Этот заповедник известен своей коллекцией хищных птиц, а также огромной работой по спасению животных во время весеннего разлива. Ученые спасают зайцев, барсуков, енотовидных собак, лис, а также очень редких животных — крупных водяных кротов, полуземлероек, полуполевок. Промокших, озлобленных и неблагодарных животных вывозят на лодках и выпускают в безопасное место. 19 апреля экспедиция совершила гигантский скачок в Восточную Сибирь и посетила Баргузинский заповедник на берегах все еще замерзшего озера Байкал. Это самое большое пресное озеро в мире. Оно находится в семи часах лета от Москвы. Здесь разводят редчайшего баргузинского соболя. Путем разведения в неволе это животное было спасено от вымирания. Кроме того, здесь обитает уникальная пресноводная байкальская нерпа. Когда-то это животное было почти полностью истреблено, но теперь строго охраняется. Численность нерп достигла 75 тысяч[6].
2 мая экспедиция снова совершила дальний перелет. Из морозной Сибири путешественники перенеслись в Репетекский заповедник, в туркменскую пустыню Каракумы. Температура в тени достигала 114 градусов (по Фаренгейту), хотя еще была весна. Для путешествия по пустыне это время подходило как нельзя лучше, и экспедиция двинулась в путь на верблюдах. Путешественники смогли ознакомиться с огромным множеством обитателей этого неприветливого места.
Из Репетека было рукой подать (по советским меркам) до легендарного древнего узбекского города Бухара, рядом с которым расположился центр по разведению красивейшего животного с весьма неэстетичным названием зобастой газели. Спасение газели явилось еще одним примером замечательных успехов, достигнутых благодаря разведению диких животных в неволе. Когда газели почти что исчезли в природе, а в живых остались лишь те животные, которых содержали дома, в прессе и по телевидению была проведена кампания, призванная убедить владельцев газелей отдать их в новый центр разведения, чтобы можно было вернуть это животное в среду естественного обитания. В течение короткого времени было собрано около пятидесяти газелей. К моменту приезда Джеральда численность этих животных исчислялась шестьюстами голов. Этот и другие центры выпускали полученное потомство в пустыню, что позволило снова вернуть животных в природу. Джеральд был совершенно очарован маленькими оленятами, спасенными от полного вымирания: «Оленята оказались прелестными малышами, одетыми в светло-коричневые шубки, с огромными блестящими черными глазами и большими ушами, похожими на меховые лилии. Они совершенно не боялись человека и подходили к нам, сосали наши пальцы и резвились вокруг нас на своих тонких, стройных ножках».
К востоку от Бухары лежал Самарканд, город Александра Македонского и Чингисхана, место упокоения великого Тамерлана, в котором останавливался Марко Поло. Джеральд был потрясен этим городом, синими мечетями, многоцветием народных костюмов на улицах и гигантским рынком, торговым центром всего региона. По словам Джеральда, молодые женщины в Самарканде напоминали жительниц Тибета, у старух «груди и ягодицы походили на арбузы», а старики были «высушенными и коричневыми, как буйволиное мясо, их седые бороды приводили на память испанский мох».
Из Самарканда путешественники отправились в Шанские горы, на границу с Индией, Китаем и Афганистаном. Здесь, в небольшой горной долине, расположился заповедник Чаткал. Джеральд решил, что он попал в заповедную Шангри-Ла.
«Мы поднялись в предгорья Шанских гор, и перед нами открылась немыслимая по своей красоте картина. Повсюду возвышались острые, словно кинжалы, горы. Они изгибались, как змеи. Склоны гор были зелеными и желтыми. На этом фоне отчетливо выделялись белые языки ледников и снега. Мы стали спускаться все ниже и ниже, словно пытаясь догнать собственную тень, которая скользила по снежным полям. И вот мы очутились в узкой долине. Горы буквально сомкнулись над нами. Внизу мы увидели сосновые леса и рощи диких яблонь в цвету. Повсюду цвели какие-то желтые цветы. Было впечатление, что мы попали на горчичные поля. Наконец мы приземлились в небольшой долине — настоящем царстве цвета. Склоны гор были покрыты желтыми цветами, которые мы видели с воздуха. Между ними рос дикий ревень с широкими темно-зелеными листьями и ярко-розовыми стеблями. Повсюду были разбросаны красные и желтые тюльпаны. В долине росло множество яблоневых деревьев, покрытых бело-розовыми цветами. Солнце пригревало, небо было ослепительно синим, словно яйцо воробья. Воздух был прохладным и свежим. Мы решили, что даже ради того, чтобы увидеть это прекрасное место, стоило приехать в Советский Союз и проделать столь долгий путь».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});