— А я, господа, считаю, что с горцами можно разговаривать только языком картечи, — горячо доказывал уже немолодому военному врачу юный корнет, — тут никакое Великое посольство не поможет. Эти разбойники привыкли веками грабить русских и тем жить.
— Жаль, что мы не пытаемся понять эти народы. К тому же не следует называть всех жителей Северного Кавказа разбойниками. Каждая новая экспедиция в горы приносит более вреда, нежели пользы, настраивая против России разрозненные пока племена. Но упаси господи, если они объединятся под властью какого-нибудь имама, узденя или князя. Вот тогда нам этот пожар придется тушить десятилетиями, если не веками…
Разделавшись с завтраком и не вмешиваясь в пустые рассуждения, Самоваров решил побродить по городу, чтобы составить о нем собственное мнение. Но занятие это после вчерашнего ливня оказалось непростым. Мощеных улиц не было вовсе, а тротуары представляли собой узкие деревянные настилы, отчего Иван Авдеевич чувствовал себя скорее неким эквилибристом, нежели пешеходом. Слава богу, спасали высокие кожаные калоши.
Ставрополь был центром всех гражданских и военных учреждений Северного Кавказа. По его улицам вереницей тянулись обозы, останавливались на ночлег бесконечные полки на марше и устало плелись, гремя кандалами, арестантские роты. Здесь размещались центральные склады, и сюда стекались на постой проходящие мимо части. Жизнь кипела днем и ночью, напоминая растревоженный муравейник или один большой военный лагерь, не имеющий ничего общего с представлениями о тихом провинциальном купеческом городе. Весь день раздавались отрывистые команды, слышалось бряцанье оружия, и голосистые ротные запевалы по-петушиному громко затягивали бравые строевые песни. Зато вечером наступал рай! В парке играл духовой оркестр, а по бульвару неспешной рекой текла праздно одетая толпа, отдававшая в сумерках разнообразием дамских нарядов и бликами золотых эполет. А в трактирах и харчевнях кого только не встретишь! Купцы, откупщики, подрядчики, мелкие агенты, авантюристы всех мастей и разного рода искатели приключений — все стремились поймать на этой российской окраине свою Птицу Счастья.
Сердце города — его крепость, имевшая некогда форму многоугольника, вытянутого с юго-запада на северо-восток, как фортификационное сооружение уже давно утратила былое значение. Высокие стены казарм с узкими бойницами частью разобрали, земляной вал срыли, а глубокий ров засыпали. От главного Черкасского въезда остались лишь каменные столбы с железными, будто клыки, крюками да торчащие из-под земли надолбы. Вторые ворота вели в раскинувшуюся к востоку станицу с пятью продольными улицами из похожих друг на друга саманных домов, крытых соломой. А на месте бывших третьих ворот стояли конюшня для подменных лошадей и Татарский питейный дом, где собирались приехавшие в Ставрополь ямщики, мелкие торговцы и отставные солдаты.
Недавно перестроенный дом командующего Кавказской линией обосновался совсем недалеко от крепости, на Генеральской улице, и представлял собой одноэтажное строение с красной черепичной крышей. В полосатых будках несли службу часовые.
Иван Авдеевич остановился перед высокими, обитыми железом въездными воротами.
Караульный солдат потребовал пропуск.
— Уж чего нет, того нет. Ты бы, братец, кого-нибудь из офицеров позвал, а?
Один из часовых исчез за калиткой и уже через минуту появился в сопровождении капитана.
— Надворный советник Самоваров, прибыл из Петербурга по неотложному делу. Имею надобность в аудиенции командующего.
Окинув с ног до головы простодушного на вид господина полунасмешливым взглядом, коим бравые щеголи-офицеры обычно одаривают растолстевших от спокойной жизни статских служащих, дежурный офицер впустил внутрь.
