Читать интересную книгу Берсеркер - Фред Саберхаген

Елена — женщина, явившаяся Сейблу под личиной Елены, — вошла в поле его зрения и обернулась лицом, словно собираясь напоследок поиздеваться над ним.

Но он так и не узнал, что было у нее на уме. Ее черные глаза вдруг распахнулись в пародии на тошнотворный ужас, и в следующий миг она рухнула как подкошенная.

Сейбл успел мельком заметить выскакивающие откуда-то фигуры в скафандрах, а затем все его тело содрогнулось от удара чудовищной беззвучной, невидимой, мягкой дубины. Удар был лишен направления, но выстоять перед ним было просто невозможно. Мышцы отказали, нервы испарились, и каменный пол укрытия взмыл, чтобы подхватить неуклюже повалившегося человека.

Упав, Сейбл уже не мог шелохнуть ни рукой, ни ногой. Даже простое дыхание требовало неимоверных усилий.

Послышался вздох распахнувшегося шлюза. Поднять голову, чтобы взглянуть на пришедших, было свыше сил Сейбла; в поле его зрения были только скафандры упавших и камни пола.

Затем перед глазами остановились черные сапоги, сапоги Стража. Ухватив Сейбла за плечо, чья-то рука развернула его, и веселые глаза Гунавармана мгновение с триумфом разглядывали Сейбла, после чего главный шериф двинулся дальше.

Шаркнув, рядом остановилась еще пара сапог.

— Да, это Елена Надрад, она самая — во всяком случае, под этим именем эта шлюха известна в Парижской аллее. Думаю, если выяснить на других планетах, выплывет еще имя-другое. Ты готова потолковать с нами, Елена? Или нет еще? Ничего, оправишься. Через часок действие парализатора окончится.

— Шеф, я вот ломаю голову, что они тут затевали с гиберна-тором? Ладно, выясним.

Гунаварман тем временем начал радиопереговоры с каким-то далеким собеседником. Сейбл, мучительно надрывавшийся в попытках дышать, шевельнуться, заговорить, слышал лишь обрывки реплик:

— Очевидно, уже давненько устроили тут место для сборищ... вероятно, откапывали части берсеркеров... аппаратуру... да, сир, на этот раз записи берсеркера обнаружены в лаборатории... зачем-то включена рекламная голограмма Елены Надрад... да, просто ошеломительный факт. Но никаких сомнений... мы проследовали за ним прямо сюда. Джоро — подстрекатель доброжилов, за которым мы следили, находится тут... да, сир. Большое спасибо. Я передам ваши слова своим людям.

Еще секунда-другая, и беседа завершилась. Сияющий Гунаварман снова склонился над Сейблом, пробормотав:

— Богатые трофеи. Вы что-то хотите мне сказать?

Взгляд Сейбла был устремлен на поверженного Джоро. Из плохо прикрытого кармана скафандра доброжила виднелся кроваво-красный цилиндрик с обрезком провода на торце.

— Что-то важное, доктор?

Сейбл надрывался из последних сил. Всего пару слов.

— Бе-ри-тесь... за... ору-жие...

Гунаварман весело, самоуверенно оглянулся на подчиненных, толпящихся вокруг палатки.

— Зачем?

Сквозь скальные пласты до слуха Сейбла уже докатывался мягко пульсирующий, зудящий гул. С каждым мгновением все ближе.

— К... оружию... — выдохнул он, хотя и не думал, что от их жалких пистолетиков будет какой-то прок.

Инструменты науки сами по себе не открывают истин. И далеко не все искания завершаются, когда перекрестье прицела поймает мишень.

 ЗВЕЗДНАЯ ПЕСНЬ

Они пробились через темную туманность Тайнарус с боями, что стоило им трех крейсеров, и после этого продолжали нести потери в трехдневной акции, пока абордажные партии пробивались в Гадес. Адмирал флота с самого начала и до конца боялся, что компьютер, командующий берсеркерами, уничтожит всю станцию вместе с живыми захватчиками, пустив их в вакуум в окончательном Gotterdamerung[16] при помощи зарядов самоуничтожения. Но и возлагал надежды на проекторы стасис-поля, которые его люди взяли в бой во избежание каких-либо ядерных взрывов. Он послал живых людей на абордаж лишь из-за уверенности, что в Гадесе содержатся в плену живые люди. Его надежды оправдались; по крайней мере, ядерный взрыв по каким-то причинам не последовал.

