— Лег-со! Был день, ясный, светлый. А стреляли они метко. Профессионально метко.
Вдруг Молиар повернулся всем туловищем к Пир Карам-шаху, осклабился и, заглядывая в глаза, заговорил:
— Ваше высокопревосходительство, прикажите пересчитать своих верных гурков. Конечно, буддийская вера не позволяет доктору Бадме убивать живые существа, но его карабин не буддист, и кое-кому из тех, кто стрелял в нас, не поздоровилось.
— Болтовня!
Пир Карам-шах вскочил и, сделав знак начальнику охраны идти за ним, быстро вышел.
Вдогонку Молиар выкрикнул:
— Недаром, когда мы проезжали Хунзу, в старой башне плакали и горевали духи гор.
ЧЕЛОВЕК-ПЕНЬ
Есть три вида людей: люди, подобные пище,
без которой не обойдешься, люди, подобные
лекарству, в которых нуждаются лишь
иногда, люди, подобные болезни,
которые никогда не нужны.
Лукмон Хаким
Воробей и до ста лет не перестает прыгать.
Узбекская пословица
— Ишикоч!
— Уши мои открыты! — отозвался Молиар. Он услышал жесткие нотки в голосе Сахиба Джеляла, и сразу облик полного самомнения купца второй гильдии слинял с него, и он стал скромным Ишикочем, привратником курганчи, что на ургутской дороге близ Самарканда.
— Слушаю с трепетом! — Но убедившись, что поблизости никого нет, счел нужным добавить: — Боже правый, к чему столь важный тон?
— Вы рассказали ему про Белую Змею. Не могу понять вас. У нас под ногами горящие угли. Каждое слово ждут и разжевывают. Из вашей глупой сказки он узнал про Монику.
Лицо Молиара изменилось. Он задергал плечом и отвел лицо В сторону.
— Царь-козел боится Моники, потому что она от Ага Хана. Но Ага Хан далеко, а Пир Карам-шах рядом.
У Молиара щеки колыхались студнем.
— Боже правый, — бормотал он, — новая беда на голову девочки.
— Какая беда? — спросил Сахиб Джелял. Что-то в тоне Молиара ему показалось странным.
— Боже правый, поверьте, я не знал, что Белая Змея — наша девочка. Это ужасно.
— И что же? О какой беде вы говорите?
— Я не знал про Монику. Мне сказала старая ведьма Бош-хатын, что Моника приедет в Мастудж, но я не знал, что Моника уже здесь, что она та самая Белая Змея.
— В чем дело? Что понадобилось Бош-хатын от Моники?
— А вот что.— Молиар порылся в бельбаге и извлек пакетик.
— Что это такое?
— «Дору». Проклятая баба дала мне и...
Он рассказал, зачем Бош-хатын послала его в Мастудж.
Все время, пока он рассказывал, Сахиб Джелял сидел молча. На лице его, по обыкновению, ничего не отразилось. Брезгливо, Кончиками пальцев, он взял пакетик и спросил:
— Ну хорошо. А зачем вы таскаете при себе смерть? А если бы вы ошиблись и случайно развернули бумажку? Даже запах такого «дору» смертелен.
Тогда Молиар показал кивком головы через открытую дверь на двор. Там на колоде — коновязи — со скучающим видом сидел весь в лохмотьях и космах Человек-пень.
— И вы хотели?
Снова подергал плечами маленький привратник.
— Молиар — я. Хитрец и склочник. Молиар — я. Коварный и пронырливый, слабый, старый, больной. Но я, Молиар, за Монику вот этими руками удушу и Бош-хатын и эмира. Моника!
— И все-таки вы, Молиар, таскаете при себе отраву!
— Я не мог иначе. Если я раньше времени пристукну этого черта, Бош-хатын поймет все. И вместо меня подошлёт еще кого-нибудь, кого мы не знаем. Я ждал приезда Моники, чтобы её предостеречь. Оказывается, она здесь, и она — Белая Змея.
Несколько мгновений Сахиб Джелял разглядывал издали Человека-пня и наконец позвал его в комнату.
— Подойди ближе! Ты исмаилит?
— Ой, откуда вы знаете? — испугался Человек-пень.— Простите. Каюсь. Простите. Не говорите ничего его превосходительству Алимхану. Меня прогонят из Кала-и-Фатту. Ой! У меня жена, дети.
— У тебя на физиономии написано, кто ты. А сейчас седлай свою лошадь. Поедешь в Кала-и-Фатту с письмом.
— Ой, не надо! Не пишите госпоже Бош-хатын, что я... Умоляю! Пожалейте.
Не обращая внимания на вопли Человека-пня, Сахиб Джелял написал:
«Высокочтимая госпожа, салам! Великие мира сего завоевывают добрую славу не коварством и отравой, а смирением и делами великодушия».
Он приложил небольшую личную печатку к письму и сказал «пню»:
— Ты едешь сейчас! Поедешь не останавливаясь, кроме как для того, чтобы накормить коня. Ступай.
— Ой, гнев госпожи!.. Умоляю!
— Живой Бог взирает на тебя. Страшен зрак Живого Бога. А госпожа Бош-хатын... я про тебя ничего не написал. Убирайся!
Заурчав от радости; Человек-пень ползком подобрался к Сахибу Джелялу, поцеловал полу халата, выскочил из комнаты и побежал в конюшню.
— Будет нём. Не надо язык отрезать,— усмехнулся Сахиб Джелял.
— И откуда вы узнали, что Человек-пень поклоняется Живому Богу? — удивился Молиар.
— Глаза у вас, Ишикоч, хитрющей совы, а ничего не видят. Я всё приглядывался к нему. Ни одной молитвы мусульманской он не прочитал с тех пор, как приехал сюда, ни одного намаза не исполнил. А теперь нам надо увидеть Монику.
Что ж, Молиару оставалось поблагодарить Сахиба Джеляла за то, что он избавил его от назойливого стража. Сделав это со всей восточной вежливостью и отвесив десятки нижайших поклонов, Молиар поспешил на гору Рыба к Белой Змее.
ЦАРЬ
И князю надлежит приспосабливаться к
судьбе, если он хочет радоваться и смеяться.
Рабгузи
Свидетель истины и мерзкий интриган,
сочетание пороков придворной жизни с