Двор штаба представлял собой прямоугольный плац, соседствующий с амбарами, каретным сараем, кухней, баней и прачечной. С южной стороны возвышался каменный забор в два с половиной аршина. Под тремя дубами-исполинами у небольшого загона стоял невысокий человек в генеральском мундире, но без головного убора. Отламывая от свежеиспеченного каравая куски еще теплого хлеба, он кормил с руки молодых кавказских оленей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Попросив Самоварова оставаться на месте, дежурный офицер доложил генералу о прибытии столичного гостя. Командующий линией тут же прервал любимое занятие и, застегивая расшитый золотыми позументами ворот, с едва заметным прихрамыванием направился к ожидающему его чиновнику.
— Вот уж никак не думал, что из самой столицы нас решили почтить вниманием. Ну-с давайте знакомиться — барон Эртель, Георгий Арсеньевич, — и запросто протянул руку, даже не одетую в перчатку.
— Позвольте отрекомендоваться, ваше превосходительство. Самоваров Иван Авдеевич, надворный советник. Имею неотложную надобность в сугубо личной аудиенции, — ответил на рукопожатие следователь.
— Так за чем дело стало? Как говорится, милости просим, — по-свойски пригласил боевой генерал.
Минуя длинную анфиладу комнат, Самоваров оказался в небольшом кабинете с двумя перпендикулярно расположенными столами и немецкими стульями для совещаний. В правом углу висела икона. По обеим сторонам от входной двустворчатой двери в потолок упирались два высоких узких шкафа с полками, уставленными книгами и серыми папками. Как и положено, над головой командующего возвышался лик государя, а всю боковую стену занимала подробная карта Российской империи.
Барон сел в кресло и жестом пригласил гостя расположиться напротив.
— Итак, господин надворный советник, я вас внимательно слушаю, — поймав взгляд Самоварова, негромко сказал генерал.
— Дело, кое привело меня в эти края, ваше превосходительство, имеет весьма секретный характер. Я имею честь служить следователем в Третьем отделении Канцелярии Его Величества. — Иван Авдеевич достал из потайного кармана сюртука сложенный втрое лист, развернул его и протянул барону.
Внимательно ознакомившись с документом, Эртель вернул бумагу, быстро исчезнувшую в недрах партикулярного платья чиновника.
— Значит, в Третье отделение и следователь с особыми полномочиями… А я-то думал, вот наконец прислали нам гражданского губернатора и мне больше не придется отвлекаться на городские дела. Почитай, уже четыре года прошло, как Ставрополь из уездного стал областным, а гражданского начальника до сих пор не сподобились назначить. Но, видно, и на этот раз я просчитался. Однако ежели столь серьезное ведомство заинтересовалось нашим захолустьем, то смею предположить о наличии весьма существенных резонов, — барон вопросительно посмотрел на чиновника.
— Вы правы, ваше превосходительство. Именно исключительные обстоятельства заставили меня безотлагательно прибыть в Ставрополь на курьерских. Я не буду долго занимать ваше время и потому изложу коротко суть проблемы. В обозе, перевозившем контрибуцию по мирному договору с Персией, обнаружена недостача — исчезли четыре тысячи пятьсот золотых монет, среди коих есть экземпляры, имеющие большую историческую ценность. Но золото не просто украли. Вместо него на дно сундука положили камни — простые куски известковой породы. Мы проанализировали случившееся и пришли к выводу, что воровство сотворилось в Ставрополе.
— Но позвольте, господин… извините…
— Самоваров…
— Да-да, господин Самоваров. А вы точно уверены, что лиходейство свершилось здесь? Я достаточно хорошо знаю своих офицеров. Многие из них совсем недавно принимали участие в Персидской кампании, вместе со мною дрались в Кабарде и только что вернулись из Карачая, одержав блистательную победу над Ислам-Крым-Шамхалом. И на днях по этому случаю в городе пройдут торжества: салютации, награждения, балы, в конце концов. Уж не ошиблись ли вы, господин надворный советник? — с заметным раздражением выговорил барон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Поверьте, ваше превосходительство, у меня для этого есть весьма убедительные основания.
— Какие именно? — не унимался Эртель.
— Ваше превосходительство, в тайну дознания я имею право посвящать только своего непосредственного начальника и государя императора. Я смел бы надеяться, что те особые полномочия, коими я наделен высочайшим соизволением…