Предположение о пленниках тоже подтвердилось... до некоторой степени. Эркюль, киберпсихолог, пришедший для осмотра после сражения, определенно нашел там людей. В каком-то смысле. Отчасти. Отдельные органы, кое-как функционировавшие, связанные с не-человеческим и не-живым. По большей части органы представляли собой человеческие мозги, выращенные на искусственной культуре с использованием аппаратуры, должно быть, захваченной берсеркерами на каком-то из летающих госпиталей.

Наши человеческие лаборатории растили культуру тканей мозга из клеток человеческих эмбрионов, выращивая их до размеров взрослого мозга, а затем расчленяя по мере необходимости. Скажем, доктор урезает лобные доли, поврежденные болезнью или раной. Материал клеточной культуры мозга служит в качестве матрицы для восстановления, сырьем, на котором может отпечататься прежняя личность. Культуры клеток мозга, выращенные в стеклянных банках, совершенно не люди, разве что в потенциале. Даже профан легко отличит их от нормально развитого мозга по явному отсутствию хитросплетения извилин. Клеточные культуры не могут быть людьми в смысле поддержания нормального человеческого мышления. Для развития мозга определенной личности необходимы и определенные гормоны, и прочие деликатные химические соединения, не говоря уже о необходимости стимулов в виде опыта, непрерывного обстрела информацией от органов чувств. В самом деле, определенные чувственные воздействия необходимы даже для того, чтобы клеточная культура мозга развилась хотя бы до состояния шаблона, пригодного для использования в хирургии. В качестве подобного воздействия повсеместно используется музыка.

Берсеркеры, несомненно, научились выращивать клетки печени, сердца и желез, не только мозгов, но выказывали пристальный интерес и к способности человека мыслить. Видимо, берсеркеры испытывали компьютерный аналог благоговения перед емкостью памяти и вычислительной мощностью, которые природа сумела втиснуть в пару сотён кубических сантиметров человеческой нервной системы в течение нескольких миллиардов лет эволюции.

За время долгой войны с человеком берсеркеры то и дело пытались встроить человеческие мозги в свои собственные цепи. Они ни разу не добились особых успехов, но попыток не оставили.

Конечно, сами берсеркеры не давали имен ничему. Но люди не так уж заблуждались, назвав этот исследовательский центр Гадесом. Этот Гадес был запрятан в темной туманности Тайнарус, в свою очередь находившейся примерно в треугольнике, образованном системами Зитц, Токкс и Йати. Люди уже много лет знали о Гадесе и его приблизительном местонахождении, но лишь сейчас смогли собрать в этом секторе Галактики вооруженные силы, достаточно мощные, чтобы отыскать и уничтожить его.

— Я подтверждаю, что в этом контейнере нет человеческой жизни, — сказал киберпсихолог Эркюль себе под нос, одновременно ставя печать с теми же словами на стоящий перед ним гласситовый бокс. Помощник Эркюля дал знак, и дюжий десантник, работающий с ними, выдернул разъемы и кабели, позволив находящейся там вещи умереть. Этот мозг был не клеточной культурой, а некогда принадлежал нервной системе живого пленника. Он был очень поврежден не только из-за отсутствия большей части человеческого организма, но и из-за подключения к массе электронного и микромеханического оборудования. При помощи какой-то обучающей программы — видимо, комбинации наказаний и вознаграждений — берсеркер научил этот мозг выполнять определенные вычислительные операции с огромной скоростью и низкой вероятностью ошибки. Похоже, всякий раз по окончании вычислений механизм в контейнере мозга немедленно сбрасывал все счетчики на ноль и снова подавал на входы ту же информацию, и решение задачи мозгом возобновлялось. Теперь мозг утратил способность выполнять что-либо, кроме этой работы, и если в нем и теплилась какая-то человеческая жизнь, — а в такой возможности Эркюль ни за что не признался бы вслух, — то, по мнению киберпсихолога, милосердие требовало погасить ее как можно быстрее.

— Следующий вердикт? — спросил он у десантника и тут же прикусил язык, осознав, что только что отпустил жуткую шутку насчет своей роли палача. Однако никто из его коллег, прочесывающих Гадес, не заметил ее. «Но дай только нам пару дней, — подумал он, — и мы снова отыщем темы, над которыми сможем посмеяться».

Как бы то ни было, он должен продолжать свою работу в попытке отделить спасенных военнопленных — пока что таковых обнаружилось двое, может быть, когда-нибудь они даже снова обретут человеческий облик — от коллекции законсервированных в банках более или менее функционирующих органов.

Когда перед ним поставили следующий контейнер, Эркюль пережил тяжелый момент, тяжелый даже для сегодняшнего дня, узнав в содержимом отчасти и собственную работу.