ускорит процесс Вашей адаптации.
Данный документ – не мистификация.
Плавящая чума действительно имела место, и ее последствия были намного хуже, чем Вы способны вообразить. К тому времени, когда появились признаки эпидемии, в человеческом организме содержались триллионы крошечных механизмов. Эти нерассуждающие, безропотные, абсолютно послушные слуги обеспечивали нашу жизнь, обслуживали тело и разум, и мы едва замечали их существование. Они неустанно сновали по кровеносной системе. Они безостановочно трудились в клетках. Они скапливались в мозгу, позволяя подключаться к демархистской сети и почти мгновенно получать необходимую информацию. Мы двигались в виртуальной среде, сотканной посредством прямого воздействия на сенсорные механизмы мозга. Мы сканировали сознание каждого индивида и поместили снимок в молниеносно мыслящий суперкомпьютер. Мы ковали и ваяли материю в планетарном масштабе, мы писали симфонию космоса и заставляли его плясать под эту музыку. Но только сочленителям на самом деле удалось приблизиться на шаг к божественному…
Хотя некоторые считали, что мы недалеко отстаем от них.
На орбитах машины создали для нас города-государства из камня и льда, а затем оживили инертную материю в пределах собственных биомов. Этими городами управляли мыслящие механизмы, они гнали рой из десяти тысяч обителей Блистающего Пояса по орбите вокруг Йеллоустона. Роботы сотворили Город Бездны, придав его бесформенной архитектуре волшебную, фантасмагорическую красоту.
Все ушло.
Это было хуже, чем Вы думаете. Если бы чума уничтожила лишь наши механизмы, вместе с ними погибли бы миллионы людей. Однако такая катастрофа была бы обратимой, мы смогли бы оправиться и вернуть потерянное. Но эпидемия вышла за рамки заурядного разрушения и вторглась в сферу, максимально приближенную к искусству, пусть и к искусству уникально извращенного, садистского характера. Она побудила наши механизмы к неконтролируемой эволюции – не контролируемой нами эволюции, к поиску новых диковинных симбиозов. Наши здания вдруг превратились в чудовищ из готических кошмаров, и мы угодили в западню, не успев предотвратить эти смертоносные метаморфозы. Машины в наших клетках, в крови, в мозгу уже разрывали оковы, переступали через запретную грань, разрушали живую материю. Мы превратились во влажно блестящие личинки, в невероятный сплав плоти и механики. Когда мы хоронили мертвых, их тела продолжали расти, расползаться, сливаясь с городской архитектурой.
То было ужасное время.
И оно не закончилось до сих пор.
Но все же чума повела себя как вполне разумное существо. Паразит был достаточно аккуратен, чтобы не уничтожить население, игравшее для него роль хозяина-носителя. Погибли десятки миллионов людей – но десятки миллионов достигли убежищ, спрятались в герметически запечатанных анклавах в самом Городе или на орбите. Их механизмы получили срочные приказы на самоуничтожение и превратились в пыль, которая вымылась из организма без всякого вреда для человека. Хирурги поспешно извлекали имплантаты из черепов, прежде чем проявлялись начальные признаки поражения.
Многие граждане, чересчур привязанные к своим механизмам, не решились отказаться от них. Одни выбрали анабиоз, погребение в общинных криогенных склепах, другие покинули систему. Тем временем еще десятки миллионов бежали в Город Бездны с орбиты, спасаясь от хаоса, воцарившегося в Блистающем Поясе. Среди них были богатейшие люди системы, но они остались ни с чем, как любые беженцы, которых знает история. Вряд ли их утешило то, что они обнаружили в Городе Бездны…
Выдержка из ознакомительного документа для иммигрантов, доступная без ограничений в околопланетном пространстве Йеллоустона, 2517 год
Глава первая
К мосту мы с Дитерлингом подъехали уже в сумерках.
– Тебе следует кое-что знать о Васкесе Красная Рука, – сказал Дитерлинг. – Никогда не называй его так в глаза.
– Почему?
– Потому что он взбесится.
– А разве это проблема? – Я резко затормозил, поставил нашу тачку в ряд разномастных машин, выстроившихся вдоль одной стороны улицы, затем опустил стабилизаторы; из перегретой турбины пахло, как из горячего ружейного ствола. – Когда это нас беспокоили чувства низших организмов?
– Но сейчас немного осторожности не помешает. Васкес, конечно, не самая яркая звезда на криминальном небосводе, но у него есть приятели и некоторая склонность к садистским экспериментам. Так что будь хорошим мальчиком и веди себя примерно.
– Ладно, постараюсь.
– И заодно постарайся не оставлять слишком много крови на полу. Договорились?
Мы вылезли из кабины и вытянули шеи, разглядывая мост. Я не видел его до сего дня – это было мое первое появление в Демилитаризованной зоне, не считая Нуэва-Вальпараисо, – и мост казался абсурдно большим, хотя мы находились в пятнадцати-двадцати километрах от города. Суон, раздутый, красный, с раскаленной точкой почти посередке, опускался за горизонт, но света пока хватало, чтобы различить дорожное полотно моста и крошечные бусины опускающихся и возносящихся в космос лифтов. Я уже забеспокоился, не опоздали ли мы и не сел ли Рейвич в одну из этих капсул, но Васкес заверил нас, что тип, за которым мы охотимся, по-прежнему обретается в городе: расплетает финансовую паутину, опутавшую всю Окраину Неба, и переводит свои средства на долгосрочные счета.
Дитерлинг обошел нашу машину – одноколесная, с расположенными внахлест броневыми сегментами, она походила на свернувшегося в защитной позе броненосца – и открыл крошечный багажник:
– Черт! Едва не забыл наши плащи, братишка.
– А я-то надеялся…
Он бросил мне плащ:
– Надевай, и хватит ныть.
Я накинул плащ поверх нескольких комплектов одежды, которые успел на себя напялить, и одернул его. Полы скользили по грязным дождевым лужицам, но это вполне отвечало нравам аристократов – попробуй наступи! Дитерлинг надел свой плащ и потыкал пальцем в рельефные опции на манжете. Каждый портновский изыск вызывал у него гримасу отвращения.
– Нет. Нет… нет. Боже мой, нет. Опять нет. И это не пойдет.
Я вытянул руку и нажал большим пальцем одну из «клавиш»:
– Вот. Будешь выглядеть сногсшибательно. А теперь заткнись и дай мне пистолет.
Я уже выбрал для своего плаща жемчужный цвет в надежде на то, что он послужит для пистолета малоконтрастным фоном. Дитерлинг извлек миниатюрное оружие из кармана пиджака и подал мне – как будто пачку сигарет протягивал.
Пистолетик был полупрозрачным, под его гладкими люситовыми плоскостями просматривался лабиринт из крошечных деталей.
Снабженный заводным механизмом,